Дон Фернандо колебался. Было ясно, что необычайным своим предложением дон Руфино преследовал какую-то цель, но в чем она заключалась, этого маркиз не мог разгадать. Любовь сенатора к его дочери не могла сама по себе вызвать прилив такой щедрости. За этой услужливостью таилась ловушка. Но какая? Дон Руфино не спускал глаз с маркиза, стараясь проник– нуть в его тайные мысли. — Не решаетесь? — начал снова сенатор. — Напрасно! Давайте раскроем наши карты. Вы не рассчитываете на поступление доходов раньше, чем через восемь-девять месяцев? И опасаетесь, что до этого срока не будете в силах возвратить мне такую крупную сумму? Отлично! — продолжал дон Руфино, доставая из бумажника векселя и выкладывая их на стол. — Получайте ваши пятьдесят тысяч пиастров и подпишите мне вексель на сто двадцать пять тысяч пиастров сроком на один год. Как видите, я не очень стесняю вас во времени! И, боже мой, допустим даже — хотя это маловероятно, — что к этому сроку вы не будете располагать необходимой наличностью! Ничего страшного! Мы перепишем ваш вексель, только и всего! Не такой уж я жестокий заимодавец! Ну так как же, по рукам? Или прикажете взять обратно мои векселя? Известно, какой неодолимой притягательной силой обладают деньги, каково бы ни было их происхождение, в глазах предпринимателя, особенно предпринимателя, ограниченного в своих средствах. Дон Фернандо знал, что, несмотря на все свои труды, невзирая на сделанные уже крупные капиталовложения, он неудержимо скользит в бездну разорения. Спасти его могло одно только время. А дон Руфино, каковы бы ни были его тайные побуждения, предоставлял ему не только время, но и крайне необходимые деньги, которые маркиз нигде не мог раздобыть. Дальнейшее колебание было бы безумием. Де Тобар де Могюер взял векселя дона Руфино в обмен на свой вексель. — Вот и делу конец! — сказал дон Руфино, тщательно складывая и пряча в свой бумажник вексель должника. — Уф!.. В жизни не видал такого чудака. Дорогой мой сеньор, вас труднее заставить принять деньги, чем иного — уплатить их. — Я положительно не знаю, как отблагодарить вас, дон Руфино… Теперь уж я могу вам признаться: эти деньги пришлись мне как нельзя более кстати. — Деньги всегда кстати! — смеялся сенатор. — Прекратим, однако, разговор о них. Если есть у вас надежный человек, пошлите его в Эрмосильо получить по векселям. И как можно скорей: деньги слишком дороги нынче, чтобы позволить им залеживаться. — Сегодня же я отправлю дона Хосе Паредеса в город. — Отлично! А теперь и у меня к вам просьба. — Просьба? Ко мне? Так говорите же скорей! Мне не терпится доказать вам свою признательность. — Дело в том, что, покончив с вопросом о вашем долге, я лишился формального предлога оставаться дольше в асиенде. — Какое это имеет значение? — Немаловажное, ибо мне хотелось бы провести в вашем приятном обществе еще несколько дней. — Вы шутите, дон Руфино! Ваше пребывание в асиенде — высокая честь для нас. Чем дольше будете вы гостить у нас, тем больше радости доставите нам. О каких там нескольких днях вы говорите! Оставайтесь сколько вам вздумается! — Вот и хорошо! Только этого я и добивался. А теперь позвольте мне удалиться: не буду больше мешать вашим занятиям. В одиннадцать часов, лишь только управитель вернулся с полей, маркиз послал за ним. — Есть у нас надежный конь? — спросил дон Фернандо поспешившего явиться управителя. — Я подразумеваю, — продолжал маркиз, заметив, как усмехнулся дон Хосе, — выносливого коня, способного совершить путешествие в Эрмосильо. — Конечно, ваша светлость. У нас есть мустанг, который может на полном скаку пройти расстояние до Эрмосильо и обратно, передохнув лишь в часы стоянки в городе. Когда прикажете выехать? — Чем скорее, тем лучше; как только отдохнете. — Отдохнуть от чего, ми амо?[37] — Разве вы мало наездились сегодня в поле? — Это никогда не утомляет меня, ваша светлость! — весело сказал дон Хосе. — На коне я отдыхаю. За полчаса я, пожалуй, успею заарканить и оседлать моего мустанга и смогу отправиться в дорогу, если только вашей светлости не угодно будет отложить мое путешествие. — Но ведь приближается час сиесты и невыносимого полуденного зноя. — Вам хорошо известно, ваша светлость, что мы, полуиндейцы, — дети огня. Солнце ласкает, но не обжигает нас. — У вас всегда готов ответ на все. Благодарю вас, дон Хосе. Вы знаете, как глубоко я ценю и уважаю вас, и поймете, почему я выбрал именно вас для одного важного поручения. — Можете быть уверены, ваша светлость, что оно будет исполнено. — Отлично! Итак, вам придется без промедления отправиться в Эрмосильо, где вы получите по этим векселям пятьдесят тысяч пиастров в английском банке «Вильсон и сын». — «Пятьдесят тысяч пиастров»! — изумился дон Хосе. — Вас это удивляет, не правда ли, мой друг? Вы в курсе моих дел и потому, вероятно, спрашиваете себя, откуда мог я раздобыть такую уйму денег? — Я ни о чем себя не спрашиваю, ваша светлость. Вы приказываете — я исполняю. Все остальное меня не касается. — Этими деньгами меня ссудил один друг, щедрость которого, как видите, воистину не знает пределов. — Дай бог, чтобы вы не ошиблись, ваша светлость. — Что хотите вы сказать, дон Хосе? На что намекаете? — Я ни на что не намекаю, ми амо. Мне только кажется, что по нынешним временам чрезвычайно трудно встретить друзей, которые из одного лишь желания помочь ссужали бы пятьюдесятью тысячами пиастров человека, — простите за откровенность, ваша светлость, — дела которого находятся в таком положении, как ваши. Я думаю, что не мешало бы разобраться в мотивах столь необычайной щедрости. Дон Фернандо вздохнул. В глубине души он сам разделял опасения дона Хосе. Но, следуя тактике людей, не желающих сознаться в своей ошибке и не знающих, как оправдать ее, маркиз круто перевел разговор на другую тему: — Возьмите с собой трех… пожалуй, даже четырех пеонов. — К чему, ваша светлость? — Они будут охранять вас на обратном пути. — Полноте, ваша светлость! — рассмеялся дон Хосе. — Охрана мне ни к чему. Здесь вам эти пеоны будут полезнее, чем мне. В Эрмосильо я куплю для перевозки золота вьючного мула… И хотел бы я увидеть того ловкача, который сумел бы отбить его у меня! — Я все же полагаю, что вам не мешает захватить с собой конвой. — Позвольте вам заметить, ваша светлость, что тогда уж на меня наверное нападут разбойники. — Что хотите вы сказать? Любопытно! — Очень просто, ми амо: одинокому путнику легче проскочить незамеченным по нашим дорогам, которые нынче кишат разбойниками всех видов и мастей. Дон Фернандо невольно улыбнулся — до того забавным показалось ему рассуждение управителя. — Ну, знаете, дон Хосе, в том, что вы сказали, мало убедительного. — Напротив, — возразил дон Хосе. — Видите ли, ваша светлость, эти разбойники прерий — хитроумный народ, даже слишком хитроумный, что весьма часто и губит их. Им никогда и на ум не придет, что какой-то несчастный метис, с жалким мулом в поводу, везет с собой пятьдесят тысяч пиастров. Но конвой из вооруженных пеонов обязательно вызовет их подозрения, они захотят проверить, по какому случаю снаряжена такая пышная свита, и я буду ограблен. — Возможно, вы правы, дон Хосе. — Я безусловно прав. — Ладно, не буду больше настаивать, дон Хосе; поступайте как знаете. — Будьте спокойны, ваша светлость, я вручу вам все ваши деньги, до последнего пиастра. Ручаюсь вам! — Дай бог! Вот вам векселя. Поедете, когда сочтете нужным. Счастливого пути! — Через час я буду уже в дороге, ваша светлость. Дон Хосе аккуратно сложил векселя, засунул их за пазуху и, поклонившись маркизу, вышел. Он направился прямо в кораль, где в несколько минут заарканил мустанга с тонкими ногами, небольшой головой и пылающим взором и, тщательно почистив, оседлал его. Затем дон Хосе проверил свое оружие, пополнил запасы пороха и пуль в своей альфорхе и, уложив туда же дорожную провизию, вскочил в седло. Но прежде чем покинуть асиенду, он подъехал к одному из строений, стоявшему немного поодаль от главных зданий, и, остановив здесь коня, осторожно стукнул два раза в окно. Из отворившегося окна выглянула голова дона Руиса. — О, да это дон Паредес! — воскликнул он. — На плантацию? Подождите меня, поедем вместе. — Не беспокойтесь, ниньо. На плантацию еще рано. Я собрался в дальнюю дорогу. — Уезжаете? — Да, всего на несколько дней, по поручению его светлости. — А по какому делу и куда? — Маркиз сам расскажет вам обо всем, ниньо. — Ладно. Но разве одно только желание проститься со мной заставило вас постучаться в мое окно? — Нет, конечно. Я намеревался дать вам один совет, прежде чем покинуть асиенду. — Совет? — Да, и весьма серьезный. В мое отсутствие, ниньо, следите внимательно за вашим гостем. — За сенатором? — Да, за доном Руфино Контрерас. — А в чем дело? — Следите за ним, ниньо, не упускайте его из виду. Вот и все. До свиданья, ниньо! И, явно не желая отвечать на дальнейшие вопросы молодого человека, дон Хосе дал шпоры коню и галопом поскакал из ворот асиенды.