Мало кто из нас прознал, что Дик Лунный Свет зарубил своего собственного отца. Но я слышал, как Безумный Медведь разговаривал с ним после его возвращения из того похода. Я никому не открыл этого, потому что у каждого есть своя жизнь, в которую посторонним нельзя заглядывать. Да, это очень плохое дело – убить своего предка. Но кто мог знать? Мы все отправлялись на войну, готовые пролить кровь, свою и чужую. И никому из нас не ведомо, какие испытания заготовил нам Великий Дух. Я помню, как юноша покинул деревню на следующий день, и никто не догадывался, куда он направился. Безумный Медведь поехал с ним. Позже я узнал от них, что они устроили небольшой помост на дереве и сложили на него всё, что смогли отыскать. Волки успели сильно погрызть трупы тех Васичей. Безумный Медведь сказал, что видел там очень много следов. Он настоял на том, чтобы Лунный Свет прошёл возле места боя Обряд Очищения. Я думаю, он беспокоился, что дух Ичи-Мавани станет мстить нашему племени. Но я не знаю наверняка. Безумный Медведь был шаманом, который легко общался с тенями из мира призраков. Никто из наших знахарей и колдунов не был столь умел и опытен в этом деле. Поэтому я не могу говорить за него. Раньше он много молчал, потому что о тайнах не полагается говорить. Но теперь мы все стары, и нас очень мало осталось из тех, кто помнит далёкие времена, поэтому мы рассказываем всё, что знаем и помним. Безумный Медведь говорил, что Великая Тайна карает того, кто отступает от линии, обозначившей правильный путь для каждого из нас. Он предупреждал, что Лунный Свет сильно виновен перед всеми нами, так как не захотел посвятить себя строгой жизни святого человека. Молодой человек выступил против воли Великого Духа, и расплатиться за этот выбор ему предстояло не только своей жизнью, но и чужой. Так говорил Безумный Медведь. Я помню, как в его глазах навернулись слёзы, когда он сказал это. Он чувствовал великую боль из-за чужих страданий, но ничего не мог поделать. Первым ощутимым ударом для этого храброго Лунного Света было убийство Ичи-Мавани, потому что тяжесть умерщвления сородича невозможно искупить ничем. Лунный Свет это знал. Он понимал, что последуют другие страшные события, за которые он будет себя бесконечно винить. В конце Месяца Опадающих Листьев мы свернули палатки и отправились к месту зимовки на Ручье Жёлтого Целебного Корня. Но разведчики сообщили нам, что там они заметили отряд Длинных Ножей. Мы не знали, что это были за солдаты, но решили не встречаться с ними, потому что никто не был уверен, что они не проведали об убийстве тех Васичей в Чёрных Холмах. Мы не чувствовали за собой никакой вины, потому что Бледнолицые прокрались на землю, которую мы считали священной. Они должны были заплатить жизнью. Но Длинные Ножи стремились наказать нас за каждого убитого белого. Поэтому мы двинулись дальше по Дымной Реке и добрались до того места, где в неё вливается Ручей Чёрной Трубки. Там мы хотели присоединиться к лагерю Большого Копья. Но по дороге к Ручью Чёрной Трубки случилась беда. Мы ехали длинной вереницей. Некоторые сильно вырвались вперёд, кое-кто отстал, как это часто случается. Среди последних была Священная Песня с ребёнком. Одна из жердей её волокуш застряла между камней и сломалась. Две женщины направились к роще, чтобы срубить подходящее деревце, а муж Священной Песни остался возле неё, оглядывая окрестности. В то время его называли Слепым Глазом из-за смешного случая на бизоньей охоте, но я всегда любил его прежнее имя – Много-Следов-На-Тропе. Все признавали его лучшим следопытом и охотником в нашем роду. Я помню, как из лощины выкатил фургон с Бледнолицыми. Все наши, кто был поблизости, насторожились и стали звать удалившихся женщин обратно, но белые люди ничего не делали. Мы решили, что они сами испугались нас. Однако мы ошиблись. Я услышал выстрелы и увидел, как возле повозки появились облачки дыма. Воздух был морозным и чистым, и выстрелы прозвучали, будто кто-то звонко хлопнул в ладоши. Тогда наши люди забеспокоились всерьёз. Мы не знали, сколько человек притаилось в фургоне, и решили уехать. Но две женщины, ушедшие к роще, не успели вернуться, их нужно было подобрать. И пришлось бы бросить вещи Священной Песни, потому что волокуши были не пригодны для дальнейшего движения. Пока мы возились с лошадьми, одна из женщин споткнулась. Через мгновение я услышал, как вскрикнула Священная Песня и схватилась за грудь. Заметив, что в неё попала пуля, Слепой Глаз повернулся к фургону и пустил коня на белых людей. Он подскакал совсем близко к ним и упал на землю. Несколько фигурок выпрыгнули из повозки и опустились на колени, стреляя в нас. Тут примчалось десять наших воинов, и я присоединился к ним. Мы убили всех, кто был в фургоне и возле него. Один белый человек притворился мёртвым, стараясь обмануть нас, но мы всех избили топорами, и этот сильно кричал, когда я ударил его в плечо, чтобы отрубить ему руку и повесить её над входом в типи. Слепой Глаз лежал без дыхания, когда мы к нему приблизились. Пуля насквозь пробила ему горло, и две другие попали в грудь. Ещё двое наших оказались ранены, но не сильно. Священная Песня скончалась в пути. Мы довезли её до стоянки уже окоченевшей. Её малыш упал в ручей, когда её руки ослабли, и сильно промёрз в ледяной воде, пока мы дрались. Мы не сумели выходить ребёнка. Это было большое горе для Безумного Медведя и Шагающей Лисицы. Они всю зиму ходили к могиле дочери и подолгу сидели под настилом, разговаривая с её духом. Внучку (старшую дочь Священной Песни) они забрали в свою палатку. Девочке исполнилось той зимой пять лет, её звали Уачанга-Уин, то есть Сладкая Трава. Лунный Свет не находил себе места. Он изрезал ножом себе руки и грудь и обрезал косы на голове. Для мужчины это очень необычно, потому что у нас принято, чтобы только женщины истязали себя в знак скорби. Воины обычно покрывают лицо золой и погружаются в глубокое молчание. Лунный Свет раздал всё своё имущество, оставил себе лишь оружие, двух боевых лошадей и бизонью шкуру, чтобы прикрывать тело. Многие в стойбище слышали его голос, когда он садился на коня, выезжал в горы и выл там по-волчьи. Весной он несколько раз возглавлял отряды и отправлялся за скальпами белых людей. Он казался мне таким же неистовым, как и Безумный Медведь в дни своей юности. Он был отважен, и люди уважали его. Так начались наши беспрестанные столкновения с Васичами. Две зимы спустя мы увидели много солдат. Мы никогда прежде не думали, что столько солдат сразу могло появиться в нашей стране. Они шли с трёх сторон большими колоннами [42]. С ними ехали Волки. Это нас не удивило, потому что мы всегда знали, что Волки пошли бы на всё, чтобы досадить нам. К тому времени они уже не были способны воевать против нас своими силами, поэтому присоединились к Длинным Ножам и служили им, как псы. Они даже носили синюю одежду солдат. Лакоты долго уходили от солдат, не вступая в бой. Но сразиться всё же пришлось, и битвы получились жаркими. С тех пор война не покидала нашу землю до тех пор, пока последний из наших боевых вождей не сложил оружия. После того мы лишились всего, что имели. МАТО УИТКО его собственные слова Среди наших молодых вождей в те годы стал подниматься необыкновенный человек по имени Ташунке Уитко, то есть Неистовая Лошадь. Во время той войны мне довелось встретиться с ним лишь однажды, так как военные группы постоянно находились за пределами стойбищ и воинам было не до разговоров. Но после того как солдаты покинули наши земли, я близко познакомился с ним. Ташунке [43] Уитко был не просто вожаком тех, кто жаждал военных побед. Он был настоящий Вичаша-Вакан, посвящённый в тайны мироздания, обладавший даром видеть будущее. Я был рад ему, как никому другому, потому что сразу определил в нём человека великой силы. Он не был высок и отличался этим от большинства наших людей, ведь Лакоты почти все очень рослые. И ещё он сильно выделялся среди других цветом волос. Они были не чёрные с синим отливом, как у всех, а почти коричневые. Это казалось странным, потому что он был чистокровный индеец. Его отец принадлежал к Оглалам, а мать была из Сичангов. Он признался мне, что в детстве, когда палатки его общины стояли неподалёку от Лошадиного Ручья, проезжавшие мимо Васичи в фургонах часто звали его с собой, полагая, что он был белым мальчиком, попавшим в плен к Лакотам. Все предки по линии его отца были знахарями и шаманами, но ни один не обладал такими способностями, как он. Никто из них никогда, как он рассказывал, не становился военным вождём. Он первым в роду сделался Носителем Рубахи и стал поднимать отряды в военные походы. Что же касалось Бледнолицых, то он думал, что с ними не нужно сражаться. Но раз уж этого жаждали Лакоты, он считал себя обязанным помочь им и для этого обращался в мир теней за советом. Он не верил, что мы одержим верх, но не опустил рук и не сложил оружия. Через два года после большого похода Длинных Ножей в нашу страну Красное Облако одержал решительную победу возле горы Палаточный След в бою, который мы назвали Сто Убитых [44]. Ташунке Уитко был одним из тех, кто заманивал солдат в западню. Я знал, что таких побед Лакотам достанется мало, но всё же был горд за мой народ. Среди нас были смелые и сильные воины, и мне было жаль, что сам я не принял участия в том сражении. Я смотрел с некоторой завистью на юношей, чьи глаза пылали азартом, и вспоминал, как сам возвращался с военной тропы. Я видел, каким счастливым вернулся Лунный Свет, демонстративно не перевязывая простреленные руки и ноги, и вызывающе посмотрел на меня. – Разве мы не разбили Васичей? Разве не одолели их? Где же их хвалёная сила, отец? – Это победа над отрядом, сын, но не над народом, – пытался объяснить я, но Лунный Свет не желал мыслить здраво. Он был похож на большинство наших юношей, которые довольствовались разовым успехом, не заботясь о последствиях и не воспринимая мир как огромное целое, где всё тесно увязано между собой. Ташунке Уитко – Неистовая Лошадь – возвратился без единой царапины. Я не помню, чтобы его хоть раз задела стрела, пуля или нож, когда он отправлялся воевать. По крайней мере, так рассказывали его друзья. В том бою он заманивал солдат в ловушку, постоянно слезая с коня, чтобы послужить привлекательной мишенью для солдатских ружей. В него стреляли беспрестанно, но пули не касались молодого вождя. Несколько раз возле него разрывались снаряды, выпущенные из пушки с крепостной стены, и всё же он остался невредим. – Я никогда не боялся их огня, – сказал он мне однажды. – Я всегда делал то, что должен был делать. Вакан-Танка охраняет меня, покуда я не преступаю дозволенного. Я стараюсь быть внимательным. Он никогда не стремился возвыситься среди соплеменников, не выпячивал себя. Он не участвовал в торжественных плясках, возвращаясь из военных походов, и не привозил с собой вражеских скальпов. Я не видел перед входом в его палатку боевых трофеев. Он никогда не старался для себя. Он даже не воровал лошадей у Псалоков, потому что не нуждался в богатстве. Он никогда не забывал, что в каждом его поступке присутствовала Священная Сила, поэтому всё, что он делал, совершал не он, а Великий Дух. Ташунке был уверен, что будет наказан в тот момент, как только протянет руку, чтобы взять что-то для себя лично. Так и случилось однажды. С юных лет он любил девушку, которую отец отдал другому. И вот как-то раз Ташунке Уитко решил увезти её. Он поступил так же, как я с Шагающей Лисицей в дни моей молодости. Молодой Волк прискакал забрать Шагающую Лисицу обратно, но я убил его. С Ташунке Уитко случилось иначе. Оскорблённый муж вошёл в его типи и выстрелил из револьвера. Пуля попала в голову Ташунке и раздробила скулу. Никто другой не выжил бы после этого, но помощники из невидимого мира помогли ему подняться и выздороветь очень быстро. На его лице остался крупный шрам. Этот случай окончательно утвердил Неистовую Лошадь в мысли, что ему не позволялось того, что могли другие. Он был инструментом в руках Великого Духа. Он исполнял лишь волю Небесного Отца, не имея права на личные желания. Шаманы постоянно напоминают людям, что они занимают место не важнее самого мелкого муравья. Но мало кто умеет сохранить в себе такое понимание. Когда меня изгнали из Общества Лисицы, я почувствовал себя смертельно оскорблённым. Я не понимал, что я, привыкший слышать похвальные речи и пользоваться всяческими знаками внимания, слишком высоко поставил себя в собственных глазах. Я должен был пройти через унижение, чтобы вспомнить о моём истинном месте в жизни и закалить мой дух. Неистовую Лошадь лишили почётного звания Носителя Рубашки за то, что он увёз чужую жену. Этим ему отказывали в праве водить военные отряды. Не столь велика была провинность, и другому человеку не сказали бы ни слова, раз женщина решила оставить мужа. Но Неистовая Лошадь не принадлежал к числу обыкновенных людей. Сделавшись однажды Носителем Рубахи, он обязался быть примером во всём. И забывать об этом ему не полагалось. Он обратился к Духам. Он молился в одиночестве, уходя на много дней в Чёрные Холмы. И молодые воины вновь собрались вокруг него, несмотря на неудовольствие старейшин. Неистовая Лошадь ушёл на север, где соединился с племенем Сидящего Быка, и несколько лет старался держаться в стороне от белых людей. Но вскоре Синие Мундиры наводнили Чёрные Холмы, и вспыхнула новая война. Многие Лакоты покинули резервации и пришли в стойбище Ташунке Уитко, чтобы схватиться с Длинными Ножами. Тогда и произошла битва, которую наш народ называет самой крупной победой над Бледнолицыми. В долине реки под названием Сочная Трава собрались тысячи Лакотов. Табуны были столь огромны, что их пришлось пасти на большом расстоянии от огромного стойбища, дабы люди не задохнулись от поднятой лошадьми пыли. Когда появились солдаты, наши люди не были готовы к бою, так как мы не верили, что Длинные Ножи осмелятся напасть на такое скопление индейцев. Но солдаты повели себя беспечно. Они надеялись на лёгкую победу. Их возглавлял человек, которого мы называли Длинные Жёлтые Волосы. В том яростном бою погиб Дик Лунный Свет. Пуля ударила его точно в сердце. Друзья оставили его тело лежать в одной из погребальных палаток. Кто-то подарил ему на прощанье расшитую рубашку. Своей одежды у него не было со дня смерти Священной Песни и её мужа. Он отправлялся в бой совсем голым, даже без набедренной повязки, полностью покрывая тело краской. Остальное время он кутался в единственную свою бизонью накидку. Его оставили лежать красивым, в богато расшитой рубахе из мягкой оленьей кожи, но через несколько дней пришли новые солдаты и с ними прискакали Псалоки, которые разграбили погребения и изуродовали мертвецов. Я хотел провести обряд удержания его души, чтобы очистить её. Лунный Свет сильно провинился перед нашим народом, так как упорно отказывался от пути, который был ему предназначен свыше. Он убивал тех, кого считал своими недругами, и водил за собой других. Многие погибли из-за этой слепой страсти к войне. Он навредил не только себе, поэтому его душе предстояло скитаться между Небом и Землёй. У Лакотов есть церемония, благодаря которой шаманы помогают заблудшей душе очиститься так хорошо, что она становится единой с Великим Духом и может не странствовать долгие годы в терзаниях. Но для такого обряда мне нужно было тело Лунного Света, чтобы срезать хотя бы прядь его волос. Я же не смог получить ничего, потому как Псалоки и Волки разграбили могилы Лакотов на Сочной Траве и изрубили тела покойников. Лунному Свету они отрубили голову и увезли её. Мне пришлось лишь молить Создателя, чтобы он сжалился над моим сыном и подготовил его к новой жизни. Я знаю, что Лунный Свет вернётся, чтобы однажды повести племена по священной тропе. В невидимом мире ему откроется истина и он узрит Свет не глазами, но сердцем. Это неизбежно. Однако теперь ему придётся пройти гораздо более серьёзные испытания и искушения. Таково желание Того-Кто-Дарует-Жизнь. После сражения на Сочной Траве Лакоты окончательно потеряли покой. Они терпели поражение за поражением. Наши деревни захлебнулись кровью. Пришла смерть, которую я предвидел давно. Она уже не подкрадывалась тихонько, а мчалась, как Громовая Птица. Все, кто попадался ей на пути, оставались лежать в обуглившихся типи. Незадолго до этого белые люди беспощадно расстреливали бизонов и перебили почти всех, теперь же место бизонов заняли индейцы. Нет смысла снова рассказывать тебе, мой друг, то, о чём уже столько раз вспоминали другие. Невозможно перечислить имена всех погибших сородичей, нет сил вновь возвращаться мыслями на ту горькую от слёз тропу. Неистовая Лошадь тоже сложил оружие. Он находился в резервации целое лето. Его одолевали тяжёлые мысли, и он не мог совладать с ними. Он прожил чуть больше тридцати зим, и он внимательно слушал мою историю о том, как я отказался от военной тропы в его возрасте и с тех пор не сходил с выбранного пути, потому что такова воля Вакан-Танка. – Я не мог поступить так, как поступил ты, – сказал он мне. – Небесный Отец наделил меня силой защищать народ, и я выполнял его волю. Но времена изменились, и жизнь нашего народа вошла в русло, совершенно не похожее на прежнюю жизнь. Неистовая Лошадь понимал это. Он сказал мне, что, когда погружался в мир духов, где слышны голоса всех живых существ и неживых предметов, которые в действительности тоже живы, он проникался покоем. Он чувствовал, как весь мир роднится между собой. Четвероногие и двуногие, птицы и рыбы, люди разных цветов кожи, которых никто из Лакотов никогда не встречал – все они сливались воедино. Но Неистовая Лошадь возвращался сюда и не видел гармонии. Он мог жить тут, пока был нужен своему народу. Люди хотели сражаться и просили его руководить ими. Он выполнил их просьбу. Когда они решили больше не воевать, он привёл их в резервацию. После этого его срок истёк. Этот великий человек сделался ненужным. Многие вожди, давно сложившие оружие и жившие в резервации, завидовали популярности Неистовой Лошади даже после того, как он сошёл с военной тропы. Они ревновали его к прошлому и к будущему. Они боялись того, что его слава затмит их высокое положение. И они стали наговаривать на него. Это были пустые слова, ничем не подкреплённые, но у дурных людей уши устроены таким образом, что к ним просто липнут злые речи. Возможно, белые начальники и не верили в наговоры на Неистовую Лошадь, но они тоже боялись его и сделали вид, что поверили в исходившую со стороны молодого вождя опасность. В конце концов лейтенант Кларк, которого мы называли Белая Шляпа, распорядился арестовать или убить Неистовую Лошадь. Едва он принял это решение, весть облетела всю резервацию. Лакоты впитывают новости столь же быстро, сколь пересохшая земля впитывает долгожданные капли дождя. В тот день к Белой Шляпе прискакал гонец и закричал: – Неистовая Лошадь седлает своего коня. Он либо начнёт войну, либо сбежит! Тогда Белая Шляпа собрал индейскую полицию и поспешил в стойбище Неистовой Лошади на берегу Ручья Белой Глины. Очень скоро им встретился Смотрящий Конь, воин из группы Неистовой Лошади. При нём были винтовка и пистолет. На его голове красовался убор из орлиных перьев. Смотрящий Конь был готов драться. – Вы тоже Лакоты! – обратился он к полицейским. – Зачем вы приняли сторону Бледнолицых? Зачем хотите убить Неистовую Лошадь? – Я никому не позволяю задавать мне вопросы! – крикнул в ответ скаут Бизоний Танец и тут же выстрелил в жеребца Смотрящего Коня, сразу убив скакуна. Затем к Смотрящему Коню подъехал другой полицейский и, пока тот не опомнился, принялся колотить его револьвером по голове. Среди полицейских был Убийца Белой Коровы, брат Смотрящего Коня. Он спустился к окровавленному брату и сказал: – Вот что с тобой случилось. Зачем ты снова взял в руки оружие? – Ты приехал с полицией убить моего вождя. Ты приехал как враг. – Я не враг, брат мой. Одумайся, ты ничего не изменишь, Смотрящий Конь. Теперь уже ничего не изменить. Жизнь стала другой. Чуть позже перед полицейскими появились десять Лакотов в пышных головных уборах. Они готовы были дать бой. Впереди скакал шестнадцатилетний мальчик по имени Чёрный Лис. В свои пятнадцать он впервые принял участие в войне, сражаясь против солдат в долине Сочной Травы. Теперь он был готов снова драться на стороне любимого вождя. В его одной его руке был револьвер, в другой – карабин, на голове покачивались орлиные перья. – Люди! – воскликнул Чёрный Лис. – С тех пор как я стал пригоден для войны, я ищу возможностей проявить себя в бою! Я готов погибнуть, если вы, Лакоты в синих мундирах, решите убить меня! Он выхватил из-за пояса нож, зажал его зубами и вытянул перед собой винтовку и револьвер. Как только он ударил коня пятками, пустив его вскачь, ему навстречу выехал Конь Бледнолицего – воин из числа полицейских, державший в руке трубку. – Послушай, юноша! Ты доводишься мне племянником, но я готов убить тебя, если ты откажешься принять трубку! – Полицейский оглянулся на своих спутников. – Не стреляйте, но будьте готовы. Если Чёрный Лис возьмёт трубку, то всё обойдётся. Мальчик остановил коня. Он не мог отказать человеку, который протягивал в его сторону трубку. Трубка священна для Лакота. Я много раз повторял это. Тот, кто отказывается от трубки, нарушает первейшую из заповедей своего народа. Они выкурили, и бой не состоялся. Но мальчик всё равно совершил подвиг. Он выехал навстречу сильному врагу, готовый погибнуть. На него было нацелено не менее двадцати стволов. Он был смел, даже слишком смел для своих лет. – Неистовая Лошадь уехал из резервации, – сообщил Чёрный Лис. – Он взял с собой больную жену. Я не думаю, что он хочет воевать. Я остался главным в этом лагере, поэтому решил защитить женщин и детей, если вы попытались бы стрелять по нашим палаткам. Неистовая Лошадь уехал из резервации, ничего не сообщив белому начальнику. Это вызвало бурю гнева со стороны лейтенанта Кларка. За вождём сразу выслали погоню, чтобы привести его обратно.