Она старалась изо всех сил держаться на расстоянии от него. Но стоило ему только взглянуть на нее своими неизъяснимыми темными глазами, произнести ее имя удивительным бархатным голосом, и она сдавала все завоеванные позиции. Она ловила себя на том, что стала носить длинные юбки, нарядные блузки вместо джинсов и свитера. Прежде она носила прическу «конский хвост», убирая волосы с лица, а теперь распускала их волною по плечам, ибо заметила, что ему это нравится. Однажды вечером, сидя на диване у камина, она рассказала Ястребу о гибели Сюзи, обвиняя себя в беспечности, глупости, казнила себя и называла убийцей, которой нет прощения. На груди друга Мэгги изливала терзавшую ее боль, гнев на самое себя. Он терпеливо вынес ее стенания и плач, крепко держа в объятиях и шепча слова утешения о том, что это был несчастный случай, что жизнь и смерть ее сестры, жизнь и смерть любого человека во власти Великого Духа, который один только распоряжается ими. Нет, Мэгги не верила в это и не могла бы простить себя за то, что стряслось. Но все же после этого разговора ночные кошмары постепенно отпустили ее. Она стала ощущать покой и вставала с постели отдохнувшей. Черному Ястребу удалось снискать расположение Вероники. Она стряпала его любимые блюда — отбивные, жареный картофель, по крайней мере, раз в неделю. Ему нравилось сладкое — и она всегда подавала шоколад, или торт, или пирожки, а то и всё вместе. Бобби обожал Ястреба, подражал ему во всем, даже пытался копировать голос и следовал за ним по всему ранчо, словно нитка за иголкой. Как быстро, думала Мэгги, как легко он стал частью их жизни. Как же ей удастся вдруг остаться без него? * * * Было прохладное ветреное утро, когда Бобби отправился навстречу своему видению. Он надел лишь набедренную повязку, присланную ему братом из резервации, сел на тощую серую длинноногую кобылу и отправился на Холмы, не взяв с собою ничего, кроме маленького мешочка с ароматическими травами и одеяла. Ястреб стоял на крыльце и смотрел ему вслед. Мэгги глядела на них обоих из окна спальни. На минуту она закрыла глаза, молясь, чтобы? Бобби нашел то, что искал. Когда она открыла глаза, Ястреб все еще стоял на крыльце. Откинув голову, он воздел руки к небу. Она тихонько приоткрыла окно, тайком прислушиваясь к звуку его голоса, такого глубокого и звучного. Он молился, горячо прося благословения Вэкэн Танка. — Всевышний благословил меня. Путь ясен для меня. Всевышний создал землю и деревья, скалы и все живое. Пусть этот прекрасный день принадлежит мне. Пусть радуется все живое. Пусть земля поет от счастья. Потом он опустил руки и медленно повернулся к Мэгги. Она вспыхнула, смущенная тем, что ее застали подслушивающей молитву, в которую он вкладывал столько личного. Но Ястреб улыбался, направляясь к окну спальни. Он распахнул его и легко перепрыгнул через подоконник. — Ястреб, что ты делаешь? — Несу тебя к завтраку, — ответил он, поднимая Мэгги с кресла, и принес ее в кухню, где Вероника взбивала яйца и жарила бекон. — Доброе утро, — приветствовала их Вероника, казалось, нисколько не удивившаяся странному появлению своей хозяйки на руках у мужчины, который, как известно, вовсе не был ее мужем. — Завтрак готов. Черный Ястреб посадил Мэгги в одно из кресел, стоявших у стола, и устроился напротив. Этим утром она казалась особенно хорошенькой. Волосы Мэгги свободно рассыпались по плечам, именно так, как он любил. Юноша от души надеялся, что это сделано для него. Она была одета во что-то из чудесной голубой материи, которая изумительно подчеркивала цвет глаз Мэгги. В этот момент Ястреб подумал, что с радостью отдал бы все воинские знаки отличия, все успехи в схватках в обмен на право каждое утро вот так любоваться ею. Темные глаза индейца излучали тепло, он улыбнулся Мэгги, и ее щеки сразу загорелись. Она улыбнулась в ответ. Каким чудесным стало каждое утро с тех пор, как Ястреб появился в этом доме! Он поглощал пищу с таким удовольствием, что и Мэгги стала есть с большей охотой. Казалось, его аппетит безграничен, и он уверял Веронику: сколько бы еды она ни приготовила, он все равно все съест. Этим утром он справился с дюжиной оладий, уничтожил пять кусков бекона, три яйца и выпил три чашки кофе. Вероника усмехнулась, убирая со стола: — Мне казалось, что юнец Бобби много ест, — задумчиво изрекла она, — но Ястреб, один способен умять целый пирог. — Пирог, — подхватил Ястреб, — а ты сегодня печешь пирог? — Как будто я не пеку их каждый день с тех пор, как ты появился здесь. — И это становится заметным, — улыбаясь, сказала Мэгти, — мне кажется, за последние две недели я прибавила около десяти фунтов в весе. — Вам-то это не повредит, — тотчас откликнулась Вероника, — до сих пор вы были чересчур худой. Мэгги слабо запротестовала: — Знаешь, как говорят, что нельзя быть слишком богатым или слишком худым. Ястреб с улыбкой смотрел на них. Ему нравилось, когда две женщины дружески подтрунивали одна над другой, и даже когда он сам становился объектом шуток. В родном лагере у него не было времени на длительные беседы и отдых. Правда, он проводил много часов в обществе Волчьего Сердца, разучивая песнопения и священные обычаи Лакоты. А так как он пользовался любовью и уважением воинов своего племени, то его часто звали на охоту, для участия в набегах. И хотя он был еще довольно юн, но считался мудрым не по летам. Многие юноши просили его совета. После завтрака Вероника помогла Мэгги принять ванну и ушла в прачечную. Оставшись один, Черный Ястреб побродил по дому, а потом под влиянием непреодолимого порыва вошел в комнату Мэгги и сел в инвалидное кресло. Он подумал о днях, месяцах, годах, что должны были казаться бесконечными этой милой женщине, прикованной к креслу своим увечьем. Ястреб пытался представить, что значит быть калекой. Да стал ли бы он жить вообще, если бы не мог поохотиться на бизона в солнечных прериях, гнать Вохитика по степям и чувствовать, как ветер бьет в лицо? Что это была бы за жизнь, если бы он не мог встать плечом к плечу с Красной Стрелой и Кривым Копьем в борьбе с пауни? Закрыв глаза, он глубоко вздохнул, в полной мере ощутив глубину беды и одиночества Мэгги. Он сидел в кресле, крепко сжимая пальцами подлокотники, чувствуя аромат Мэгги. Сердце больно сжалось. Как же пусто и одиноко ее существование! А ведь Мэгги так хороша, так любит жизнь. Ей бы иметь мужа, который лелеял ее, любящих детей! Ястреб всем сердцем желал обладать даром исцеления, чтобы вернуть силу ее ногам, чтобы она была вольна идти, куда ей вздумается. Вероника вошла, и он, чуть смутившись, поднял глаза. — Да, это так, — понимающе сказала она, — мы все думаем об этом. — Неужели ничего нельзя сделать, чтобы помочь ей? — Доктор считает, что она могла бы встать, если бы приложила все усилия. Ястреб коснулся колес кресла. — Я что-то не пойму. Если это возможно, почему же она до сих пор в этом кресле? — Ее держит подспудное чувство вины, — объяснила Вероника. — Доктор утверждает, что ее гложет ощущение собственной причастности к смерти сестры, и тело подсознательно отказывается встать. Это — своеобразная форма искупления. Юноша нахмурился: — Не понимаю. — Я тоже. Но когда она действительно захочет встать, она сможет сделать это. Теперь мне нужно кресло. Черный Ястреб молча поднялся, спрашивая себя, что же ему предпринять, чтобы заставить Мэгги преодолеть себя и встать с кресла. * * * Ястреб стоял недалеко от раскидистой сосны, откинув голову и глядя в звездное небо. Он вспоминал соплеменников, мать, спрашивая себя, что же сталось с ними, печалясь от того, что ничем не мог им помочь. Ах, бесполезно думать и волноваться! Есть лишь один путь — отправиться в пещеру в полнолуние и тогда возможно, он вернется к своим. Ястреб глубоко вздохнул, закрыв глаза. Душа его стремилась к Бобби. Мальчика не было уже три дня, и Ястреб с тоскою думал, все ли благополучно, послал ли Вэкэн Танка ему видение? Стоя так, он слышал тихий шелест ветра в соснах, что покрывали Черные Холмы. Он узнавал чуть слышное хлопанье крыльев совы, вылетевшей на охоту, шорох кустов — то олень пробирался к водопою. Его ноздри впитывали аромат сосен и свежей земли там, где скунс рыл нору для ночлега. Индеец ощущал слабое дуновение ночного ветерка на щеке. Он все еще не открывал глаз — и вдруг увидел Волчье Сердце. На старике были белые оленьи шкуры, белые мокасины, белое перо торчало в волосах, и белый шрам пересекал щеку. Ястребу показалось, что издалека доносится барабанная дробь. Он услышал шум орлиных крыльев, и тут учитель заговорил с ним: — Бобби Бегущий Конь с этого дня будет зваться Гордым Орлом. Благодаря тебе, Черный Ястреб, его мечты осуществились, он осознал свою принадлежность к гордому племени; это ты направил его стопы на путь во славу Лакоты. И с этого дня Орел последует за Ястребом. Слова были так отчетливы, что Ястреб даже открыл глаза в надежде увидеть шамана рядом. Вместо него он увидел Мэгги. Она направлялась к нему в неизменном кресле, освещенная лунным светом. На мгновение Ястребу показалось, что это опять видение. Неужели она из плоти и крови или это Женщина-Призрак, которую он сам вызвал из глубин своего сердца? — Ты в порядке? — тихо окликнула Мэгги. — Тебя так долго не было. — Да, конечно. Он не мог оторвать глаз от ее лица. Серебряные блики лунного света плясали на ее коже и волосах. Внезапно он осознал, что должен прикоснуться к ней или умереть. В три шага он преодолел разделявшее их расстояние. Подняв Мэгги с кресла, он осторожно привлек ее к себе, бережно прижал к груди, как будто опасался, что она исчезнет, растворится, подобно миражу. — Ястреб… Он медленно склонился к ней и прильнул губами в нежном поцелуе. Мэгги отпрянула, встревоженная той силой, что исходила от молодого индейца, взволнованная до глубины души небывалым ощущением от простого поцелуя. Что же было в нем такого, что так потрясло ее? В ее представлении все девушки и женщины, окружавшие Ястреба в родном лагере, были красавицами с пламенными черными очами и гладкой бронзовой кожей. — Многих ли ты девушек целовал? — вырвалось у Мэгги. В следующий момент она сама поразилась своим словам. Что заставило ее задать такой вопрос? Ястреб взглянул на Мэгги. В глазах молодого индейца вспыхнуло пламя: — Ты — первая. Она не смогла сдержать счастливой улыбки. — Правда? — Чистая правда. Он снова склонился к Мэгги. На этот раз поцелуй оказался более страстным. И Мэгги вернула ему поцелуй. Она забыла все свои страхи, всё, в чем убеждала себя. Он молод, и она стара для него? Ах, какое это имело значение! Мэгги самозабвенно обвила руками шею любимого. Образ далекого вероломного Фрэнка растаял, забылась боль, которую он причинил ей. Все отступило. И лишь близость Ястреба имела значение. И вот уже ее язык смело раздвигал его губы. Ястреб тяжело дышал, и она чувствовала, что он все сильнее сжимает ее в объятиях. Его язык и губы пламенно отвечали на ее призыв. Взволнованная его страстным порывом, она все крепче прижималась к юноше. Мэгги жаждала еще большей близости. Она ласкала рукой его волосы — ни с чем не сравнимое ощущение. Мэгги закрыла глаза, изнемогая под частыми поцелуями, которыми он страстно покрывал ее глаза, щеки, губы. Она никогда бы не поверила, что поцелуи могут так опьянять, так воспламенять женщину. Да еще такую, как она! Ее тело загоралось, стоило Ястребу лишь коснуться его.