– М-м-м, – протянул он, не подтверждая и не опровергая мои слова. Поскольку Синтия уже объяснила, что это она отправила меня с поручением, нам оставалось только обсудить место преступления. – Ты что-то видела, когда ехала в Торнфильд-Чейз или возвращалась оттуда? Я рассказала о дернувшейся занавеске. Честность – лучшая стратегия, в том случае если любопытная Варвара, живущая по соседству, уже донесла обо всем инспектору. – И все? – допытывался он, проверяя мою наблюдательность. – Нет, никого, инспектор. Только когда я вернулась в Бишоп-Лейси. Мистер Стокер чинил подоконник в «Тринадцати селезнях». – Гм-м, – промычал он, потирая подбородок. – Странно, в такое время суток? Проехать всю дорогу до Торнфильд-Чейза и обратно и не заметить ни единой живой души? Я тоже могу играть в эту игру. Я пожала плечами. Вряд ли я могу отвечать за географическое распределение всего населения Великобритании в определенное время суток в один дождливый день. – Я просто думаю вслух, – сказал он после нервирующей паузы. – Как ты полагаешь, сколько времени он уже мертв? – Недолго, – тут же ответила я. – Как ты определила? Слишком поздно. Я угодила в его ловушку. – Изменения цвета кожного покрова. Кажется, это называется гипостаз посмертный. На самом деле я прекрасно знала, как это называется, но не хотела слишком рано демонстрировать свое интеллектуальное превосходство. – Отлично! – сказал инспектор Хьюитт, и я слегка раздулась от гордости. – В котором часу это было? – Кухонные часы показывали три минуты одиннадцатого, – ответила я. – Благодарю тебя, Флавия, – сказал он. – Это очень полезно. Я надеялся, что ты что-то заметишь. В комнате стало теплее или это организм играет со мной шутки? Я стремительно краснела и ничего не могла с собой поделать. Я сделала вид, что закашлялась, но, кажется, слишком поздно. – Это потому что он висел вверх ногами, – добавила я, стремясь быть полезной. – Имею в виду гипостаз посмертный. Он был бы более выражен… – Благодарю, – перебил меня инспектор. – Но, прошу тебя, больше ничего не говори. Я еще не был на месте преступления и хотел бы получить первые впечатления самостоятельно. Я решила, что это ложь или, по меньшей мере, уклончивость. Труп либо висит вверх ногами, либо нет – без разницы, увидишь это собственными глазами или услышишь от кого-нибудь. Но если это ложь, она из тех, что я ценю: я бы сама использовала такой же предлог. Инспектор захлопнул записную книжку и встал. Он записал только время, которое я назвала. Должна признаться, мне не хотелось, чтобы он уходил. До этого момента я не осознавала, как мне недостает его безраздельного внимания. Временами это то, что мне нужно. Это любовь? Не знаю, но ощущения неприятные. Я готова сделать что угодно, лишь бы задержать его еще на несколько минут. – Как миссис Хьюитт? Антигона? – Очень хорошо, спасибо. Я передам ей, что ты о ней справлялась. Он повернулся, собираясь уходить. – На самом деле, – сказал он, положив ладонь на дверную ручку, – она писала тебе в Канаду, но письмо вернулось нераспечатанным со штампом «Адрес неизвестен. Вернуть отправителю». У меня перехватило дыхание. – Это невозможно! Она отправляла его в женскую академию мисс Бодикот в Торонто? – Полагаю, да, – ответил он. – Но теперь это не имеет значения, верно? Поскольку ты здесь. Я смогла только молча кивнуть. Что за кретин отослал письмо Антигоны обратно? Может быть, мне приходила и другая почта, которую тоже возвращали? Может, поэтому за все время моего заключения в Канаде я получила только одно письмо от Доггера? Должно быть, мои мысли отразились на моем лице. – Ну ладно, – сказал инспектор. – В любом случае, добро пожаловать домой. Вот так чаще всего происходит наше общение с инспектором Хьюиттом. Оставляет ощущение легкой неудовлетворенности. Секунду спустя он ушел, и я осталась наедине со своим мыслями. Как обычно. Я покричала Синтии, которая, судя по голосу, была где-то на чердаке. – Синтия, спасибо! Я поеду домой! – Я сейчас спущусь, – издалека донесся ее ответ. – Не утруждайтесь! – ответила я. – Мне надо торопиться в больницу. Не успела она сказать и слово, как я вышла из дома, вскочила на «Глэдис» и умчалась. Даже вблизи, когда я повернула к воротам Малфорда и покатила по каштановой аллее, Букшоу казался удивительно тихим, словно покинутым. Хотя это не самое людное место в Бишоп-Лейси, здесь все время кто-то мелькает, будь то миссис Мюллет, почтальон, фургон, доставляющий покупки, или такси. Сейчас тут было на удивление спокойно и безлюдно. На гравиевой дорожке не было видно такси, хотя нам вот-вот надо уезжать в больницу Хинли. Я припарковала «Глэдис» и открыла парадную дверь. Тишина. Я склонила голову и воспользовалась своим сверхъестественно чутким слухом – эту способность, порой причиняющую мне беспокойство, я унаследовала от моей покойной матери Харриет. Ни звука. Абсолютная тишина в доме. Я вышла – на самом деле прокралась на цыпочках – в центр вестибюля и снова прислушалась. – АААА-А-ААААА-А-ААААА-А-АААА-ААА! Такое ощущение, что этот душераздирающий вопль доносится со всех направлений одновременно. Мне на плечи рухнуло что-то тяжелое, и я грохнулась на пол. – Поймала! – завопила Ундина. – Я Тарзан, повелитель обезьян, а ты – вторгшийся в мои владения бородавочник! Я перекатилась на спину и уставилась на длинную тяжелую веревку, лениво качающуюся взад-вперед по вестибюлю. Кажется, она закреплена где-то высоко наверху, на лестнице. – Что ты делаешь? – сердито спросила я. – Я могла серьезно пострадать. Ты могла сломать мне позвоночник! Зачем ты привязала эту веревку? Я все расскажу. Слабая угроза, и я думаю, Ундина это поняла. Пока отец лежит в больнице, жаловаться на нее некому. – Расскажу Доггеру, – добавила я. – Ха! – был ее ответ. – Доггер все знает. Он помогал мне привязать ее. Я дернулась, словно меня ударили в лицо. Доггер? Привязал веревку, чтобы Ундина могла играть в свои дурацкие игры? Мой мозг отказался размышлять над этим. Это такая же чушь, как если бы фермер пытался завести трактор, пихая сено в бак с бензином. – Я тебе не верю, – заявила я. – Это правда, – тихо сказал Доггер. По своему обыкновению, он возник словно из ниоткуда. – Мисс Ундина очень скучала по родине и по матери. Я подумал, если воссоздать что-то оттуда, пусть даже… – Спасибо, Доггер, – перебила я. – Понятно. Хотя мне вовсе не было понятно. Наверное, для его предательства имелись веские причины, но я не готова закопать топор войны. Мать Ундины, Лена из корнуольских де Люсов, приехала с дочерью в Букшоу из Сингапура, перед тем как найти свой прискорбный конец в приходской церкви.