– Похоже, нашелся человек, который Клеща завалить пытался. Я зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть – ничего себе, как быстро отработали люди Бесо! Суток не прошло, а уже нашли. Однако, судя по тону мужа, ему эта новость хорошей не показалась. Или, по крайней мере, достоверной. Акела почти никому не доверял, старался убеждаться в каждой мелочи лично. – Взяли? – Только отследили. Я там оставил пару мальчишек, пасут, чтоб не сбежал. – Поехали! Пока горячо, надо колоть. Сейчас позвоню только, чтобы кто-нибудь за Александрой приглядел, – решительно произнес мой муж, и тут я не выдержала. Выскочив из кухни, я рванула в гардеробную, быстро влезла в кожаный комбинезон, высокие полувоенные берцы на шнуровке, прихватила с полки перчатки и белый шарф. В таком виде выбежала в коридор, и вовремя – муж и Бесо уже стояли у открытой двери. – Куда это на ночь глядя? – спокойно спросил Саша, застегивая куртку. – Прогуляться! – ответила я с вызовом. – Ты ж меня не пригласил, вот я отдельно и прогуляюсь. – Останешься дома, – все так же спокойно резюмировал супруг, чем привел меня в состояние неконтролируемого бешенства: – Если помнишь, это мой отец лежит сейчас в реанимации! Мой, а не твой! И я имею право! – Та-ак! Еще и ухо о стенку грела! – с легким возмущением проговорил муж. – Прекрати, я сказала, что поеду – и поеду, даже если ты меня в машину не пустишь. Я поняла свою оплошность моментально – ключи от байка валялись на столе и, разумеется, после моих слов мгновенно перекочевали в карман куртки мужа. Бесо не вмешивался. Принцип не лезть в чужую семью с советами он соблюдал свято, и даже давняя отеческая любовь ко мне не заставила его нарушить правило. – Отдай! – рявкнула я, но муж предостерегающе произнес: – Александра! – Что? – с неприкрытой уже злостью переспросила я, застегивая кожаную автомобильную перчатку. – Ты же знаешь – я всегда прислушиваюсь к тебе, но не сегодня, понимаешь? Не сейчас! Я хочу своими глазами увидеть человека, поднявшего руку на моего отца, и даже ты не в силах помешать мне, Акела! Я крайне редко позволяла себе произнести вслух кличку мужа, но, когда злилась, не могла контролировать себя. Муж молча поднял руки, признавая поражение, а Бесо счел возможным наконец высказаться: – Сашенька, ночь на улице-то… – Да ну?! А я-то не вижу! Вот спасибо, что сказал! – Я развернулась в его сторону, и Бесо выставил перед животом руки вперед ладонями: – Все-все, сдаюсь! – Однажды в детстве я в ответ на какое-то его обидное замечание неожиданно разбежалась и ударила Бесо головой в живот, и с тех пор во время каждой словесной перепалки он вот так выставлял руки, словно я могла повторить свою выходку еще раз. В общем, сдались оба, и через несколько минут я уже сидела в машине мужа, он сам сосредоточенно всматривался в темную трассу, уходящую под колеса джипа, а Бесо с охранником и водителем ехали сзади. Мы неслись в сторону города. На въезде располагался пост ГАИ, и я выразительно посмотрела в зеркало, стараясь поймать взгляд Саши, но он и без меня отлично знал, что делать. Скорость упала до предельно разрешенной, и мы миновали пост с двумя приплясывавшими на улице гайцами вполне благополучно. Саша вынул мобильный и набрал номер Бесо: – Обгоняй, я адреса не знаю. Машина Бесо почти сразу пошла на обгон, Саша пристроился в хвост. – Ты зря поехала, Аля, – все-таки решился высказать мне накипевшее муж, пока мы были одни. – Я не хочу, чтобы ты вообще как-то прикасалась к нашим делам. Это неправильно. Ты – женщина и должна быть в стороне. Ох, зря он это сказал… – В стороне?! А ты уже забыл, как твой прежний… хм… работодатель лишил нас ребенка? И возможности иметь когда-либо вообще детей?! Это был удар ниже пояса – муж до сих пор считал себя виноватым. Но – видит бог – сейчас я защищалась как умела. В машине повисла тишина, только шум двигателя нарушал ее. Я отвернулась к окну, прижалась к холодному стеклу лбом и кусала губу, чтобы не плакать. Воспоминания до сих пор жгли меня, хотя прошло уже несколько лет. – Аля, перестань. Мы договорились не вспоминать. Я не могла даже рта открыть, от подступивших слез щипало в носу и сводило скулы. Но плакать при Саше я не хотела. Еще тогда, в больнице, лежа на кровати с перевязанными запястьями, зафиксированная широкими брезентовыми ремнями, я поклялась себе, что никогда больше не буду слабой. Никогда больше не опущусь до такого малодушия, как попытка суицида. Я – дочь своего отца, я жена такого человека, как Акела. Я не могу позволить себе слабость, как обычная женщина. Не могу – и не позволю. Машины остановились у неприметного пятиэтажного дома, Саша вышел и открыл мне дверку. Больше он не говорил ничего, не просил остаться, не жалел вслух, что не заставил меня сидеть дома. Он был собран и холоден, настроен на работу – я очень любила его таким. Мы поднялись на третий этаж и на подоконнике лестничной площадки обнаружили двух молодых парней. Один читал какой-то журнал, другой слушал музыку, вставив в уши наушники плеера. При виде нас оба вскочили, но Бесо только отмахнулся: – Да сидите вы. Ну что – не выходил? – Да ну – куда? – перекатывая во рту жвачку, протянул тот, что был одет в спортивный костюм и короткую кожанку на подстежке. – Старуха какая-то выходила, я ее до ларька проводил, она там молоко и минералку брала. Бодун Иваныч у клиента утром будет, готовится бабанька. Я бросила взгляд на часы – они показывали начало шестого. Рановато бабулька встает. – Пошли, – Бесо поднялся по лестнице, велев своему охраннику идти следом, а мы с Сашей поднялись последними. Бесо нажал кнопку звонка, и через минуту дверь открыла маленькая старушка. Меня поразил ее вид – чистая, опрятная, вся светившаяся аккуратностью бабушка имела под глазом фингал, которому мог позавидовать любой бомжара. – Вы к кому? – К Толяну мы, мамаша, к Толяну, – проговорил Бесо, тоже, кажется, удивленный. – А кто вы ему? – продолжала допрос старушка, окидывая взглядом нашу – надо признать, довольно странную – компанию. – Мы с работы. – Тоже из охраны? – Да, мамаша, из охраны. «Охранник» Бесо в дорогом пальто и лаковых туфлях ну никак не укладывался у старушки в один ряд с ее явно пьющим сынком. Но она посторонилась, впуская нас. – Спит он еще, пришел не так давно, пьянючий… Вы б повлияли как-то. – Сейчас повлияем, мамаша. Потому и пришли. Вы бы пока в кухоньке посидели, а? Разговор мужской у нас. Я поняла, что имел в виду Бесо, а потому взяла старушку под локоть и повела в кухню. Там она гостеприимно предложила мне чаю, и я почувствовала неловкость – сейчас в соседней комнате мой муж, скорее всего, вытянет из ее сына все жилы, а она мне тут чай предлагает… – Откуда синяк у вас? – чтобы отвлечься, спросила я, и старушка, вытирая слезящиеся глаза, пробормотала: – Так Толик это… сын… – Он вас бьет, что ли? – не поверила я – очень уж не вязалась у меня эта аккуратная старушечка с побоями. – Бьет, доченька, ой, бьет… – запричитала она. – Как напьется – так и бьет. – Так в милицию сдайте. Она глянула на меня так, словно я уже сдала драгоценного Толика в ментуру: – Да бог с тобой, как можно?! Сын ведь! Вот так – ей он сын, а она ему вроде как не мать – раз лупит ее, как боксерскую грушу. Сволочь… Интересно, что за фрукт? Я вышла в соседнюю комнату и там застала дивную картину. Кровать перевернута, из-за нее, прижимаясь к стене, таращит глаза лохматый похмельный мужик с красными вытаращенными глазами, посреди комнаты на стуле сидит Бесо, мой муж отодвинул штору и вроде бы рассеянно смотрит в окно, как будто совсем отсутствует, а охранник Бесо Влад ногой прижимает руку мужика к полу. – Подробнее! – резко бросил Саша, услышав, что вошла я. – Ка…ка…каво – подробнее? – забормотал мужик. – Подробнее – как подкарауливал, как мину закладывал, как на кнопку жал. Рассказывай, это дочь Клеща. При упоминании имени моего отца мужик совсем сдурел от страха и завизжал по-поросячьи: – Да пошутил я! По телику услышал, что завалили его, ну, решил хвастануть… выпили с мужиками, я им и ляпнул – мол, это я Клеща… того… а так-то… куда мне, я ж больной… эпилепсия у меня… Я повела носом и сморщилась: – Чем понесло? – Чем-чем, – хмыкнул Влад, брезгливо морщась. – Вон лужа-то уже из-под кровати вытекает. Бесо и Саша глянули в указанном направлении и закатились хохотом. – Поехали, все тут ясно. Какая ему мина – он только кучу дерьма заложить может, – отсмеявшись, проговорил Бесо, вытирая глаза, на которых выступили слезы. – Погодите, – я отстранила охранника и, пнув ногой кровать, освободила себе место, чтобы подойти к псевдокиллеру ближе. – Слушай сюда, быдло. Если еще только раз тронешь мать хоть пальцем – приедем и отстрелим причинное место. Понял? – Толик мелко закивал. – Ну, а это на память, – я размахнулась и врезала ему берцем прямо в глаз. – Будешь в зеркало смотреть – вспоминай, что я сказала. Мать уважать нужно. Под аккомпанемент Толиковых завываний мы вышли из квартиры, и я вынула сигарету: – Вот мерзота!