– Ноги… ноги не… чувствую… – Хреново, подруга, – пробормотала я и рывком все-таки открыла дверь. Парень вывалился мне под ноги. – Так, у нас с тобой, подруга, минут пять – потом эта богадельня взлетит на небушко, – заговорила я, глядя ему в лицо. – Быстренько рассказывай, чьих холоп будешь – и я тебя даже до дороги транспортирую. Если успею, конечно. Так что жизнь твоя зависит от скорости мышления и речи. Давай, подруга, колись, кто вас за моим братом послал. – Так ты… Ты Сашка? Клеща… дочка? – Угадал. Но это к делу не относится. Быстрее рожай – кто и зачем. – Реваза знаешь? – Какого Реваза? – Я лихорадочно перебирала в уме все возможные варианты, но такого имени не помнила. – Реваза… сына… – и в этот момент грохнул выстрел. Парень дернулся и вытянулся в струну, я нырнула за машину и, выхватив пистолет, начала стрелять через заднее стекло в салон. Выпустив всю обойму, перезарядила и прислушалась – тихо. Обойдя машину, увидела, что стрелял водитель – у него в руке был зажат пистолет, а моя пуля пробила череп. Вот же твою мать… на самом интересном месте… Но надо было убираться отсюда – сейчас взорвется машина. Я бегом припустила вверх по склону и не успела сделать всего двух шагов до мотоцикла – сзади рвануло так, что меня волной подбросило и шлепнуло через дорогу. Хорошо еще, что мотоцикл, взлетев вместе со мной, приземлился не на меня, а рядом. Уф… Я села и оглядела поднимавшееся через дорогу от меня вверх пламя. Н-да, сорвался мой план. Но ничего – имя есть, буду думать. Втягивать в эти дела мужа я не собиралась. Домой я приехала затемно – мотоцикл после падения отказывался заводиться, пришлось с ним возиться. Акела, к моему великому несчастью, уже вернулся – его джип стоял в гараже. Колеса Семкиного «Туарега» были пробиты – значит, пытался все-таки уехать. Я вошла в дом и сняла куртку – правый рукав порван, на локте приличная ссадина, кожаные брюки тоже изрядно пострадали. Нужно скорее переодеться, пока муж не увидел эту красоту. Когда я в халате и тапочках спустилась вниз, Акела стоял в гостиной в позе прокурора на процессе, а на столе была разложена моя рваная куртка: – Ну и? – Что? – невинно хлопая глазами, переспросила я. – Это что? – он указал на куртку. Семен, сидевший в кресле, был уже пьян, а потому весел – от прежнего испуга не осталось и следа. – Саша, это моя старая куртка. Все? – Ты что, за дурака меня держишь? – загремел муж, и я поморщилась. – Я приезжаю – тебя нет, братец твой пьян, а во дворе стоит его машина с пробитыми колесами! Спрашиваю – что стряслось, а он – охранник ваш прострелил, выпускать не хотел. Я к Игорю, мол, что да почему, а тот – а это Александра Ефимовна велела. Где, спрашиваю, сама-то? А Игорь – на мотоцикле уехала! Говори, что произошло. Поняв, что отпираться бесполезно, я выложила все, периодически поглядывая на братца, но тот с испугу успел во время моего монолога выпить еще два стакана и совсем скис. Я, правда, опустила интимные подробности жизни Семена и представила Эдика как просто близкого друга. Как только язык повернулся – сама не поняла, но говорить мужу об истинных отношениях брата и этого урода я не решилась. Саша выслушал меня молча, потом скривил лицо и проговорил: – Так и знал. Вот всегда знал – втравит он тебя куда-то, чепушила! – Только отцу не говори. – Да не скажу – что ты как в яслях! Короче – больше даже не смей соваться куда-то, я в последний раз тебя прошу. Этого мы сейчас спать уложим, завтра Игорь колеса привезет, поменяют – и пусть валит отсюда. Все. – А… что делать с этим Ревазом? Ты не хочешь узнать, кто это? – Нет, не хочу! – отрезал Саша. – И ты тоже не хочешь, к твоему полному изумлению. – Саша, он мой брат… – Да? Почему он не думал, что ты его сестра, когда сюда ехал и за собой прицеп тащил? – вспылил Акела, со злостью глянув на уснувшего в кресле Семена. – Ты не понимаешь… – Алька, я только одно понимаю – то, что ты готова свою голову за них прозакладывать, а они этим пользуются. Ишь, удумал – кокс толкать по клубам! Да если только Фима узнает – он из него ремней нарежет, не посмотрит, что сын родной! Был уговор – не торговать! Бесо до сих пор кудахчет на эту тему, но держится! А тут – сын! Врагов не надо – такие дети! Я стояла, понуро опустив голову. Муж прав, с какой стороны ни зайди. Семка подставлял отца, нарушая категорический запрет на торговлю наркотиками. А Славка, покойник, и вовсе вступил в сговор с какими-то людьми, собиравшимися убить отца. Точно – врагов не надо, родни достаточно. Но что делать – я не могу позволить кому-то убить Семена. Это кровь, ее не разбавишь. – Я вижу, о чем ты думаешь, – успокоившись немного, проговорил Саша. – Ты странная какая-то, Алька. Думаешь, что сможешь выиграть такую войну? Нет, не сможешь. А погибнуть я тебе не позволю – у меня никого нет, кроме тебя. Пусть твой братец разгребает сам, как заварил. Все, разговор окончен. Взяв меня за руку, он пошел наверх, в спальню: – Ложись, я сейчас тоже приду. Двухтысячные, начало После выхода из больницы я стала внутренне меняться. Не знаю, с чем это связано – с потрясением, испытанным от известия о невозможности больше иметь детей, с препаратами ли, которыми меня накачивали. Но факт налицо – я стервенела на глазах. Раньше мне и в голову не приходило закричать на кого-то, оскорбить или просто обидеть. Теперь же все это лезло из меня, как тесто из кастрюли. Одногруппники удивлялись, но не спрашивали – я и прежде не особенно делилась с кем-то своим личным, а уж теперь на моем лице было написано: «Не нуждаюсь в общении». Тяжелее приходилось домашним – домработницы увольнялись одна за другой. Акела взирал молча, хотя я чувствовала – недоволен. Однажды он с утра вместо поездки в институт повез меня в огромный закрытый спортклуб, где имелись бассейн и сауна. Возмущению моему не было предела – у меня шрам на животе, который не позволял носить открытый купальник. Но муж был, как обычно, молчалив и сосредоточен и четко следовал собственному плану. В спорткомплексе, к моему удивлению, никого не было, хотя попасть сюда даже в рабочее время буднего дня считалось редкой удачей. На стойке администратора приветливо улыбающаяся девушка дала Акеле какой-то ключ и пожелала нам приятного времяпрепровождения. – Мы что – одни тут? – спросила я, спускаясь вслед за мужем по лестнице. – Одни. – Ты выкупил все время?! – ужаснулась я, посчитав сумму, в которую обошлась ему эта блажь. – Аля, какая разница? Тебе нужно расслабиться хоть чуть-чуть – что еще я мог сделать? Увезти тебя сейчас куда-нибудь на море я не могу, ты готовишься к экзаменам. А состояние твое меня пугает – я все время жду, что ты кинешься на кого-нибудь с ножом. Я фыркнула, но про себя подумала: а ведь он прав. Я действительно на грани. Прозрачно-бирюзовая гладь большого бассейна манила, будто море. Мне захотелось нырнуть туда и проплыть хоть немного. Однако раздеться я не могла. Акела уже нырнул и теперь, уцепившись руками за борт, вопросительно смотрел на меня: – Ну, что же ты? – Я не могу. – Это почему еще? – Саша, не надо. Я не буду. – Я отошла к шезлонгам и уселась, плотно закутавшись в халат и накинув полотенце, словно замерзла. Муж выбрался из воды и подошел ко мне. На рисунках татуировки блестели капли, мокрая коса висела на плече, и с нее тоже капала вода. – Встань, – приказал он негромко, но таким тоном, что я предпочла подчиниться. – Положи полотенце. Прекрасно. Развязывай пояс. – Я не могу! – Развязывай. Кипя от злости, я подчинилась, потому что знала – он все равно меня заставит. – Доволен? – Нет. Снимай халат. Я запрыгала от негодования, впечатывая подошвы шлепанцев в кафельный пол: – Я не буду делать этого! Не буду! – Будешь. Снимай. Я кинулась к нему и замахнулась, чтобы ударить, – ну как же он не понимает, что я не хочу показывать ему изуродованное тело, которое теперь всегда будет напоминать нам обоим о том, что я – не женщина?! Как можно не понимать этого, как можно быть таким непробиваемым?! Акела легко перехватил мою руку и, завернув за спину, притянул меня к себе и зашипел в ухо: – Ты будешь делать то, что говорю я. Если я сказал – снять халат, ты снимаешь его и не споришь. Ну! – Он чуть оттолкнул меня, и я, еле сдерживая ярость, сбросила махровую защиту на пол, оставшись в высоких трусиках и лифчике: – Все? – Нет, не все. Дальше. – Ты сдурел?! – Я сказал – дальше.