– Полезай-ка лучше в банку, – сообщила я ему. – После еще побеседуем. – А вот и не полезу, – простер джинн огромные руки, опоясанные кольцами темных синих и зеленых татуировок. – Я не желаю больше с тобой разговаривать. Я поднырнула под него, схватила жестянку и принялась крутить ключ в обратную сторону, разматывая крышку. Если вскрыть обычные консервы, запечатать их уже не получится, но я рискнула попробовать – вдруг эта банка отличается? И оказалась права. Банка стала закрываться, втягивая Мермера внутрь. – Прекрати! – Джинн раздулся еще больше и навис надо мной, впиваясь мне в глаза зелеными рыбьими очами. Он сжал кулаки, и мускулы его угрожающе налились. – Предупреждаю, птенчик, опасайся моего гнева! Тысячи жизней не хватит заставить Мермера забыть об… Но тут струя дыма утянула джинна в жестянку, как морской канат на катушке тянет якорь. Зеленое туловище опять обернулось желтым чадом, его всосало в банку, крышка захлопнулась, ключ вернулся на место, и консервы стали как новенькие. Я сунула банку в карман и побежала в школу. Глава 3 – А ну-ка отвернитесь, барышни. Замарашка-Мэйв идет за водой и черствой коркой! – высоко задрав нос, провозгласила я, точно копируя Терезу Трезелтон. То-то бы вытаращилась Тереза, узнай она, что я прячу в кармане. Ужин закончился. Девочки собрались в гостиной на третьем этаже, в общем холле, где располагались спальни седьмого класса. Примостившись возле раковины на кухне, я съела свою порцию: картофель без масла и едва теплое куриное крылышко, в напоминание о моем унизительном опальном положении. Из столовой доносился запах цыплят с пюре – с пылу с жару, – подливки и горячего яблочного пирога. Ну и плевать. Еда меня не волновала: голова моя была занята удивительным открытием. Джинн! Здесь, в Лондоне, в одна тысяча восемьсот девяносто шестом году. Вот тебе и на… Мир стоял на пороге двадцатого века, а я нашла джинна. Прямо как в сказках «Тысячи и одной ночи». Сколько раз я читала позолоченный томик Полли и завидовала Аладдину! Вымыв за собой посуду, я поднялась по лестнице. В гостиной я наткнулась на Терезу, сидевшую в окружении своей свиты. Отец Терезы управлял крупной судоходной компанией, что ставило его по уровню богатства на одну доску с лордами и гарантировало дочери мистера Трезелтона положение самой противной и одновременно самой желанной ученицы в любой школе-пансионе в Британии, за исключением тех, куда посылали дочерей настоящих лордов. Синяк Терезы из черно-лилового превратился в просто лиловый с желтоватой каймой. Она напоминала анютины глазки с обоев в кабинете мисс Саламанки. – Мэйв Меррит, – промурлыкала Тереза и приторно улыбнулась. – Бедняжка, два дня напролет копаешься в мусоре. А все потому, что тебя так и не научили манерам, подобающим юной леди. Фаворитки последовали ее примеру. – Так любезно с твоей стороны, что ты меня жалеешь, дорогуша, – хмыкнула я. – А ведь это тебя следует пожалеть, мисс Фингал. Тереза вскочила со стула. – Немедленно возьми свои слова обратно! – И не подумаю. Ее руки сжались в кулаки. – Ты должна мне синяк! – воскликнула Тереза, и в ответ я выставила подбородок, чтобы ей было сподручнее меня ударить. – Ну давай. Я постою смирно. Я знала: она никогда не осмелится. Тереза кипела от злости, ее нижняя губа блестела от слюны. Девчонка посмотрела на свой кулак, будто уже ободрала его о мою челюсть, а потом разжала руку. – Все равно ты омерзительна, – заявила она. – Только взгляни на себя. Чумазая, как трубочист. – Еще омерзительнее, – подхватила Онория Брисбен, главная прихлебательница Терезы, задиристая девица с узким личиком, напоминающим мордочку ласки. – Трубочисты не воняют помоями. – Ты нюхала трубочиста, Онория? – притворно удивилась я. – Хорошенькая же у тебя компания! Доброй ночи, леди. Я собираюсь принять ванну и лечь в постель. Не сотрите языки об сплетни. Покинув гостиную, я отправилась к себе в спальню. Знаю, я держалась нахальнее, чем следовало, так и напрашиваясь на возмездие – вероятно, мне отомстят, пока я принимаю ванну, – но мысль о всемогущем джинне у меня в кармане придавала смелости. Пусть Тереза, Онория и остальные украдут все мои чулки и нижние юбки – подумаешь! Мой джинн наколдует мне одежду, достойную самой королевы, а еще лучше – мужской костюм для экспедиции в джунгли. О! Великолепная идея – надеть брюки. Какой скандал! Впрочем, потом я как следует все обдумала и пришла к выводу: если Мермер может исполнить лишь три моих желания, не стоит тратить одно из них на какие-то тряпки. Посему, на случай, если Тереза и Онория вынашивают недобрые замыслы, я набила саквояж своими пожитками и взяла в ванную, где можно было запереться изнутри на время мытья. Ванна сотворила чудо. Я уже чувствовала себя куда лучше, когда приволокла саквояж, жестянку с сардинами и все остальное обратно в спальню и приготовилась нырнуть в постель. На мне была свежая ночная сорочка, а кожу стянуло от мыла – прекрасное ощущение чистоты, которое означало, что я избавилась даже от мельчайших пылинок, оставшихся после разбора мусорных куч. Откинув покрывало с кровати, я ахнула. Прямо на белых простынях лежала записка, нацарапанная большими неровными буквами, которые гласили: «Я знаю о твоем зеленом парне». Глава 4 – Какой жуткий холод, Мэйв! – воскликнул голос позади меня. – Зачем ты открыла окно? Я слишком увлеклась запиской и совсем забыла об Алисе Бромли, с которой мы делили спальню в пансионе мисс Саламанки. Узнав Алису получше, я поняла, что она – славная девчушка. Когда мы только познакомились, Алиса показалась мне хорошенькой дурочкой, которая никогда бы не посмела запачкать руки или поцарапать обувь. Я ошибалась. Алиса здравомыслящая, хоть и немного робкая. Правда, чересчур трепетно относится к правилам. Но добра, как само Рождество, и преданна как никто. Не заглядывает в рот Терезе Трезелтон день напролет, подобно остальным. Алисе нет дела ни до Терезы, ни до школы. Она тоскует по дому и любимым бабушке с дедушкой. Можно ли ее за это винить? До сегодняшней находки я бы сказала, что соседство с Алисой – единственное хорошее событие, которое случилось со мной в пансионе мисс Саламанки. – Что это ты читаешь? – спросила Алиса, заглядывая мне через плечо. – Какой ужасный почерк. «Зеленый парень»? Кто это? – Она захихикала. – У тебя есть зеленый парень, Мэйв? Я уронила записку на кровать. Алиса меня не предаст, вот только поверит ли она мне? Ледяной ветер обдувал мои влажные волосы. Задрожав от холода, я подошла к окну и задвинула створку. – Я его не открывала. Должно быть, горничная… О! Внизу, на задах приютского сада, в свете, что падал из кухни сиротского дома, я заметила рыжего мальчишку. Он наблюдал за окном спальни, прячась за дровяным сараем. Даже в сумерках нельзя было ни с чем спутать рыжие волосы, выбивающиеся из-под кепки. Я ждала. – Что там? – Алиса выглянула в окно вместе со мной. – Ничего не вижу. Мальчишка высунул голову и, заметив, что мы наблюдаем, тут же нырнул обратно. Так, значит, вот кто шпион, который грозит отнять мою тайную добычу! Что ж, еще посмотрим… – Там мальчик. – Алиса легонько толкнула меня локтем в бок. – А ты стоишь у окна в сорочке, глупая гусыня! – Она плюхнулась на кровать и начала расшнуровывать ботинки. – Ты сегодня такая загадочная, Мэйв. Решила, что это грабитель? – Это не грабитель. Тот мальчишка залез к нам в окно и оставил записку. – Я плотно задернула занавески, свернула разоблачающую улику и спрятала в саквояж. Пусть юный мистер Морковка увидел моего великана, больше я этого не допущу. – Наверное, он умом тронулся… – Алиса стянула ботинок. – Бедные сиротки! От отчаяния и горя лишились рассудка… – Ну и вздор, – возразила я. – Ты добрая душа, Алиса, но эти «бедные сиротки» такие же пройдохи, как остальные мальчишки. Дома, в деревне, мы с ними… – Похоже, дома у тебя была на диво безрассудная жизнь, – вздохнула Алиса и принялась за пуговицы на высоком воротнике своего платья. – Я бы и на половину подобных приключений не решилась. Что сказала бы бабушка? – О том, чего она не знает, твоя бабушка ничего бы не сказала. – Я затолкала саквояж под кровать, а драгоценную банку сардин убрала в карман халата, который повесила на крючок у постели. Надо бы придумать тайник получше, но пока хотелось держать сокровище под рукой. – Я скучаю по бабушке, – задумчиво протянула Алиса, а потом вдруг просияла. – Кстати, о записках! Тебе пришло письмо из дома. Из кармана передника она вытащила конверт и протянула мне. Письмо написала старшая и моя самая любимая сестра Полидора. Единственная из трех моих сестер, чья голова не была напрочь забита модными журналами. Высокая, худая, в очках и без брачных перспектив. Только Полли из всех домашних писала мне регулярно. Мама – ха! – вообще этим почти не утруждалась. Я вскрыла конверт и просмотрела первые строки, выведенные аккуратным ровным почерком.