– Прежде всего, я голоден, – ответил я. – Мне многое нужно тебе рассказать, но сначала я должен поесть. Я сегодня не обедал. Пока я торопливо набивал желудок, Сэнди молча сидел напротив меня. Наконец я спросил: – Почему у тебя вчера было такое скверное настроение? – Не знаю, – с полной серьезностью ответил он. – Хотя нет, знаю: мне очень не понравился Медина. – Хотел бы я знать, почему? – Я бы тоже хотел это знать. Но я как пес – некоторые люди мне не нравятся с первого взгляда, и, что удивительно, это чутье меня еще не подводило. – Что ж, похоже, ты в этом одинок. Что тебя настроило против него? Он воспитан, скромен, порядочен, да и разговоры о его уме не такое уж преувеличение. – Вполне возможно. Но у меня возникло впечатление, что этот человек – одна сплошная ложь, причем огромная. Впрочем, пусть это пока останется моим мнением, не больше. Мне нужно еще кое в чем убедиться. Маленькая курительная, расположенная в дальней части клуба, была пуста. Как только я раскурил трубку и уселся поудобнее, Сэнди придвинул свое кресло вплотную к моему. – Итак, Дик? – вопросительно произнес он. – Во-первых, – начал я, – тебе будет любопытно узнать, что Медина развлекается гипнозом. – Я знаю это. Сообразил вчера вечером. – Но как, черт возьми?… – По некоторым случайно оброненным им фразам. Но это длинная история, я расскажу ее тебе попозже. Продолжай. Я начал с финала обеда в клубе «Четверг», а затем рассказал ему все, что помнил о своем визите к Медине. Скажу прямо – моя история имела грандиозный успех. Сэнди пришел в такое возбуждение, что вскочил и стал чуть ли не приплясывать передо мной на каминном коврике, пока я повествовал о том, как проснулся на следующее утро, чувствуя себя разбитым и не помня ни черта, кроме адреса какого-то доктора на Уимпол-стрит, и о том, как воспоминания по частям возвращались ко мне в течение всего дня. В конце концов Сэнди принялся допрашивать меня, как адвокат во время слушания дела, а затем подвел итог: – Яркий свет – обычный антураж гипнотизеров. Лицо, как бы висящее в пространстве, без тела, – характерный прием индийской магии. Ты говоришь, что как бы уснул, но в то же время не спал и мог слышать и отвечать на вопросы, и что все это время испытывал некое неприятие происходящего, что и сохранило твою волю. Поздравляю! Ты, Дик, наверно, самый устойчивый к гипнозу человек на свете, и благодари бога за этот дар!.. Ты обратил внимание на то, в чем тебя убеждали? Тебя призывали забыть прошлое и начать жизнь в качестве совершенно нового существа. Если б ты не сохранил ясную голову и поддался, ты вообще ничего бы не помнил о вчерашнем вечере: все это кануло в твое подсознание, а твоя воля оказалась в подчинении у этого человека. Но случилось так, что ты совершенно свободен, а человек, который пытался сделать из тебя свою марионетку, не знает об этом. Очко в твою пользу – ты знаешь, чего от него ждать, а он не знает, чего ждать от тебя. – Как ты думаешь, чего Медина пытается добиться? И был ли это сам Медина? Мне кажется, что я видел в комнате еще одного мужчину перед тем, как уйти. – Опиши его. – Я плохо запомнил… Какое-то печальное серое лицо. – В любом случае за этим безобразным экспериментом над тобой стоит Медина. Существует такая вещь, как похищение памяти, после чего человек остается один-одинешенек в этом мире, не имея никакого прошлого. Но в твоем случае цель, скорее всего, была иной. Они пытались установить контроль над твоим подсознанием. Однако с человеком, имеющим такое прошлое, как у тебя, сделать это в один прием им не удалось, и тогда было организовано продолжение. Пока ты находился в трансе, они внедрили в твое сознание имя врача, и следующий этап был доверен ему. Ты проснулся, испытывая болезненную слабость и с адресом доктора в голове. Они рассчитывали, что ты без всяких колебаний отправишься прямиком к нему, решив, что кто-то из друзей расхваливал его как отличного специалиста. И не забывай: они уверены, что кроме этого, ты ничего не помнишь о вчерашнем вечере. Теперь расскажи об этом докторе. Ты был у него? Я продолжил рассказ, и пока описывал свой визит на Уимпол-стрит, Сэнди хохотал до упаду. – Еще очко в твою пользу!.. Так, говоришь, этот эскулап был предупрежден о твоем приходе? Кстати, он говорил вполне разумные вещи, но, знаешь, я скорее поверю в плохие нервы у гиппопотама, чем у тебя. – Он записал адрес доктора Ньюховера в блокнот. – Продолжай же! После этого ты, надо полагать, отправился в дом номер четыре на Пальмира-сквер? А вот эта часть моего рассказа смеха не вызвала. Кажется, я изложил события даже лучше, чем описал здесь, потому что все мои воспоминания были еще свежи. На Сэнди это произвело сильное впечатление. – Значит, шведка-массажистка и странная девочка-помощница… Дама вводит тебя в гипнотический сон, после чего, когда тебе завязывают глаза, кто-то чуть ли не отнимает у тебя душу с помощью заклинаний… Это смахивает на серьезную магию. В общих чертах дело мне понятно, но я впервые слышу, что подобного рода магические практики кто-то использует в наших краях. Дик, я заинтригован! Значит, ты, старый буйвол, не спал, а делал вид, что полностью подчинился их власти? Великолепно! Теперь у тебя фора в три на три очка. – Да, но что это за игра? Я просто теряюсь в догадках. – Я тоже, но давай поразмыслим. Допустим, за всем этим стоит Медина. Возможно, он всего лишь пытается выяснить границы своих возможностей, а тебя выбрал как самый неподатливый объект для экспериментирования. Можешь не сомневаться, он прекрасно знает, кто ты, и чем занимался в прошлом. Может все дело в том, что он всего-навсего напыщенный павлин, возомнивший себя властелином мира. – В таком случае следовало бы надрать ему задницу, – вставил я. – В таком случае ты получишь всего лишь удовольствие от того, что надерешь ему задницу. Но что, если у него какие-то более серьезные цели? Что, если он действительно замыслил какую-то крупную гадость? Если бы с помощью своей гипнотической силы он сумел превратить тебя в послушное орудие, такому приобретению с его точки зрения не было бы цены. Вообрази: абсолютно покорный человек с твоими возможностями и твоей энергией! Кстати, помнишь, как я частенько говорил, что ты у нас прирожденный преступник? – Да брось, Сэнди, что за чепуха! И как-то не верится, чтобы Медина… чтобы с ним все было до такой степени не так… – Маловероятно, но не исключено. Нельзя сбрасывать со счетов любые возможности. И если он действительно мерзавец таких масштабов, можешь представить, какую власть он может заполучить при его связях, талантах, обаянии и известности? Сэнди вдруг плюхнулся в кресло и впал в глубокую задумчивость. Всего пару раз за это время он нарушил молчание. – Интересно, что могут означать эти заявления доктора Ньюховера насчет ловли семги в какой-то там норвежской реке? Почему, скажем, не занятия гольфом где-нибудь в Норт-Берике? И затем: – Ты говоришь, в комнате стоял запах, похожий на запах торфяного дыма? Действительно торф? Ты не ошибся? Наконец Сэнди встал и прошелся по курительной. – Завтра, – сказал он, – я займусь осмотром дома в Госпел Оук. Кстати, забавное название, верно? Ты, кажется, упомянул, что там электрическое освещение? Наведаюсь туда в качестве сотрудника муниципалитета. Это не сложно устроить – Магиллври замолвит за меня словечко. Упоминание Магиллври меня насторожило. – Послушай, – начал я, – я впустую теряю время. С Мединой я связался, чтобы просить его о помощи, но пока что со мной происходят только какие-то нелепые события, не имеющие никакого отношения к моему главному делу. Завтра же мне необходимо повидаться с Магиллври и договориться насчет встречи с этим самым шропширским сквайром. – К черту сквайра! Ты просто старый осел, Дик, и туго соображаешь. Все это имеет самое непосредственное отношение к Медине. Говоришь, тебе была нужна его помощь? А почему? Потому что он мог помочь тебе понять смысл этого дурацкого стишка. Но тут ты обнаруживаешь, что вокруг твоего потенциального «помощника» происходят поразительно странные вещи. Ни о какой помощи больше и речи нет, потому что ты можешь получить нечто гораздо большее – разгадку! Вместо того чтобы возиться с ним, как с Гринслейдом, ты можешь обнаружить ее в самой его жизни! – И ты это всерьез? – в недоумении спросил я. – Более-менее. Но пока что это самая многообещающая версия. Он считает, что после вчерашнего вечера и того, что случилось два часа назад, ты стал его помощником, возможно, даже слепым орудием. Дело может не стоить выеденного яйца, но, возможно, все даже серьезнее, чем мы можем представить. И это необходимо выяснить. Ты должен держаться поближе к Медине и окончательно убедить его, что все сработало. Всего лишь подыгрывай – и он рано или поздно раскроет карты. Но никаких самостоятельных шагов не предпринимай. Даже не сомневайся, очень скоро он даст тебе понять, что от тебя требуется! Не скажу, что этот план так уж мне понравился, но должен признать, что Сэнди говорил разумные вещи. Я спросил у него, чем он сам собирается заняться, потому что очень надеялся на его поддержку. – Снова отправлюсь путешествовать, – ответил он, ухмыляясь. – Давно хотел поработать во французской Национальной библиотеке. – А я-то думал, что ты со мной в этой игре! – Так оно и есть. Я еду как раз по этому делу, позже ты поймешь, почему. Кроме того, я хочу повидаться с парнем, которого мы называли Рам Дасс. По-моему, он сейчас где-то в Мюнхене. Послезавтра прочитаешь в «Таймс», что некий полковник, владелец поместья Кланройден, отбыл на неопределенное время за границу по личным делам. – И когда же ты рассчитываешь вернуться? – недовольно буркнул я. – Через неделю-две… может, и позже. И не исключаю, что вернусь вовсе не как Сэнди Арбутнот. Глава 7 Из жизни ученика Больше я Сэнди не видел: на следующий день он вечерним поездом укатил в Париж, а мне пришлось тащиться в Оксфорд, чтобы выступить свидетелем в одном деле о наезде на пешехода. Вернувшись на следующее утро, я обнаружил в клубе оставленную для меня записку. В ней не было ничего, кроме следующих слов: «Лис в лесу не обнаружил. Посторонних в доме нет». Я и не рассчитывал, что вылазка Сэнди на Пальмира-сквер окажется успешной, поэтому вскоре забыл об этом коротком послании. Сам он не вернулся ни через неделю, ни через две, и, сознавая, что на дело, за которое я взялся, у меня остается немногим более двух месяцев, я начал нервничать. Однако почти все мое время было занято Мединой – и вы в этом сейчас убедитесь. Пока я читал записку Сэнди, в клуб ввалился Турпин и стал зазывать меня прокатиться в его новеньком «Деляже»[32], а заодно потолковать. Маркиз де ла Тур дю Пин был, если это вообще возможно, бледнее, чем прежде, его веки еще больше набрякли, а манеры сделались еще более мягкими. Он увез меня за город, куда-то вглубь Виндзорского леса, и пока мы мчались, делая шестьдесят миль в час, открыл передо мной душу. Ему чудилось, что он сходит с ума, вернее, уже сошел, и лишь некая шаткая надежда на меня еще удерживает его от того, чтобы застрелиться. Он уже не сомневался в том, что Адела Виктор мертва, и что никто и никогда не найдет даже ее следов. – Эта полиция… – скорбно стонал он. – Только в Англии люди могут вот так запросто исчезать, и никто при этом даже пальцем не шевельнет… Тем не менее, закончил он, поклявшись жить до тех пор, пока не отомстит за Аделу, ибо он не сомневался, что всевышний рано ли поздно отдаст убийцу ему в руки. Мне было ужасно жаль Турпина, потому что за его бравадой, нытьем и самоуверенностью стояла подлинная боль. На его месте я бы и впрямь рехнулся. Он просил меня дать ему хоть ничтожную надежду, и я дал, сообщив то, во что сам не верил ни на грош: мол, я уже вижу свет в конце туннеля, и непременно верну ему его возлюбленную в целости и сохранности. После этих слов лицо его просветлело, и он бросился меня обнимать, при этом едва не отправив свой «Деляж» в кювет, а нас обоих – в вечность. Маркиз горел желанием не сидеть сложа руки, а действовать, и взял с меня слово подключить его к моей команде при первой же возможности. Меня при этом охватило чувство вины: кто-кто, а уж я-то знал, что никакой команды у меня нет, как нет и ключа к разгадке тайны. Поэтому я поспешил заговорить о мисс Виктор, чтобы он перестал приставать ко мне с расспросами. В результате я получил ее исчерпывающий портрет, исполненный средствами лирической прозы. Она оказалась стройна, среднего роста, держалась в седле не хуже богини Дианы и танцевала, словно нимфа. Адела была брюнеткой с темно-серыми глазами и мягким голосом, обычно присущим обладательницам таких глаз. Разумеется, Турпин описывал ее куда более поэтично, время от времени переходя на французский. Попутно выяснилось, что его возлюбленная обожала собак, не боялась ничего на свете, при ходьбе ставила ступни носками наружу и начинала очаровательно шепелявить в минуты сильного волнения. В результате я почувствовал, что весьма неплохо знаю мисс Виктор – тем более что в кабинете Магиллври просмотрел не меньше полусотни ее фотографий. На обратном пути мне пришло в голову спросить его, знает ли Турпин мистера Медину. Он ответил, что нет, и добавил, что сегодня приглашен к мистеру Джулиусу Виктору – небольшой званый обед, в основном, для узкого круга политиков, где будет и Медина. – Мистер Виктор – удивительный человек. Он не стал ничего менять в своей жизни, несмотря на то что случилось, и его друзья уверены, что Адела сейчас в Нью-Йорке. Сейчас он похож на того мальчика-спартанца с лисенком под плащом. – Передай ему привет от меня и скажи, что сегодня я непременно буду у него. У меня есть приглашение, действующее постоянно. В восемь пятнадцать, кажется, я не ошибаюсь? За обедом у Джулиуса Виктора собралось небольшое, но блестящее общество: министр иностранных дел, Доминик Медина, Паллисер-Йейтс, герцог Элстер, лорд Саннингдейл – бывший лорд-канцлер, французский министр Левассер, Турпин и я. Дамы отсутствовали.