– А товарища вашего не Роном звать? Охранник ухмыльнулся и покачал головой. – Вы ведь знаете, кого охраняете? – продолжила Елена. Подумав, Гарри кивнул: – Допустим. – И… как? – осторожно спросила Елена. – Они вам нравятся? Охранник снова замкнулся, неохотно сказал: – Серьезные люди. – Ну не совсем… люди… – пробормотал Виталий. – Хотите быть, как они? – Планирую, – кажется, охранник разозлился. – А вот вы чего хотите? Устроить бардак? – Ни в коем случае, – Виталий покачал головой. – Но вас их привычки не смущают, Гарри? Чем-то он охранника зацепил. Тот облизнул губы и сказал: – Имеют право. Человечество разделится на две неравные группы… да что разделится, уже разделилось. Изменить это нельзя, можно лишь выбрать сторону. Выбирать сильнейших разумно. Это эволюция, олды. – А вы рассудительны, – сказал деда Боря. – Хотите сказать – для охранника? – Гарри усмехнулся. – Я литературный институт закончил. – Не знал, что писать книжки в институтах учат, – вздохнул деда Боря. – Но знаете, ваш… э… литературный герой… точно не выбирал сторону сильнейших. – Ненавижу эти книжки, – ответил Гарри. – Представляете, как жить с именем Гарри и фамилией Горшков? Несмотря на всё напряжение, я невольно прыснул и заслужил раздраженный взгляд. – Особенно, когда во втором классе получил шрам на лбу, – продолжил Гарри. – И носил очки всё детство, родители не разрешали сделать операцию. – Сочувствую, – сказала Елена. Кажется, даже искренне. – Но детям не правят близорукость хирургически. – Знаю, – ответил Гарри. Он сидел, постукивая носком ботинка по полу, и это раздражало. – А вы-то сами? Ведь пришли договариваться? А? – Может, мы сражаться пришли, – ответил Виталий. Гарри кивнул: – Ага. Я слышал про клинику. Но даже ваша компания не может быть столь глупа. Он встал, бесцеремонно раскрыл сумку, стоящую у ног Виталия. Презрительно осмотрел содержимое. Заключил: – Конечно, застрелиться сможете, если что. Только вас и трогать не станут. – Мы не собираемся устраивать тут перестрелку, – сказал деда Боря. – Извините моего товарища, он нервничает… – Да, вижу, – кивнул Гарри. Кажется, он расслабился. Оставив сумку, отошел к двери, что-то пробормотал себе под нос. Подождал. Потом сказал: – Покину вас на минуту. И действительно вышел! Я посмотрел на Виталия. У того с лица медленно исчезало дурацкое обиженное выражение, он подмигнул мне, а потом сказал: – Вы реально не видели? – Чего? – спросила Елена. – Кого, – ответил Виталий и потрогал очки. – В фойе два монстра. Шестилапые, уничтожители. Не видели? Мы молчали. – Вы что, думали, поисковые очки только зеркальными бывают? – спросил Виталий. Вот теперь он был прежним – собранным и твердым. – У этого сраного волшебника такие же. Он вышел, потому что за дверью нас караулит монстр. Давайте, надо быстро… Мы рванули к столу все вместе, хотя это было не слишком-то разумно. Ладно, если что, скажем, что хотели немного объесть Слуг… – Аппетитом они не отличаются, – сказал Виталий. – Так… что тут… десяток шампанского… по бокалу на рыло выйдет… Накрошим в бокалы? Можно ножиком поскрести… – Увидят, – сказал я. – Надо рискнуть, – твердо сказал Виталий. – Давай свой чудо-кристалл. Я полез в карман, но деда Боря внезапно взял меня за руку. – Стой. Ребятки, мы идиоты. Кристаллы не растворяются в алкоголе! Мы молча смотрели на него. – Неужели никто не читал исследования? Не растворяются в алкоголе, не растворяются в масле… растворимы в слабощелочных средах… Я подумал, что Продавец мог бы и уточнить эту деталь. – Где нам щелочную среду искать? – спросил Виталий растерянно. – Я соду с собой не ношу. Елена, что можно найти щелочного? – Слабощелочной реакцией обладает… – Елена вдруг замолчала. Ее глаза забегали по столу. – Зачем тут рюмки? Крепкого алкоголя нет, зачем рюмки? – Морс из рюмок пьют? – предположил я. Елена осторожно наклонилась над стеклянным кувшином, полным густого темно-красного морса. Застыла, словно бы принюхиваясь. Выпрямилась. – Давай кристалл. Я молча отдал. Елена бросила его в кувшин и деревянным голосом сказала: – Все обратно на диван. Мы послушались. Мы, наверное, думали об одном и том же. Но говорить не хотели. Мы сели на диван и просидели не меньше минуты, прежде чем деда Боря начал: – Ты же не хочешь сказать… – Да, я ничего не хочу говорить, – оборвала Елена. Голос у нее оставался скрипучим и сиплым, словно горло пересохло. – Молчите, пожалуйста. Мы молчали. Потом деда Боря тихо произнес: – Но это же дичь какая-то… они же не… – Замолкни, – сказала Елена так, что он замолчал. Я сидел и думал о том, что Слуги, конечно, не вампиры. Ни Прежние, ни Слуги не нуждаются в человеческой крови, чтобы жить. И вряд ли испытывают какое-то маньяческое наслаждение, когда ее пьют. Но, как я понимал, на свои эксперименты, увеселения, приготовление лекарств для продления жизни и мутагенов они людей пускают без колебаний. Так же легко, как в деревне отрубают голову курице. И еще они абсолютно бесчувственны, хоть и прекрасно имитируют эмоции. Там же в зале есть творческие люди, музыканты и писатели, поэты и художники! Но им не жалко никого, ни чужих, ни своих. Они специально выключили эмпатию, чтобы не мешала жить. А глоток человеческой крови при встрече – это прекрасный тест на «свой» и «чужой». Подтверждение того, что они – высшая раса. Ну, после Прежних, конечно… Вернулся Гарри. Остановился в дверях, глянул на нас. Спросил: – Что грустите? – Нервничаем, – ответил я за всех. – Что-то долго. – Скоро пригласят, – сказал охранник.