Часам к трем вернулись на корабль. В четыре утра снова встретились с Инсеком. И вернулись на Землю. – Девять с небольшим часов… – сказал я зачарованно. – Мне казалось, несколько дней прошло. Лихачев понимающе кивнул. Спросил: – Что с вами делать-то? Будете здесь сидеть – примчится Иван. Начнет допытываться, что и как. Отправить вас домой… – Он осекся. – По домам? – Лучше в Гнездо, – сказал я. – Туда Иван не сунется. Я понимаю, все равно придется ему кое-что рассказать. Но пусть хоть в голове уложится. – Мы пешком дойдем, тут же рядом, – сказала Милана. – Нет! – Лихачев покачал головой. – Никаких прогулок. Мне будет спокойнее, если вас довезут до дверей. – А у вас что было? – запоздало спросил я. – Елена цела? – Цела. Когда вас увезли… – Он махнул рукой. – В общем, ее я отправил домой. Потом носился со своими по городу… не понял сразу, где вы объявитесь. Да и кто бы понял? Потом здесь работал. – А Комок? – Дверь закрылась. Наверное, тебе надо спросить у заказчика, что теперь делать. Удовлетворен ли он результатами расследования. Он испытующе посмотрел на меня и добавил: – Надеюсь, ты получишь от Продавцов что-то ценное. Тебе изрядно досталось. – Да я уже почти привык, – признался я. – Спасибо большое. Отправьте нас в Гнездо, полковник. – Брось ты этот официоз, – поморщился Лихачев. – Не хочешь Игорем, так зови по имени-отчеству. – А я не знаю вашего отчества, – ответил я. – Вы же не назывались. А по имени как-то фамильярно. Лихачев растерянно уставился на меня. Я неловко улыбнулся. Милана тихо рассмеялась: – Максим, он Игорь Григорьевич. Даже я знаю. – Убил на месте, Максим, – сказал Лихачев. – Ладно. Зови меня полковником. Так только внук меня звал, когда маленький был. – У вас есть внук? – почему-то удивился я. – Жена, двое детей и два внука, – Лихачев вздохнул. – Тебе все-таки стоит поспать. Милана, ты уж присмотри за ним! – Присмотрю, – деловито ответила она, беря со стола еще пару печенюшек. – Знаете, я уже научилась. Глава седьмая Снаружи Представительство тоже было огорожено барьерами и лентами. За ними толпились сонные репортеры и зеваки – Москва никогда не спит. В нашу сторону засверкали вспышки фотокамер, Лихачев что-то гаркнул, и мрачные полицейские оттеснили прессу… ну как оттеснили – на метр-другой. Лихачев посадил нас в полицейскую машину, чистенькую внутри, но старую и с продавленными сиденьями. Бросил водителю: – Доставь ребят в минкультовское Гнездо. Головой отвечаешь. Водитель молча кивнул. Машина вывернула на дорогу (мне показалось, что одного из самых настырных журналистов водитель нарочно толкнул крылом), противно закрякала сирена, и мы рванули по Моховой, чтоб тут же завернуть на Большую Никитскую. – Спасибо, Максим, – неожиданно сказал водитель. – За что? – Что выбрался. Что этих мразей прикончил, отомстил за ребят. – Откуда вы знаете? – насторожился я. Где-то в голове вдруг родилась и плеснула негромкая долгая нота. Меня будто обдало теплом. Мы с Гнездом почувствовали друг друга. – По Лихачеву видно, – ответил водитель. – Всю ночь сам не свой был. А сейчас вижу – его отпустило. Прав? – Прав, – признался я. – Ты приходи к нам, – подъезжая к Гнезду, сказал водитель. – Нам бы такие ребята пригодились. – Он помедлил секунду и вежливо добавил, посмотрев на Милану: – Это и к вам относится, разумеется. У нас служат девушки. Даже в оперативной группе. – Спасибо, – ответила Милана. Мы выбрались из машины. Начинался ветер, и паутину, которой обросло Гнездо, полоскало в рассветном полумраке. Машина стояла на месте до тех пор, пока мы шли к Гнезду. – Ничего, если я тоже буду в Гнезде? – спросила Милана. Я понимал, о чем она. Но ответил как можно небрежнее: – Ты была призванной, ты защищала Гнездо. Конечно! – Ну да… – с сомнением сказала Милана. – Все-таки я… – Была на Луне, – сказал я. Мы едва успели войти. Я лишь кивнул страже – не Же, другой. И увидел Дарину – она бежала через фойе мне навстречу, быстро, словно в бою, не произнося ни слова. Прыгнула – метров с трех; повисла на мне, обняв, обхватив ногами и уткнувшись лицом в грудь. Зашептала безостановочно, без всякой интонации, словно на нее не оставалось ни сил, ни времени: – Жив, жив, жив, жив, жив… Я обнял ее, опустил голову, вдохнул ее запах – терпкий, неземной, до боли знакомый. Она была легкая, теплая, ее била мелкая дрожь, словно она сдерживала движения, даже показалось, что она рыдает. И тут меня накрыло. Да еще как. Это было слишком похоже на душевую в корабле Инсека. Тот же горячий влажный воздух, те же странные запахи. И повисшая на мне девушка. Другая. Что же я натворил? Как я мог изменить Дарине? Как теперь я посмотрю ей в глаза? Все слова Миланы, такие разумные и мудрые, про Луну, на которой «всё остается», про то, что никогда не надо рассказывать любимой об измене… все они вдруг стали пустыми и бессмысленными. Никакой шок, никакой стресс меня не оправдывает. Какой же я балбес… Дарина всё висела на мне – так порой виснут на родителях дети в кинофильмах, в жизни подобного никогда не видел. Я, скосив глаза, смотрел на Милану. И читал в ее глазах, что ей сейчас… нет, наверное, не стыдно. Но нехорошо, это уж точно. – Я пойду, наверное, – сказала Милана. Дарина отцепилась, соскользнула с меня и столь же молниеносно метнулась к Милане. Та даже вздрогнула и отшатнулась. Жница обняла ее, прижалась. Она была на полголовы ниже Миланы и казалась сейчас младшей сестрой, обнимающей старшую. – Нет! Тут вы в безопасности! Милана, спасибо тебе, спасибо! Я только на то и надеялась, что ты с ним! – Почему? – Милана неловко улыбнулась. – Я толком ничего и не сделала… хорошего… это всё Максим. Дарина энергично замотала головой.