— Слушаю, Юрий Александрович, — тут же отозвались на том конце. — Вы мне звонили, — напомнил я. — Да-да, готовы подъёхать? — Готов. Но только если вы поможете мне добраться до Москвы. — А вы не в Москве? — в голосе собеседника послышалось разочарование. — Нет, я в Навле. — Где? — послышался удивлённо-приглушённый вопрос, будто я какую секретную информацию выдал. — Четыреста километров от Москвы. Сможете меня забрать? — Я переговорю с Селивановым… — донеслось неуверенное. — Слушай, Срулёв, если не можешь, просто забери кота. — Вообще-то, моя фамилия Струнов. — Да какая разница? Просто кота, говорю, забери. Он в Москве. А я сам как-нибудь доберусь. Повисла пауза. И в этот момент дверь в квартиру едва не снесли. — Ну, ты дашь колбасы или нет, трезвенник хренов⁈ — Нет у меня колбасы! — заорал я так, чтоб и за дверью было слышно. — Я всё понял, — раздалось в трубке. — Заберём кота и колбасы для него найдём, — испуганно пробормотал Струнов. — Диктуйте адрес. Адрес я назвал. И теперь мне оставалось надеяться, что кот будет в безопасности в НИИ. И что Струнов не обманет. А после я позвонил бывшей и обрисовал ситуацию. — Ты с ума сошёл — давать мой адрес! — взбеленилась она. — А если это алкаши? — Да нет, он по голосу трезвый совершенно. — Для тебя, может, и трезвый, — фыркнула Ритка. — Я зашился, уже четыре месяца как стёклышко. — Как зашился, так и расшился, — она явно не понимала, что такое «торпеда». — В общем, как хочешь, отдашь кота моему коллеге. Позже я сам подъеду и заберу Тишку. Узнаю, что выбросила, хоть из чистой зоны, хоть из-под земли достану! — Ладно, Юр, передам я кота. Только ты Тихона забери потом, жалко всё-таки. Ага, жалко ей стало. То выбросить грозилась, а теперь, глядите-ка, жалость проснулась. Спать более не хотелось. Да и на работу, чуял я, больше не пойду. Даже если этот Струнов заберёт Тишку в НИИ, кота там я оставить никак не мог. Всё-таки НИИ биохимии — опасное место для животного. Мало ли какие вещества захотят на нём испытать. А я Тишку любил. В целом-то котов я не очень, шерсть от них, мяукают чего-то, жрут, опять же. Но у Тишки характер хороший, ведёт себя прилично, не гадит в тапки и урчит приятно. Хороший кот, сразу видно. Я пересчитал имеющиеся в наличии деньги — не так много, как хотелось бы. Но к поездке следовало подготовиться, продуктов в дорогу взять, на счёт транспорта разузнать. Доставляют же как-то продукты в наш магазин, да и не могло быть такого, чтоб спились абсолютно все. Если даже я смог бросить, то, наверняка, и другие трезвенники найдутся. Дождавшись, когда за дверью, наконец, стихнет, я вышел из квартиры и направился в магазин. Большая часть инфраструктуры прекратила своё существование. Я шёл мимо бывшего торгового центра, витрины которого теперь щерились стеклянными осколками, будто зубастые пасти. Чуть в стороне находилась библиотека — та выгорела дотла, один лишь остов виднелся. На улице ни животных, ни птиц. Город умирал… Хотя, какой это город? Так, посёлок небольшой. Если пойти в другую сторону, то окажешься на железнодорожной станции. Изредка оттуда всё ещё доносились гудки поездов. Машин на улицах не осталось. Точнее, кое-что, конечно, осталось, вот только оно явно не имело способности передвигаться. Или сожгли хулиганы, или разобрали металлисты. Да, металлолом всё ещё принимали, как ни странно. Я добрался до магазина, и, надо сказать, мне повезло — дошёл без приключений. Не нарвался на пьяную компанию, меня не попытались ограбить и даже не предложили выпить. Ближе к обеду посёлок по обыкновению своему засыпал. Белёсый полог из полупрозрачных этаноловых облаков не защищал от солнца, дождь не приносил прохлады, хотя шёл часто, зато воздух в посёлке сделался затхлым и душным. Запах этанола смешивался с перегаром, а от недостатка кислорода начинало мутить, пот застилал глаза, а во рту появлялся мерзкий привкус рвоты. На улицу выходить совсем не хотелось. Я всё больше сидел дома под кондиционером, включённым на полную мощность. Пары спирта легче воздуха и поднимаются выше. Не знаю, как будет этой зимой. Когда всё началось, прошлой осенью, концентрация этанола всё-таки была ниже, и снег выпадал обычный — пары так и оставались высоко над землёй, а дождь, если и шёл, то не такой крепкий. Всё началось не сразу, но я тогда не сразу заметил перемены. Понял, что мир изменился, когда сам уже до чёртиков допился. Но тогда ещё работали больницы, вот я и успел зашиться. Водка больше не лезла, а Васька, сменщик мой, тот и вовсе помер. Быстро так и незаметно — во сне. Вот тогда-то я и испугался впервые. Продавщица за прилавком дремала. Нетрезвая, но ещё не до конца опустившаяся, ещё похожая на женщину. С ярким, пожалуй, даже чересчур ярким макияжем и проглядывающим сквозь толстый слой пудры фингалом. Да, мало кого миновали пьяные побоища, и дам в них тоже не щадили. Полки в магазине покрывал толстый слой пыли, продукты на них перестали размещать из-за воровства. Весь скудный ассортимент хранился под прилавком или в холодильнике под замком. — Эй, — я стукнул кулаком по столу, — Мне четыре банка консервов. — А деньги-то у тебя есть? — женщина приоткрыла один глаз и косо посмотрела на меня. — Есть, — я вытащил купюры, но отошёл подальше, а то ведь и вырвать из рук может. — Ой, — кокетливо махнула дама рукой, будто я не консервы покупал, а на танец её приглашал. — Ну, ладно, сейчас принесу. Она подняла объёмный зад и, покачиваясь, двинулась вглубь магазина. Загремели какие-то склянки, кажется, продавщица споткнулась и грохнулась, судя по характерному звуку. Но поднялась — судя по соответствующему кряхтению. Вскоре она вернулась с несколькими жестяными банками, которые она уложила в подол. Её при этом не смущало, что нижнее бельё предстало всеобщему обозрению. Я уже готов был расплатиться, как в магазин влетело ещё одно тело, навалилось на прилавок и потянуло грязные пальцы к продавщице. — Слышь, — прохрипел он, — закуски дай. — А деньги есть? — она завернула мои консервы ещё сильнее и теперь стал виден обвисший живот продавщицы. — Да я тебя!.. — алкоголик бросился вперёд, стараясь достать продавщицу. Пришлось принять меры. Я оттолкнул его в сторону, и пьяница не удержался на ногах, сверзился с боку у прилавка и ударился головой о пустой стеллаж. — Ну, падла! — заверещал он. — Порву! Пришлось принять ещё меры. Пнул его ногой в живот один и другой раз, чтоб скрючился. Швырнул купюры за прилавок и заорал: — Давай товар! Быстро! Продавщица пискнула, но подошла ближе, вывалила содержимое подола на прилавок. Банок оказалось всего три. Обсчиталась, дура! Но разбираться было уже поздно, я похватал консервы, быстро сунул в сумку и побежал на выход. Но не тут-то было. За дверью магазина стоял ещё один пьяница. Я его даже узнал — сосед мой. Тот, что колбасы требовал. — Слышь, — прозвучала любимая приветственная фраза маргиналов. Но договорить я ему не дал. Врезал свободной рукой в челюсть. Морда у второго алкаша оказалась крепкой, тот будто и не заметил удара, продолжал стоять, лупать глазами, а у меня аж руку свело. И всё же, хоть и медленно, но до него дошло. Сосед заморгал, задёргал подбородком, словно собирался заплакать, а потом завалился спиной назад. По его светлым шортам расползлось мокрое пятно. Ох, неужели и я был таким? От воспоминаний меня передёрнуло. Спасибо «торпеде», что не дала мне опуститься до такой степени. Глава 3 С растительностью происходили удивительные метаморфозы. Меня, как биохимика, это занимало. Несмотря на сентябрь, деревья разрослись пышной листвой, которая увядать и не думала. Тогда как уже пятипроцентный раствор этанола должен был бы замедлить рост, десятипроцентный — вызвать стресс, а двадцати пяти процентов хватило бы, что убить растения. Но погибли в основном кустарники и трава, а деревья — напротив, радовали взгляд пышной зеленью. Не думаю, что это надолго. По весне-то и трава цвела, пока дожди не превысили допустимую концентрацию этанола. А к середине лета вся высохла. Присутствие этанола в почве заставляет растения закрывать устьица и, таким образом, сохранять больше влаги в листьях, но, вот, рост при этом должен замедляться. Однако с деревьями такового не наблюдалось. Цветут и пахнут. Возможно, их корневая система уходит на большую глубину, а там деревья потребляют влагу из грунтовых вод. А это значит, что где-то должны были остаться скважины с чистой водой. Возможно, где-нибудь в деревнях можно найти колодцы. И, может быть, чистая зона, о которой говорила Ритка, живёт за счёт таких скважин? Как бы там ни было, здесь ни о каких колодцах с чистой водой и не слышали. Затарившись самым необходимым, я аккуратно сложил перегонный куб — только бы холодильник не разбить, и двинулся к железнодорожной станции. Вероятность того, что проходящий мимо товарняк подберёт меня, стремилась к нулю, и я это прекрасно осознавал. Но всё равно шагал к станции. Вдруг повезёт. — Юрка, — вдруг раздался у меня за спиной голос, — ты, что ли? Обернулся и увидел знакомое лицо. Не слишком трезвое, надо заметить, но и не в конец пропитое, как у прочих обитателей Навли. Просто теперь, когда сам постоянно трезв, замечаю даже минимальное опьянение. — Женёк, какими судьбами? — я раскинул руки, будто очень рад его видеть. На самом деле не слишком-то хотелось сейчас с кем-то общаться. А то начнётся: «Давай выпьем за встречу, да как это ты в завязке, сто лет не виделись…» и тому подобное. — Всё, домой возвращаюсь, — выдал он и опустил голову, будто повинился в чём-то. С Женькой мы когда-то учились вместе. Потом так же вместе в Москву поехали, в одном НИИ работали. Только он-то, действительно, работал, а я любимой формулой увлёкся чересчур. На том дружба как-то тихо-мирно сошла на нет, да я и не думал об этом по тем временам. Выгнали меня из института, а он остался.