Но за это время приняла участие в нескольких боях, спасла много жизней. Санитарка Сивохина прекрасно зарекомендовала себя, о чем свидетельствуют записи в ее личном деле. Фима пропала после крупного боя с отрядом моджахедов полевого командира Мухтара. Она и еще несколько человек. Предположительно, они попали в плен. Тела четверых были найдены. А две женщины так и остались в списках «пропавшие без вести». Раиса Гарипова и Серафима Сивохина. — Марк, помогай, — выпалил Димон в трубку, снова связавшись с другом-хакером. — Нужна еще информация? — Да. По Серафиме Сивохиной 1964 года рождения. — Он продиктовал остальные данные из личного дела. — Все, что есть, найди. — Это все? — Нет. Мне нужны имена тех, кто служил вместе с ней в части № 5140. — Во всей? — Да, — неуверенно протянул Димон. Он не представлял, сколько это народу. Как выяснилось, он очень мало знал об афганской войне. — Может, какая-то программа есть? — Напишу, это не проблема. Но я пока ничего не понял из твоего лепета. — Сейчас все расскажу… Не успел Правдин домой зайти и накормить Хорхе, как позвонил Марк. С их разговора прошло два часа. — Нашел я человечка. Служил в автобригаде шофером. Водил медицинскую машину. В том бою, после которого Серафима пропала, был ранен. После чего отправлен на родину. — Как зовут? — Илья Хомяков. Между прочим, подполковник в отставке. Я скинул на почту все его данные. Он жив, но не совсем здоров. — Все равно нужно встретиться. Где он живет? — Еще одна хорошая новость — в Сочи. Совместишь полезное с приятным, поработаешь и отдохнешь. В Краснодарском крае сейчас двадцать градусов тепла. — Надо глянуть билеты. — Я уже это сделал. Завтра в девять утра из Шереметьево летит «Норд Винд». Места есть. — Отлично. Как раз успею пристроить кота и собрать походный рюкзак. Спасибо, друг. — Не за что. Я помогаю тебе, а ты мне. — А я чем? — Не даешь заскучать. Собирайся, не буду отвлекать. Завтра созвонимся. Они попрощались, и Димон уселся за компьютер, чтобы забронировать билет до Сочи. * * * Димона усадили за стол. Отказываться от обеда он не стал из уважения к хозяевам. Их было двое. Хома и Абдула. Боевые товарищи. Воины-афганцы… Инвалиды. Один — слепой колясочник, другой — хромой и контуженный. Но оба дееспособные, сильные духом. Пока Абдула работал, как молодой и здоровый мужик, Хома приготовил обед. Как смог, так и сделал. Овощи и зелень нарезал неаккуратно, что-то просыпал, уронил на пол. Подлива говяжьего гуляша убежала на плиту. — Водку будешь? — спросил у Димона Илья Хомяков, колясочник. — Нет, спасибо. — А я приму пять капель. Абдула, налей. Тот подошел к холодильнику, открыл его и констатировал: — Водки нет. — В летней кухне она. — Они сидели в доме. — Ты спрятал ее от меня. Думаешь, не знаю? — Нет, ты выпил. — А ну, дай руку. — Зачем? — Дай! Абдула вложил свою лапищу в маленькую ладошку друга. — Врешь же! — Да как ты понимаешь это? — воскликнул Абдула. — Я тебя, брат, чувствую. Иди за беленькой. Обещаю, напиваться не буду. Тот, кто по документам был Иваном, вышел из дома. А Хома хихикнул: — Не понимает, дурак, что я считаю его пульс. Если учащенный, значит, волнуется. А Абдула, когда врет, всегда волнуется. Лгать ему Аллах запрещает. — Вы давно знакомы? — Больше тридцати лет. Оказались в Афгане в одно и то же время. — А служили? — В разных частях. Абдула был разведчиком, а я так… — У вас очень высокое звание — подполковник. — Я крыса тыловая. Нам повышение легче получить, потому в живых чаще остаемся! — И захохотал. Дима хихикнул, поняв, что это шутка. — В Афгане я рядовым был. Простым водилой. Но вернулся уже младшим сержантом. — Димон все об этом знал. Изучал дело Хомякова в полете. — Демобилизовался в звании «старшего». А там пошло-поехало. Не успевал звезды обмывать. Вернулся Абдула с бутылкой. В ней чуть меньше половины. Он налил другу водки. Себе и гостю компота из абрикосов. Чокнулись и принялись за еду. Димон подцепил дольку помидора, отправил ее в рот. Сделал глоток компота. Думал, прокисший, но он оказался свежим, насыщенным. Рискнул испробовать гуляш. Тоже хорошо. Абдула сунул ему кусок хлеба, чтобы Правдин обмакнул его в подливку. — Очень вкусно, — констатировал он. — А ты сомневался? — хмыкнул Хома. — Я отлично готовлю. У слепых другие чувства обостряются, и я лучше улавливаю вкус, запах. — Ты всегда умел кашеварить, — возразил Абдула. — У тебя талант. — Да, нужно было стать поваром. Был бы сейчас здоровым, толстым, богатым. И наверняка женатым на какой-нибудь молоденькой цыпочке… Но я хотел защищать родину от врагов! — Хома шарахнул кулаком по столу. Посуда на нем подпрыгнула. А Димон подскочил на своем табурете. Только Абдула не шелохнулся. — Идея была во мне. Патриотизм. Огонь. Жажда справедливости. — Все это в тебе по-прежнему есть, — успокаивающе похлопал друга по плечу Абдула. — В этом никто не сомневается. Ты дай молодому человеку сказать, зачем он пришел. — Знаю, зачем. Налей-ка мне. — Нет, вы не знаете, — бросил реплику Димон. Тарелку он отодвинул, а компот решил допить. — О давно забытой войне хочешь побеседовать, так? Мне же звонили из ветеранского центра, а им из московского. О тебе говорят. — Меня интересует конкретная личность. Женщина, что служила вместе с вами. Ее звали Серафимой. Вы должны ее помнить. Она санитаркой была при медчасти десантного батальона. Хома протянул руку, чтобы взять бутылку. Не промахнулся. И ни капли не пролил, наполняя свою стопку. — Как она выглядела? — спросил он, опрокинув в себя водку. — Славянская внешность, плотное телосложение. У меня есть фото, но вам, к сожалению, оно не поможет. — Абдуле покажи. Правдин достал телефон, открыл скан снимка из альбома Лауры. Друг Хомы глянул на него.