Меньше всего мне хочется выглядеть забавной. А еще беспомощной и беззащитной. Но именно такой я и являюсь перед сильнейшим темным Грассоры. В его власти разрушить мою жизнь. На его стороне закон. — Вы ведь хотели эту свадьбу? — озвучивает Хорос свой бонус. — Вы ее получите. Завтра же Фелисия подпишет договор с вашим агентством. — Я там больше не работаю. Он удивленно вскидывает брови: — Вас уволили? Впрочем, не важно. Вернуть вас туда не будет проблемой. Вот только я не хочу туда возвращаться. Ну то есть хочу! Хочу устраивать незабываемые торжества, делать людей счастливыми, заниматься тем, что мне действительно по сердцу. Но оказаться снова в подчиненных у Кришон — это то же самое, что оказаться в зависимости от Хороса. Где гарантия, что спустя какое-то время она не прикажет мне воспользоваться даром, а если что-то пойдет не так, в очередной раз не пнет меня под зад? — И это еще не все, — голос Хороса становится чуть ли не бархатным, каким-то обволакивающим, и я с трудом заставляю себя отвести взгляд от его глаз, в которых снова плещется тьма. — У вашей дочери, Мариселы, у нее ведь синдром Сарра? В скором времени ей потребуется операция, но боюсь, вы не сможете ее оплатить. У вас на счету нет трехсот тысяч дрейхов. — Вы и это проверили… Болезнь назвали в честь высшего, ставшего первым, кто провел успешную операцию по извлечению из организма ребенка темной силы. Если девочки низших, рожденные от темных, умирали еще в младенчестве, то дети светлых выживали благодаря своему светлому дару. Он защищал их, хоть такую жизнь сложно назвать нормальной. Бесконечные приступы, когда одна сила схлестывается с другой, пусть и не убивают ребенка, но делают его существование невыносимым. Скоро Лите исполнится два года. Этот возраст считается безопасным для проведения операции. Можно и позже. Но это будет означать, что ее мучения продолжатся, а у меня сердце разрывается, когда она плачет. Жаль, я не могу забрать себе ее страдания. — Связь темного со светлой явление очень редкое, — зачем-то отмечает Хорос, вновь возвращаясь к своей чашке. Теперь мы стоим по разные стороны барной стойки — незначительная преграда между мной и этим темным. — Потому что высшие вроде вас считают такие отношения аморальными. Нет, они не брезгуют с нами спать, но вот жениться на нас… Скандал, позор, катастрофа. Три века назад они ненавидели нас, презирали и одновременно желали. За то, что мы были рождены с даром, наделены им богами, а они — результат экспериментов и мерзких ритуалов. Со временем ненависть прошла… Презрение? В таких, как Хорос, оно до сих пор живо. Желание? Они по-прежнему к нам тянутся, но ничем хорошим такие отношения не заканчиваются. Уж я-то это точно знаю. — Я оплачу операцию и все расходы на дальнейшее восстановление. Ваша дочь будет здорова. На какой-то миг сердце в груди замирает, а потом заходится в бешеном ритме. — Я согласна, — говорю, больше не давая себе времени на раздумья. За это, за спасение Литы, я готова подписать договор даже с йоргом. — Я согласна, но у меня есть одно условие. На лице Хороса проступают хоть какие-то эмоции: удивление, недоверие, интерес. — Вы ведь понимаете, что вы не в том положении, чтобы диктовать условия? — Понимаю. Но на этом все же вынуждена настоять. — Если понадобится, вы будете с ним спать, — жестко чеканит темный. Его взгляд вновь становится тяжелым и острым. — Я не об этом. Я займусь вашей свадьбой, но в агентство не вернусь. — Хотите сказать, что справитесь в одиночку? Вы же должны представлять масштабы работы. — Представляю и могу вас заверить, что справлюсь. — Что ж, можете попробовать, — безразлично пожимает плечами Хорос. Не похоже, что его особо заботит это мероприятие. Впрочем, это ведь не он невеста, мечтающая об идеальной свадьбе. — Но если Фелисия будет вами недовольна… — Она останется мною довольна. Усмехается: — Еще и самоуверенная… Главное, чтобы вами остались довольны мы с Ксанором. Мысли снова убегают к грязным подгузникам и тому, как один из них будет смотреться на голове у этого сноба. Хорос кладет руки на прохладный камень столешницы. — Рад, Эления, что мы пришли к согласию. Пауза. Чувствую, как его взгляд скользит по моему лицу, медленно опускаясь ниже, отчего мне хочется подтянуть лацканы жакета к самому горлу или нырнуть под барную стойку. Особенно после его следующего заявления: — А теперь, сонорина Лэй, я попрошу вас раздеться. ГЛАВА 5 Эления На какое-то мгновение в глазах темнеет, и я все-таки хватаюсь за чашку. Высший, явно угадав мои намерения, накрывает мою руку своей, слегка сжимая пальцы. Вздрагиваю от этого прикосновения и спешу отдернуть руку, даже (на всякий случай) завожу ее за спину. Пока действительно чем-нибудь в него не швырнула. — Меня не интересуют ваши прелести, Эления. Только знак принадлежности. — Там ничего нет, — отвечаю, чувствуя, как к щекам приливает кровь и они начинают гореть. — Так не бывает, — щурится Хорос и добавляет резко, как будто приказывает: — Я настаиваю. Оглядываюсь на дверь спальни, цепляюсь взглядом за входную дверь, за которой его дожидается охрана, и с силой сжимаю руки в кулаки. Мы одни, но раздеваться перед ним… Да лучше обнажиться перед всем Кадрисом, чем перед этим матерым хищником! — Поверьте, я… — Я не стану верить на слово светлой, едва не превратившей мою невесту в марионетку, — жестко обрывает меня Хорос. — Раздевайтесь, Эления. Или я могу передумать и сделать то, что собирался сделать этим утром: передать вас полиции. Мне следует быть ему благодарной за щедрое предложение оплатить операцию, но вместо этого в сознании пульсирует одна-единственная мысль: как же сильно я его ненавижу. — Отвернитесь, — сдаюсь, мысленно проклиная темного. — Ложная скромность! — пренебрежительно фыркает Хорос, но все-таки отворачивается. — Если у меня есть ребенок, это еще не значит, что я вела разгульный образ жизни и обнажалась перед каждым вторым мужчиной! — Я не каждый второй мужчина. — Вы хуже! Чувствую, что нервы начинают сдавать, и спешно стаскиваю с себя пиджак. Чем скорее он удовлетворит любопытство, тем скорее уйдет. Дрожащими пальцами расстегиваю одну за другой пуговицы блузки. Прохладный шелк соскальзывает с плеч, с мягким шелестом оседая на бедрах. Схватившись за поясок юбки, немного ее приспускаю, позволяя крыльям раскрыться, и говорю своему мучителю: — Можете смотреть. Поворачиваюсь к нему спиной, каждой клеткой своего тела ощущая пристальный, жадный взгляд высшего. Слышу его шаги, каждый перекликается с ударами моего сердца, и тихо сглатываю, почувствовав прикосновение его пальцев. Хриплый шепот: — Отреченная… Он не спешит оставлять меня в покое, обводит пальцами, едва дотрагиваясь, то место, где когда-то серебром растекалась по коже родовая метка, а теперь вместо нее уродливый шрам, оставленный сильным ожогом. Темный не отнимает руки, а я не нахожу в себе силы даже пошевелиться. Чувствую тяжесть его ладони и горечь стыда, комом осевшую в горле. Еще никто не видел меня такой. — Вы закончили? — наконец прорезается голос. Секунда, вторая, и обжигающее прикосновение исчезает. Бесшумно выдыхаю, складываю крылья и спешу натянуть блузку обратно. Вот только пальцы не слушаются, и у меня никак не получается справиться с пуговицами. — Вы лишились покровительства рода из-за ребенка? — Да. Не стану его разубеждать. Пусть лучше думает так, чем продолжает копать. Прежде чем темный успевает задать очередной каверзный вопрос, оборачиваюсь и спрашиваю: — Как долго я должна буду находиться с вашим братом? — До выборов. После этого вы с ним порвете или сделаете так, чтобы он порвал с вами. — А если он не обратит на меня внимания?