– А в отношении меня можете не бояться, – сказал синьор Петрарка. – Я толстокожий и в этой войне выстою, вот увидите. Они не заставят меня делать то, чего я не захочу. И хотя после свадьбы бедной синьоры Эвелины я остался единственным упрямым владельцем в этом доме, обещаю хранить верность Упрямой Твердыне до конца. В этой истории меня больше всего волнует положение детей, и бедной Эвелины тоже, если Риккарди пойдет в наступление. Теперь нам нужно быть очень бдительными и присматривать за ними. – Если Виктор Гюго обещал за вами присматривать, то все должно быть хорошо, – сказала мне Пульче. Но я так волновалась, что у меня поднялась высокая температура. Тетя Динучча проводила меня вниз и, сделав на лоб холодный компресс, уложила в постель. Когда мама увидела, что термометр показывает тридцать девять, она всполошилась и хотела отложить отъезд. – Этого еще не хватало! – бросил на меня неприязненный взгляд Кукарикарди. Он уже успел подняться наверх за последними чемоданами. – Она специально это устроила. Не знает, что еще выдумать, чтобы испортить нам праздник. Но маму это не убедило. – Мне как-то неспокойно, Риккардо. Посмотри, какое у нее красное и воспаленное лицо. Нарочно так не бывает. Подождем хотя бы, пока спадет температура. Но Кукарикарди уже начал терять терпение. – Эвелина, перестань изображать из себя клушу, – сказал он. – Ты же знаешь, что я этого не выношу. Закрывай чемодан и пошли. Хочешь, чтобы мы опоздали на самолет? Чтобы начали медовый месяц с ссоры? Потом уже Коломба узнала, что агент Риккардо Риккарди продал эксклюзивные права на фотографии и видеозаписи его свадьбы и свадебного путешествия каналу «Амика» и журналу «Разговорчики у Розы Конфетто». Так что, если бы молодые отложили или отменили свое путешествие, это влетело бы им в копеечку. В конце концов синьора Эвелина дала себя уговорить, и они уехали. Ее звонки домой были редкими и очень краткими. Рядом всегда слышался раздраженный голос мужа: «Ну сколько можно! Давай уже заканчивай!» Но все же теперь Лео и Коломбе не приходилось гадать, где сейчас мама и чем она занимается. Каждый вечер по каналу «Амика» им, как и тысячам других телезрителей, показывали в подробностях, как протекает «свадебное путешествие наших прекрасных молодоженов». Вот они загорают рядом с бассейном, делают покупки в колоритных магазинчиках Тенерифе, пьют в ресторане шампанское (марку обязательно показывают крупным планом), веселятся на борту яхты известного промышленного магната… Но никто ни на телевидении, ни в печатной прессе не упоминал «ПРЕСТНЕДВ» и тот факт, что Риккардо Риккарди, помимо всего прочего, возглавлял строительный проект «Исторический центр для достойных». Араселио как-то заметил, что наша мама не только очень красивая, но еще и необыкновенно фотогеничная. В какой бы момент ее ни фотографировали (другие на ее месте выглядели бы преступниками или ненормальными), она всегда выходит прекрасно. Сразу видно, что самая красивая женщина в мире. И каждый раз, глядя на нее, я начинаю думать: неужели она и внутри тоже так сильно изменилась? Забыла папу и те ужасные дни, когда мы узнали о кораблекрушении, свою депрессию и апатию… А я еще помню ее сидящей перед телевизором и равнодушной ко всему, что происходит не на экране. Теперь она сама переместилась на экран. Может быть, поэтому стала такой спокойной и довольной? Или это – любовь, как говорит дедушка Пульче? Но разве она не любила папу еще каких-нибудь два года назад? Разве сердце ее теперь не там – не на дне океана вместе с ним и Филиппо? Я всегда думала, что любить можно только один раз в жизни… Новость о Риккардо Риккарди распространилась среди обитателей Упрямой Твердыни с быстротой молнии. Квартиросъемщики Тоскани были в шоке. – Вот видишь? А ты еще просила у этого афериста автограф! – накинулся на жену доктор Мурджия. Сестры Людовичис не переставали причитать в два голоса: – Этот человек выкинет нас на улицу. Придется перебираться на окраину. Вот беда, всех клиентов потеряем. Беспокойство овладело всем домом, даже жильцами синьора Петрарки. Сможет ли отстоять их старый художник? Настрой у него боевой, но уж больно сильный противник, если водит дружбу с самим лидером каррадистов. Все были на взводе, и дети тоже. Жан Даниэль Ортолу поссорился с Ми Чан, которая взяла его велосипед без спросу, и в отместку бросил ее рюкзак в чашу фонтана, и все ее книги и тетради размокли и пришли в полную негодность. Башир Баннерджи первый раз в жизни получил «неуд» по математике, а потом пощечину от отца, который воспринял это как личное оскорбление. Иммаколата Эспозито, задумавшись, положила в рот и проглотила медальон с Мадонной Помпеи, и тете Кончетте пришлось везти ее в больницу делать рентген. К счастью, после трех дней диеты на основе картофельного пюре тетин подарок к крещению обнаружился в ночном горшке и благополучно вернулся к своей хозяйке. Даже Ланчелот Гривз забыл про свое британское хладнокровие и надавал пинков старой курице Гризетте, которая решила устроить гнездо в его свалившемся за кресло кашемировом свитере. Пульче, защищая Гризетту, уронила с журнального столика драгоценную вазу эпохи Мин, и та разбилась вдребезги. А на следующий день Пульче забыла закрыть дверь в оранжерею, и девять собиравшихся цвести орхидей потеряли почти все свои бутоны. Синьор Петрарка изверг на племянницу ужасные проклятия, а потом вообще не разговаривал с ней два дня подряд. Проходя через площадку третьего этажа, все обитатели Упрямой Твердыни бросали косые взгляды на дверь и вывеску «ПРЕСТНЕДВ», но встретить кого-нибудь из чиновников в последнее время никому не удавалось. Казалось, все преследы куда-то исчезли. Глава седьмая Наконец синьора Эвелина сообщила детям по телефону, что на следующий день они с мужем возвращаются домой. Тети навели в квартире такой порядок и блеск, что глазам было больно смотреть. Расставили повсюду цветы и приготовили прекраснейший ужин. За полчаса до появления путешественников они сочли за лучшее удалиться к себе домой, посоветовав Пульче сделать то же самое. Так что встречали мать и отчима только Лео и Коломба. Синьора Эвелина обняла детей, довольно огляделась и принюхалась. – Потрясающе пахнет рагу! – воскликнула она. – Прямо слюнки потекли. – Ты помнишь, что тебе нельзя толстеть? – с упреком взглянул на нее муж. – Интересно, кто это тут готовил и прибирался… – Это все тети, а мы им помогали! – гордо сообщил Лео. – Стол на кухне уже накрыт. – Очень жаль, но вы только зря потеряли время, – холодно ответил Риккардо Риккарди. – Зачем ты так говоришь?! – возмутилась синьора Эвелина. – Во-первых, я не привык есть на кухне и даже за непонятно каким столиком в гостиной, если ты сейчас об этом подумала. В этой квартире не хватает хорошей столовой. Ну-ка, детки, давайте одевайтесь быстрей, и идем в ресторан. – Но, Риккардо… а завтра? Завтра столовая тут не появится. Ты ведь видел, какой у нас дом… – попыталась возразить ему жена. Он не ответил. Обвел глазами комнату, вымытые до блеска окна, накрахмаленные занавески. – Какой был смысл затевать генеральную уборку? Завтра придут рабочие ломать стены. – Стены? – озадаченно спросила Эвелина. – Ты говорил о косметическом ремонте. Какие стены? – Вот эти. Все. – Риккардо Риккарди раскинул руки и повернулся кругом, пытаясь охватить все стены, подлежащие слому. Эвелина быстро заморгала. – Не понимаю, – еле слышно пробормотала она. Риккарди рассмеялся. – Сюрприз! – с довольной улыбкой произнес он. – Эта квартира превратится в большой лофт. Соллюстри говорит, что у него уже много запросов от американских топ-моделей – готовы снять хоть сейчас. А мы завтра утром переезжаем на третий этаж. Что ты на меня так смотришь, дорогая? Наверху намного больше места. Мне нужна столовая, кабинет, персональная ванная, салон для приема важных гостей. – Но ведь на третьем этаже расположены офисы «ПРЕСТНЕДВ», – растерянно заметила Коломба. – Теперь уже нет. Они переехали. Пока мы были на Тенерифе, уже и стены успели покрасить. Вы разве не заметили, детки? Нет? Ну конечно. Я просил, чтобы работали без лишнего шума. Теперь дело только за мебелью. Вы двое можете взять пока свою – рабочие перенесут. Об остальной обстановке позаботятся дизайнеры канала «Амика». Вы поняли? Когда этот ползучий гад обещал маме, что переедет жить к нам, он уже все рассчитал. – Конечно, дорогая. Мы все будем жить на виа Джиневра, – сказал он тогда. А что говорит теперь? – Неужели ты думаешь, что я смог бы жить в этом вашем мышатнике? Извини. Не хотел тебя обидеть, но это не квартира, а просто дыра. Да, я обещал, что перееду на Джиневра, 35. Но про этаж мы не договаривались. Я ждала, что мама возмутится, откажется перебираться наверх, скажет, что мы имеем право сами решать, где нам жить. Но она опустила голову и тихо произнесла: – Ты прав, Риккардо. Я не могу навязывать тебе условия, к которым ты не привык. Дети, после ужина начинайте укладывать чемоданы. Кончилось тем, что в этот вечер в доме Тоскани-Риккарди никто не ужинал. И в ресторан не пошли, и к вкуснейшему рагу, приготовленному тетями, не притронулись. Лео совершил набег на холодильник и напихался шоколадом и всякими десертами, как делал всегда, когда был чем-то встревожен. Потом его обычно тошнило или всю неделю болел живот. А Коломба «села на жидкую диету», как говорила Пульче, – выпила целый литр слез, слизывая их со щек, и громко хлюпала носом, вытряхивая все из ящиков и шкафов и зашвыривая как попало в чемоданы. Моей первой мыслью было подойти к этому змею и крикнуть ему в лицо, что я не собираюсь уходить из своего дома. Мама и брат могут делать что хотят, но я останусь у себя. А если меня попробуют заставить силой, то пусть пеняют на себя: я буду драться, брыкаться, царапаться, кусаться и громко кричать. Крикну друзьям, чтобы звонили в Службу спасения. Но что я буду делать завтра, когда рабочие придут и начнут ломать наши стены?