— Какое варварство! Надо предупредить Харку. Кто-нибудь его видел? — Нет. Но конь здесь. Дакота всегда придет к своему коню. — Что же делать? Где Матотаупа? — Не вернулся от поезда. — Нельзя ли найти людей, которых Харка собрал защищать лагерь? — Они тоже у поезда. — Все нужные люди у поезда! Но надо действовать! — Теперь вы знаете все, — тихо сказала женщина. — Я оставлю у вас одеяло из бизоньей кожи — это одеяло Харки, я оставлю у вас лук — это лук Харки, я оставлю у вас перья — это орлиные перья Харки, я оставлю у вас вампум — это вампум для Харки, это вампум из хижины вождя Оцеолы, которого белые люди предали и убили. Харка прочитает, что говорит вампум. Вампум — завещание Оцеолы. А теперь я оставлю вас. Индианка повернулась, тихо прикрыла дверь и вышла. Спустя некоторое время Длинное Копье сказал: — Я посмотрю, что делается снаружи… Когда шайен возвратился, он сел на край кровати, сложил руки на коленях и опустил голову. — Ну что, Длинное Копье? — Очень плохо, мой белый брат, Далеко Летающая Птица, Умелая Рука, Волшебная Палочка. Все бегают с оружием и хотят линчевать Харку. Если он появится в лагере, он пропал. Его палатка уничтожена. Они хотели линчевать семинолку, но она приняла яд. Кто-то облил ее, уже мертвую, горячей смолой. — Как бы нам предупредить Джо Брауна и Матотаупу? Только они могут предотвратить несчастье, успокоить или во всяком случае обуздать этих пьяных тварей. Длинное Копье кивнул и вышел. Ночью кто-то опять постучал в дверь. Затем она приоткрылась. Появилась голова в шляпе с опущенными полями, прикрывающими лицо, затем — вся фигура в кожаной ковбойской одежде. В руках — ружье. Вошедший бесшумно закрыл дверь и тоже сел на край постели Генри. Ружье он поставил прикладом на пол. Голова его была опущена, но потом он поднял ее, и Моррис в свете лампы узнал его. — Ха… — Моррис даже не произнес имени. — Ты?! — Да. Где мой отец? — Еще у поезда. — Джо Браун? — Тоже у поезда. — Белые люди хотят линчевать меня. — Может, ты где-нибудь спрячешься, пока не вернутся отец, Джо и остальные. — Мог бы, но не хочу. Я ухожу. И если тебе где-нибудь, когда-нибудь случится говорить с моим отцом, то скажи, что я ушел к сиксикам, чтобы выдержать испытание и стать воином. Только после этого я вернусь и отыщу отца. Я как воин спрошу его еще раз, согласен ли он расстаться с Рэдом. Джимом. — Да… стой, Харка, женщина принесла для тебя одеяло из шкуры бизона, лук и еще кое-что. Если хочешь посмотреть, все это там под кроватью. Индеец нагнулся и увидел свое старое разрисованное одеяло, лук, орлиные перья и вампум. Вампум он сейчас же взял в руки и стал внимательно рассматривать. — Это из палатки Оцеолы, — пояснил Моррис. — Так сказала женщина. Она была семинолка? — Да, она была семинолка и никогда этого не забывала, — ответил Харка. — Вампум содержит передаваемое из поколения в поколение завещание. Где Длинное Копье? — Он пошел встретить тебя и предупредить. Ты его не видел? Я думаю, он приготовил для тебя одежду. — Не надо. Я снял одежду с человека, который надругался над трупом женщины. Он отошел от лагеря и оказался слишком близко от моего ножа. Индеец произнес это совершенно безразличным тоном, и Моррис посмотрел на него с печалью. — Харка, неужели убийство стало для тебя профессией? — Хау. Это моя работа. Этому меня научили краснокожие люди и белые люди. Я убиваю белых людей и я убиваю красных людей точно так, как я убиваю бизонов. — Кто же ты? — с ужасом спросил художник. Это был тот же самый вопрос, который Матотаупа задал своему сыну год тому назад. — Мое имя Гарри. Я разведчик, и я опасен для всех, кого научился ненавидеть и презирать. Бледное лицо художника стало таким печальным, что индеец посмотрел на него с участием. — Ты расстроен, Далеко Летающая Птица, Желтая Борода, Волшебная Палочка? — Ты видишь, я уже больше не Желтая Борода, как ты меня называл будучи мальчиком, я уже седая борода. И я расстроен. — Почему? Ты боишься меня? Или тебе не все равно, что получится из меня — краснокожего? — Нет, Харка — Ночной Глаз, Твердый Как Камень, Убивший Волка, Охотник На Медведя, я тебя не боюсь. Но мне не все равно, на что ты израсходуешь свои огромные природные дарования. — Не пугайся, если услышишь выстрел! — сказал индеец. — Я убью коня, который теперь для меня обуза: я не могу освободить его из рук белых людей. Я буду меток, и мой Серый даже не почувствует, что умирает. Харка еще глубже надвинул шляпу и покинул комнату так же спокойно и неслышно, как и вошел. Когда утро сменило ночь, вторую ночь после схватки в лагере, двадцать человек посреди прерии очнулись от своего пьяного сна. Их мучила жажда, но не было воды. Джо Браун, который знал меру выпивке, всю ночь держал дозор. Он не дал и Топу напиться до бесчувствия. Лишь они двое теперь твердо стояли на ногах. — Тихо, — сказал Джо. — Кто это там идет? — Это мой сын, — сказал Матотаупа. Юноша ехал на пегом коне. Он подскакал на галопе, резко остановил коня и соскочил на землю. Он снова был одет как индеец. Вампум был на нем. Выражение его лица было чуть высокомерно и неприязненно, но дышал он спокойно, и по всему этому Матотаупа знал, что подъехавший почувствовал запах алкоголя. — На станцию напал Тачунка Витко? — спросил Матотаупа сына, хотя хотел бы сказать другие, более теплые слова. — Хау. — А потом? — Потом он охотился на бизонов. — Ты его преследовал? — Нет. — Ты не преследовал Тачунку Витко? Почему? С этим почему в Харке вспыхнуло внутреннее сопротивление отцу, нежелание ему больше подчиняться. Харка загнал своего коня, которого очень любил, для того, чтобы предупредить белых, он заманил дакота в ловушку, он убивал воинов дакота, и теперь новая кровавая вражда встала между ним и его племенем. Он не ответил Тачунке Витко, вызывавшему его на единоборство, но не потому, что испугался, а потому, что не хотел действовать на руку белым, покушаясь на великого вождя дакота. Не хотел, хотя Тачунка Витко и оскорбил Матотаупу. Харка не преследовал Тачунку Витко, Харка помог скрыться раненым дакота, Харка далеко отнес убитых воинов, чтобы не дать белым возможности надругаться над мертвыми. Это почему затронуло в Харке самый больной и пока неразрешимый вопрос: ради чего он живет? Он не сразу ответил на вопрос Матотаупы. Отец, может быть, расценил это молчание как нежелание отвечать на вопрос. Он повторил: — Ты не преследовал Тачунку Витко. Почему? Это уже было слишком, и на удар Харка ответил ударом. — Почему? Потому что твою месть я оставляю тебе, Матотаупа. Пусть женские языки не болтают, что сын, который еще не стал воином, мстит за тебя. У Матотаупы перехватило дыхание. Наконец он крикнул с перекошенным лицом на английском языке: — Пошли, мои белые братья. Мы едем к станции! Я ваш разведчик и не оставлю вас, несмотря на то что я хотел бы мстить! Я сказал! Хау! — На станцию! — завопили все. — Там мы отпразднуем нашу победу как следует! Харка не прощаясь поехал прочь. После долгих часов езды вдоль пути группа достигла лагеря. Всадники махали шляпами, и приветствия с обеих сторон были громкими и многословными. Джо Браун не испытывал при этом особого удовольствия. Представив себе в общих чертах, что произошло на станции, он отправился искать Генри. Генри было плохо. Моррис и Длинное Копье ухаживали за ним.