Хельмерс указал на латунное колесико, выглядывавшее из кармана. — Шпоры я нашел вчера, — защищался мормон. — Тогда бы вам скорее пристало оставить их на дороге, потому что сами вы в них не нуждаетесь. Вообще-то меня не касается, скачете ли вы верхом или плывете на фрегате. Катайтесь вы по белому свету хоть на коньках. Если вы сможете заплатить, то получите еду и питье, но потом убирайтесь. На ночь я не смогу вас оставить. У себя в доме я принимаю только не вызывающих подозрения людей. Хозяин подошел к открытому окну, вполголоса сказал несколько слов и снова вернулся на свое место, усевшись и, казалось, перестав обращать всякое внимание на чужака. А тот устроился за ближайшим столом, положив на него свой пакет, сложил руки и смиренно наклонил голову, ожидая, когда ему принесут перекусить. У него был вид человека, которого незаслуженно оскорбили. Между тем к короткой беседе с интересом прислушивался Хромой Фрэнк. Теперь, когда разговор закончился, он тоже больше не обращал внимания на мормона. Совсем иначе вел себя Кровавый Лис. Уже при самом появлении чужака он широко раскрыл глаза и не отводил от него больше взгляда. Он не присаживался, собираясь покинуть ферму; лошадь его находилась подле него. Теперь Лис схватился за голову, как будто стараясь что-то припомнить. Потом он опустил руки и медленно уселся напротив фермера, так что мог внимательно разглядывать мормона. Он старался оставаться незамеченным, но внимательный наблюдатель все же уловил бы необычайную внутреннюю сосредоточенность юноши. В этот момент из дверей вышла старая полная женщина. Она принесла хлеб и большой кусок поджаренного говяжьего бедра. — Это моя жена, — объяснил Хельмерс по-немецки Хромому Фрэнку, тогда как с мормоном он говорил на английском языке. — Она так же хорошо балакает по-немецки, как и я. — Это меня необычайно радует, — сказал Фрэнк, протягивая женщине руку. — Очень много времени прошло с тех пор, как я в последний раз общался с леди на родном немецком языке. Как же я вам рад и как благословляю вас, моя очаровательная фрау Хельмерс! Может быть, ваша колыбель качалась в Папаше-Рейне или Мамаше-Эльбе? — Пожалуй, нет, — ответила она, смеясь. — На нашей родине не имеют привычки ставить колыбели в воду. Несмотря на это, я натуральная немка. — Ну, про Рейн и Эльбу, конечно, не надо было понимать буквально. Вам достаточно было воспринять это как обычный пример поэтической метафоры. Сам я сделал свой первый исполненный блаженства вздох поблизости от эльбинской Флоренции, которую какой-нибудь зануда-географ назовет Дрезденом. При тамошних сокровищах искусства не удивительно, когда кто-то из наших привыкает витиевато выражаться. Когда Шиллер в «Походе за молотобойцем» столь прекрасно восклицает: «Достоинство человека дано вам в обе руки», то мы, саксонцы, думаем по-особому, так как нам принадлежит сердце поэта: ведь его жена, урожденная Барбара Уттман, появилась на свет саксонкой. И несмотря на это, я уважаю любого другого немца, а вас от всей души прошу относиться ко мне исключительно дружелюбно. Само собой разумеется, что с моей стороны будет выражена самая искренняя благодарность, учитывая, вообще говоря, мое превосходное воспитание. Добрая женщина уж и не знала, что ответить странному парню. Она вопросительно взглянула на мужа, и тот пришел ей на помощь в затруднительном положении: — Этот господин — мой дражайший коллега, весьма образованный лесник, который по ту сторону океана наверняка сделал бы себе хорошую карьеру. — Совершенно точно! — быстро вмешался Фрэнк. — Высшая, интенсивная лесоводческая наука была тем вожатым, на которого я забрался бы с руками и ногами, если бы сзади не схватила меня судьба и не перетянула сюда, в Америку. К счастью, я не раскаялся в том, что свой музыкальный слух подарил голосу судьбы. Двенадцатью музами я был вознесен на такую башню субтеллурической культуры, где посвященному все низкое безразлично. С этой позиции я констатировал, что именно женщины подносят нам небесную амврозию, вдохновляясь которой я прикоснусь к вашему пиву и говяжьей жареной ляжке. Поэтому мы намерены сейчас же вытащить клинки и сжалиться над дружескими дарами, за которые мы весьма благодарны. Я надеюсь, мы быстро познакомимся, моя преданнейшая фрау Хельмерс! — Убеждена в этом! — сказала она и кивнула. — Естественно! Высокообразованных людей немедленно сводит их врожденный инстинкт. Что лежит ниже облаков, нас не заботит… Но вообще-то мое пиво уже кончилось. Не мог бы я получить еще одну кружку? Фрау Хельмерс взяла его кружку, чтобы принести пиво. Она и мормону принесла хлеб, сыр, воду и маленький стаканчик бренди. Тот начал свою скромную трапезу, ничуть не огорчившись тем, что не получил мяса. В этот момент появился Боб. — Массер Боб поставил лошадей! — отрапортовал он. — Массер Боб тоже хочет пить и есть! Внезапно он посмотрел на святошу. Он оцепенел, несколько мгновений рассматривал этого человека и вдруг закричал: — Что видит массер Боб! Кто здесь сидит! Это же масса Уэллер, вор, который украл у массы Баумана очень много денег! Мормон вскочил со своего места и испуганно поглядел на негра. — Что ты сказал? — спросил Фрэнк, тоже вскочив. — Этот человек и есть тот Уэллер? — Да, это он. Массер Боб очень хорошо его знает. Массер Боб тогда его очень хорошо рассмотрел. — Вот это повезло! Так это же давно желанная встреча! Что вы скажете на это, мастер Тобайас Прайзеготт Бартон? Мормон справился с внезапным испугом. Он презрительно махнул рукой в сторону негра и ответил: — У этого черномазого, верно, не все в порядке с головой? Я не понимаю его. Я не знаю, чего он хочет. — Однако же его слова были сказаны достаточно отчетливо. Он назвал вас Уэллером и сказал, что вы ограбили его хозяина, некоего Баумана. — Меня зовут не Уэллер. — Но, может быть, вас когда-то так звали? — Меня зовут Бартон и всегда так звали. Кажется, ниггер спутал меня с кем-то другим. Боб угрожающе пошел на мормона, выкрикивая при этом отрывистые фразы: — Кто такой массер Боб? Он негр, а не проклятый ниггер. Массер Боб — цветной джентльмен. Если масса Уэллер еще раз скажет «ниггер», то массер Боб побьет его, как это уже сделал масса Олд Шеттерхэнд. Тогда Хельмерс вмешался в ссору, встав между противниками, и сказал: — Боб, никаких оскорблений действием! Ты обвиняешь этого человека в краже. Ты можешь доказать это? — Да, Боб сможет. Масса Фрэнк тоже знает, что массу Баумана ограбили. Он может быть свидетелем. — Это верно, мастер Фрэнк? — Да, — ответил тот. — Я могу это засвидетельствовать. — Как же была совершена кража? — А вот как. Мой товарищ Бауман, которого знакомые зовут еще Охотником на медведей, построил лавку вблизи Платт-Ривер, а я был его компаньоном. Дело вначале пошло хорошо, потому что нас часто посещали золотоискатели, которые в те времена со всех сторон тянулись в Блэк-Хилс. Мы зарабатывали много денег. Частенько у нас скапливалась значительная сумма в монетах и слитках. Однажды я должен был съездить к диггерам[180], чтобы взыскать долги. На третий день я вернулся и услышал, что во время моего отсутствия Баумана обокрали. Он оставался один с Бобом и пустил чужого человека по фамилии Уэллер. На следующее утро тот исчез, а вместе с ним и все деньги. Преследование было бесполезным, потому что непогода скрыла следы вора. До сих пор не могут найти этого человека, хотя мы часто пытались разыскать Уэллера. Теперь Боб уверяет, что в этом святом последнего дня он узнал его, и я не мог бы поручиться, что он заблуждается. У Боба зоркий глаз и отличная память на лица. Тогда он утверждал, что очень хорошо запомнил парня и сможет сразу же узнать его в любой одежде. Вот и все, мастер Хельмерс, что я могу сказать по этому поводу. — Значит, сами вы не видели вора? — Нет. — Тогда вы, стало быть, не в состоянии свидетельствовать, что перед нами действительно вор. Боб со своим утверждением остался один. Что теперь делать, вы знаете так же хорошо, как и я. — Массер Боб точно знает, что делать! — воскликнул негр. — Массер Боб убьет мошенника. Массер Боб не ошибся, он узнал его. Негр хотел отодвинуть Хельмерса в сторону, чтобы подойти к мормону, но фермер отбросил его и сказал: — Стой! Это было бы насилие, а такого я на своей земле не потерплю. — Хорошо, тогда мастер Боб подождет, пока мошенник покинет эту землю. Тогда он его повесит на ближайшем дереве. Массер Боб будет сидеть здесь и хорошенечко смотреть, куда направится вор; он уж не спустит с вора глаз! И негр уселся так, чтобы держать мормона в поле зрения. Вид Боба убеждал в серьезности угрозы. Бартон боязливо разглядывал могучую фигуру негра. Вдруг он повернулся к Хельмерсу: — Сэр, я действительно невиновен. Этот черный мастер никогда прежде не видел меня, и я надеюсь, что смогу положиться на вашу защиту. — Не очень-то на меня рассчитывайте, — раздалось в ответ. — Не набралось достаточно доказательств, а сама по себе кража меня не интересует, потому что я не получил никаких официальных полномочий. Поэтому вы, пока находитесь здесь, можете быть спокойны. Но я уже сказал, что вы должны поскорее убраться отсюда. Мне безразлично, что произойдет потом. Я не могу отнять у мастера Боба право урегулировать дело с вами с глазу на глаз. И чтобы уж вы окончательно успокоились, охотно заверю, что не упаду от ужаса в обморок, если завтра утром встречу вас под каким-нибудь деревом, самый толстый сук которого окажется у вас между шеей и горлом. Этим дело до поры до времени и закончилось. Мормон вернулся к трапезе, но ел он медленно, с долгими перерывами, желая побольше насладиться гарантированной ему безопасностью. Зрачки Боба ни на секунду не отрывались от него; столь же внимательно, как и прежде, приглядывался к мормону и Кровавый Лис, хотя внешне он казался совершенно безразличным. Должно быть, молодого человека что-то заинтересовало в мнимом мормоне. Теперь каждый был так занят едой и своими мыслями, что беседа прекратилась. Когда же потом Фрэнк захотел возобновить разговор о Льяно-Эстакадо, ему помешало появление нового гостя. — Ваш дом, мистер Хельмерс, кажется, очень посещаем, — сказал он. — Вон уже опять подъехал всадник, претендующий на ваше внимание. Хозяин обернулся и посмотрел на всадника. Узнав его, он бойко произнес: — Такому гостю я всегда рад. Это дельный парень, на которого можно положиться в любом отношении. — Верно, торговец, который, кажется, хочет у вас пополнить запас своих товаров? — Вы так подумали, потому что увидели, что у него по обе стороны седла приторочены большие сумки? — Да. — Тогда вы ошибаетесь. Он не торговец, а один из наших превосходных скаутов. Вы должны его знать. — Может быть, мне знакомо его имя. — Не знаю, как зовут его по-настоящему, но повсюду он известен как Плутишка Фред, и он еще никогда ничего не имел против этого имени. — Странное имя! Откуда оно у него? — Он умеет делать сотни фокусов, от которых приходишь в величайшее удивление. Необходимый для этого материал у него всегда в кармане. — Значит, бродячий фокусник, который при случае становится следопытом или проводником? — Совсем наоборот. Отличнейший следопыт при случае развлекает общество фокусами. Если бы кто захотел заплатить ему за развлечение, очень сильно оскорбил бы Фреда. Он, кажется, бродяжничает с другими фокусниками и тоже говорит по-немецки. Я не знаю, почему он попал на Запад и остается здесь, тогда как в другом месте благодаря ловкости своих рук мог бы стать богатейшим человеком. Меня это касается. Убежден, что он вам понравится. — И я так думаю уже из-за того только, что он знает немецкий. Только скажите ему, что он может пользоваться этим языком! — Конечно. Он узнает об этом сейчас же. Только внимательно приглядитесь к нему, особенно к глазам: они разного цвета. Тот, о котором говорил Хельмерс, теперь подъехал ближе. Он остановил лошадь совсем недалеко от дома и закричал: — Хэллоу, старый квартирмейстер, есть еще у тебя местечко для бедного бродяги, который не может оплатить счет?