— Мой дом — в Ютербогке, или Ютербоге, а также Ютербокке, выбирайте тот вариант названия моего родного города, который вам больше по душе. Я не возьмусь утверждать, какой из них верный, но сам склоняюсь больше к варианту „Ютербогк“, потому что окончание этого названия объединяет в себе два других его варианта — „бог“ и „бокк“. — О вашем родном городе мне никогда не приходилось слышать. Будьте добры, скажите, как вас зовут? — Охотно. Моргенштерн. Доктор Моргенштерн. — А чем вы занимаетесь? — Я ученый, или, точнее говоря, исследователь-одиночка. — И что вы исследуете? — Я зоолог, сеньор. А в Аргентину прибыл для того, чтобы разыскать останки глиптодонтов, мегатериев и мастодонтов [11]. — О, да я и слов-то таких никогда не слышал! — Я имею в виду доисторических гигантских броненосцев, ленивцев и слонов. Лицо эспады вытянулось. В полной растерянности и недоумении он спросил: — Вы это серьезно, сеньор? — Да, я нисколько не шучу. — И где же вы собираетесь искать этих зверей? — Ну, разумеется, среди животных, обитающих в пампе. Еще неизвестно, все ли из них исчезли во время деливиума. — Деливиума? А, сеньор, я понял: вы говорите со мной на этом языке, чтобы дать мне тем самым понять, что я вам мешаю… — Что вы, что вы! Этот язык вполне понятен каждому человеку. Взгляните хотя бы на эти книги, их авторы являются знатоками деливиума — Всемирного потопа, иначе говоря. Вы непременно должны ознакомиться с этими трудами и… — Нет, умоляю вас, только не это! — перебил его эспада. — Про этих господ я никогда ничего не слышал, а вас, напротив, знаю гораздо лучше, чем вы можете предположить. Неужели вы всерьез полагаете, что этот маскарадный костюм мог изменить вашу внешность до неузнаваемости? — Маскарадный костюм, говорите? Хм. Должен признать, до определенной степени вы, пожалуй, правы. Я и в самом деле не собираюсь менять профессию и становиться на всю оставшуюся жизнь гаучо. — А почему бы и нет, сеньор? Вы же, как я помню, отлично ездите верхом. — Простите, сеньор, я не понял: это что, шутка? Впрочем, можете не отвечать, не имеет значения, шутка это или нет, поскольку вы задели очень серьезную для меня тему. Я предпринимал уже несколько попыток сесть на лошадь, по-латыни „эквус“, и освоить то, что на этом благородном древнем языке называется „экво вехи“, а именно искусство верховой езды. Но несмотря на все мое усердие, к сожалению, это искусство примерно на девять десятых так и осталось для меня непознанным. Эспада был, как, я думаю, уже стало понятно каждому моему читателю, не из тех людей, кого можно легко смутить. Но на этот раз ответ ученого поставил его в тупик, он не понимал, как и о чем можно дальше вести разговор с этим человеком, но, однако, все же попытался изобразить на лице некое подобие вежливой улыбки и пробормотал: — Простите мне мою навязчивость, сеньор. Я готов ждать сколько угодно, когда наступит момент, подходящий для того, чтобы вы могли снять свою маску и раскрыть свое инкогнито. На этом эспада счел разговор законченным, развернулся и направился к столику, где его горячие приятели уже нетерпеливо постукивали ногами по полу. Маленький гаучо посмотрел ему вслед, покачал головой и тихо пробормотал: „Снять маску!“ Какой чудак этот сеньор!» И он снова углубился в свои книги. Однако сосредоточиться на этот раз ему не удалось. Официант — тот самый, что был с ним одного роста, — подошел и спросил: — Сеньор, почему же вы не пьете свое пиво? Мне очень жаль этот прекрасный напиток и вас тоже. Когда пиво так долго стоит открытым, оно теряет часть своего неповторимого вкуса. Гаучо, он же доктор Моргенштерн, взглянул на него, поднял стакан и сказал: — Благодарю вас, сеньор! Человек не должен забывать о своих потребностях и удовольствиях, а пить, по-латыни «потио», пиво — безусловно, не только необходимо, но и весьма приятно. После этой тирады он собрался было продолжить свое прерванное чтение, но официант отчего-то все не уходил, и он спросил: — Вы хотите узнать у меня что-нибудь еще, сеньор? — Да, с вашего позволения. Я невольно слышал, что вы упомянули в разговоре с сеньором Перилъо город Ютербогк в Германии… — Да, это мой родной город, и я живу там. — Значит, вы немец? — Ну разумеется, немец. — О, сеньор, какой это приятный сюрприз для меня! Вы позволите мне поговорить с вами по-немецки? — По-немецки? Неужели и вы тоже немец? — Да, герр доктор, мы земляки, — с гордостью заявил маленький официант, — я родился и жил в Штралау на Руммельсбургском озере под Берлином. — Вы из Штралау? Какая приятная неожиданность! Но почему вы оказались здесь, чего вы хотите добиться в этой стране? — Разбогатеть, конечно! — И только? — Да, больше мне ничего не нужно. Но, знаете, герр доктор, и здесь это оказалось не так-то легко, как казалось издалека. Более того: сейчас я даже попал в затруднительное финансовое положение, надеюсь, правда, что это временные трудности. — А дома у вас остались какие-нибудь близкие родственники? — Нет, я круглый сирота. Ни близких, ни дальних родственников в Германии у меня нет… Было и еще одно обстоятельство, подтолкнувшее меня к тому, чтобы уехать: дело в том, что я всю жизнь очень хотел стать профессиональным военным, но для этого мне, видите сами, как минимум, дюйма два роста не хватает… Вот и пришлось искать счастья на чужбине. — А как давно вы здесь, друг мой? — Пять из своих двадцати пяти лет. — И чем вы занимались все это время, если не секрет? — Понемногу всем, что не осуждает закон. Сегодня я — официант, а завтра могу стать докером. — Но почему вы оказались именно здесь, в столице страны? Вы можете не отвечать, если это вам по какой-то причине делать не хочется, но я спрашиваю не ради праздного любопытства. — Я отвечу. Здесь я по той простой причине, что из Буэнос-Айреса самый короткий путь до Тукумана. Там я уже несколько раз находил довольно неплохо оплачиваемую работу. Моей обязанностью было смотреть за лошадьми в разных экспедициях, отправляющихся в Анды. — Так вы, значит, умеете ездить верхом? — обрадованно спросил доктор. — Не хуже, чем герои Фрейлиграта [12], смею надеяться. В этой стране чему угодно обучишься гораздо быстрее, чем в любой другой. — Это прекрасно! Но я хотел бы услышать от вас о самом главном, что интересует меня как ученого. Здесь, в Аргентине, должны встречаться в земле кости погибших животных… — Да их тут полно! — Отлично! Видите ли, кости некоторых из них интересуют меня в чрезвычайной степени. — В самом деле? Таких оригиналов, как вы, мне до сих пор не приходилось встречать. Вам повезло, что вы встретили именно меня. Я покажу вам места, где валяется множество костей разных животных. — Доисторических? — Вот уж за это поручиться не могу. Знаю только, что недостатка костей животных в пампе нет. — И костей гигантов животного мира тоже? — Это каких гигантов? Быков, что ли? Да сколько хотите! — Нет, я имею в виду животных покрупнее, мастодонтов, например, то есть гигантских слонов. — Я ни разу не слышал, герр доктор, чтобы здесь кто-нибудь охотился на гигантских слонов. — А на мегатериев? — Хм. Не слышал. — А на глиптодонтов? — Тоже… — Это естественно, если принять за аксиому предположение о том, что эти животные, жившие на Земле еще до грехопадения Адама и Евы, вымерли окончательно… — Ах, вот в чем дело, ну, теперь-то мне понятно, почему не видно их костей среди травы. Вам, вероятно, нужны такие кости, которые ищет профессор Бурмайштерн для своего музея естественной истории. Они в пампе тоже встречаются, но лежат глубоко в земле, их нужно раскапывать. Мне не раз попадались кости лошадей, живших не иначе, как до грехопадения наших прародителей. — Совершенно верно, лошади тогда тоже жили. То, что вы рассказали, очень интересно для науки! Представьте, мой друг, находятся еще ученые, которые утверждают, будто доисторическая лошадь могла обитать только в Старом Свете. Ну согласитесь, они же смешны, эти ограниченные упрямцы, не так ли? — Ну, в общем, откровенно говоря, я в этом мало что смыслю… Так, значит, если я вас верно понял, вы затеваете экспедицию за костями древних животных? — Меня чрезвычайно радует ваша сообразительность. Да, в самое ближайшее время я собираюсь отправиться к гаучо, чтобы составить из них костяк своей экспедиции. Вот и оделся даже на их манер, чтобы они с самого начала нашего знакомства испытывали ко мне доверие. Но прежде всего мне необходим слуга. Вы мне очень понравились, у вас честное и смышленое лицо. Но что такое? Судя по вашей реакции, кажется, вас вовсе не обрадовало мое предложение? Ответьте прямо, прошу вас: вы пойдете ко мне слугой? — Почему бы и нет? Особенно если вы будете мне хорошо платить и содержать так, что мне будет не на что жаловаться.