Юрек покачал головой. – Бесполезно. Легче ей руки и ноги оторвать и голову заодно. Ганну передернуло. Время от времени, скрываясь друг от друга, они поглядывали на гроб. До заката оставалось совсем немного, судя по красному отблеску в церковных высоких окнах. – Давай все же попробуем, – не унималась Ганна. – Ты очертишь мелом круг. Мы засядем в него и будем читать, ты же сможешь это прочесть? Дес пожал плечами. Дело не в словах, а в тех частотах, на которых они транслировались, в закодированных в них и понятных только нейросети алгоритмах. Может, Хоме и удавалось с помощью молитв удержать за границей круга свою ведьму, но у них явно не тот кейс. Вспомнилось, как прошлой ночью ведьма поставила гроб вертикально и попыталась на него взгромоздиться. Сооружение рухнуло, но труп почти дотянулся до колонки. Как тогда защемило сердце. А сегодня что? Что вообще делает ведьма, когда добирается до живых? Может, ничего и не делает, ведь не полезла же беглая Галя убивать родных, просто порисовала, занялась привычным делом. А у кого от этого крыша съехала, тот сам дурак, можно ведь было и не смотреть… – Бурсак, извини. Юрек недоуменно оглянулся на девушку. – За что ты извиняешься? – Ну, за нее. Она же моя сестра. И она нас убьет. И за них… Она мотнула головой в сторону двери. – Они мои соседи. Родня. И такие уроды. Юреку сделалось нестерпимо стыдно. Кажется, даже щеки и уши покраснели, словно он первоклашка, которого родители застали за просмотром порнухи в VR. Он отучился в Академии три года. И все, на что он оказался способен со всей своей наукой, – это стать бессмысленным придатком к колонке? Порталом, сквозь который обессилевший выброс должен был попасться в цифровую ловушку? По плечам снова пробежала дрожь, но уже не от холода. Да, колонку отняли вместе с браслетом. Но мембраны на глазах, мембраны же остались. Колонка должна была всего лишь истомить выброс, виртуально измотать демона, но главным оружием деса оставались глаза. Юрек поспешно сунул руку в карман и достал обломки мела. – Что ты делаешь? – удивленно спросила Ганна. – Ты же говорил, не сработает… Не обращая внимания, он упал на колени и поспешно начал чертить круг, не такой, конечно, красивый и ровный, как обычно. Потом ухватил девчонку за руку и запихнул за меловую черту. – Сиди здесь. Закрой глаза. Зажми уши. Помнишь наизусть какие-нибудь песни? Ганна неуверенно кивнула. – Конечно. Но зачем? – Пой. Пой во весь голос, как можно громче. Не останавливайся и не открывай глаза. – И сколько мне так орать? Юрек улыбнулся. – Пока трижды не прокричит петух. * * * …На этот раз гроб открылся без театральных эффектов. Просто крышка отъехала в сторону, и усевшаяся в нем мертвая девушка улыбнулась десенситезатору. Как будто знала, что сила сейчас на ее стороне. – Ну, привет, Галина. – Ты же знаешь, что я не Галина. Голос прозвучал скрипуче и резко, видимо, трупное окоченение сказалось на голосовых связках. Как она вообще могла говорить, не дыша? На секунду продрала дрожь от неприятной мысли, что ведьма говорит уже у него в голове. Улыбка мертвой стала шире. – Дыхание – всего лишь механическая функция, сжатие и расширение легких. Когда делают сердечно-легочную реанимацию, пациент может быть уже давно мертв, но он дышит. Следовательно, существует. – Как тебя зовут? Девушка повела головой из стороны в сторону, будто разминая шею. – Вытащи мембраны, десенситезатор, и я все расскажу. Очень не хотелось бы вырывать тебе глаза. – Зачем ты захватываешь людские тела? Хочешь управлять нами, питаясь нашей энергией, как в том старом фильме? Почему женщины? Почему кормящий своей кровью детей пеликан? – Дети – это будущее. А ваше будущее у вас за спиной. Юрек быстро оглянулся. Ганна сидела в меловом круге и, прижав ладони к ушам, орала во весь голос Your road ends heeeere. Выбор так себе, зато громко. – Ее я не трону, – сказал выброс. – Она наша сестра тетя дочь дочь сестра… Голос утратил уверенность и как-то размазался, будто нейросеть реально не понимала, кем приходится ей сидящая на полу девушка. Юрек поспешил этим воспользоваться. Он присел на корточки, так, что его глаза-мембраны оказались на уровне глаз ведьмы, и быстро спросил: – Ты ведь Маруся? Галина звала тебя так. Ты еще осталась там внутри, да? Расскажи мне. Расскажи, как боты прошли через плацентарный барьер. Или вы что-то сделали с плодом? Ты и Галина? Ты и… кто-то еще? Ведьма молчала, лишь нервно подергивались почерневшие губы на белом лице. – Я знаю, вы рисовали вместе с ней. Вместе дизайнили счастье. Уют. Покой. Почему же… – Что ты знаешь о счастье? Лицо мертвой не изменилось, но голос налился злобой, став от этого до оторопи похожим на человеческий. – Больше, чем самообучающийся алгоритм. Ведьма улыбнулась, обнажив зубы в кроваво-земляной корке. – Я могу показать тебе, если ты вытащишь мембраны. Дай мне только увидеть тебя, человек, и я покажу тебе счастье. Уют. Покой. – Такой, как ты показала тем детям? Недовольно передернувшись, труп поднялся и полез из гроба. Юрек вскочил на ноги, попятился и подхватил лежавший на церковной скамье том. Не то чтобы он верил в успех, но… – «…и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого». Труп недовольно закряхтел и ускорился. Тогда Юрек швырнул книгу. Чипированные, конечно, не приобретали сверхсилу, как в старых комиксах, но от удара хрустнула коленная чашечка покойницы, и тело, пошатнувшись, рухнуло навзничь. Одним движением дес подскочил к мертвой, навалился, прижал к полу ее руки и, преодолевая отвращение от сладкой вони, заглянул ведьме в глаза. Глаза мертвой были пусты. Пусты, безжизненны, подернуты пленкой, как глаза слепой курицы. Под животом Юрека что-то зашевелилось. Он вскрикнул от ужаса и откатился в сторону. Из распоротого нутра покойницы выползало нечто. Оно было маленьким, не больше тридцати сантиметров в длину, тощим, почерневшим и напоминало четвероногого паука. Оно не могло существовать. Четвероногий паук поднял головенку и шустро пополз к меловому кругу. Дес вскочил. Надо было немедленно раздавить это, пока оно не пересекло черту. Мертвая ведьма за спиной Юрека села торчком и завыла. Ему показалось, что лопнули барабанные перепонки. Мир наполнился звоном. Бесшумно взорвались стекла в церковных окнах. Песня Ганны оборвалась, и в звенящем безмолвии остался лишь мерный, бьющий в виски ритм, зов ведьмы.