— Байши! Ты тут как⁈ Ч’айя согнулась в три погибели. Бледная, в коротких волосах песок. Сидела совсем рядом, вцепившись в рукоять выданного ассолтера так, что не выдрать бы и манипулятором «моллюска». — Какого беса, Ч’айя⁈ Она не ответила, только улыбнулась, будто за уголки губ тянули крючками. — Отдай… Я всё же сумел выдернуть из её рук ассолтер, проверил кассету и давление баллона. Сердце пропустило удар, ладони похолодели. — Ты стреляла⁈ — Мне пришлось… — Кого-то убила? — А ты? — Да что б тебя! Детка… — Мне пришлось перевести дух, чтобы не сболтнуть лишнего. — Об этом ты думать точно не должна, всё это были очень плохие парни… — Ты в этом уверен? Я стиснул зубы. Приказал как можно строже: — Сиди тут! Вообще не высовывайся! Постоянно оглядывайся, тут норы повсюду. Стреляй, только если нападёт псина! Ты всё поняла⁈ Она снова ответила улыбкой, и на этот раз мне ну очень уж захотелось добавить что-то грубое, предельно далёкое от романтичного. Стряхнув пыль с её лба (она даже не отшатнулась), я торопливо поискал на лице девушки признаки приближающейся угрозы. — Это я. — Она осторожно, будто могла пораниться, отстранила мою руку. — И я тут, чтобы помогать, а не быть причиной паники, сисадда? — Ладно… — Было совсем не «ладно». Но развивать тему сейчас казалось несвоевременным. Повторил как можно жёстче: — Сиди тут и жди моего сигнала! Боец, отправленный с тремя собратьями на аллею, добрался до нужной точки и начал подъём, снова долбя по склонам из ассолтера. Им помогал второй «Коппульсо» от ставшего далёким подножия. Бронза тоже продолжил атаку, но сидящие вокруг меня пятеро чу-ха ждали. Над головами бесновались свето-струнные слепки, тела которых пробивало порывами пыльного, ощутимо усилившегося ветра. Я встряхнулся всем телом, насколько позволяла поза; быстро выглянул из-за уступа, и тоже ринулся в битву. И вот уже почти на самой вершине… когда мы положили ещё десять, а то и двадцать бесхвостых чу-ха-хойя в измазанных голубоватой глиной бурнусах… когда ответная стрельба почти прекратилась, а зубастые четырёхлапые твари перестали с рычанием бросаться на стаю из задрапированных шкурами пещер и потайных лазов… в общем, это была одна из последних выпущенных в бою фанга из буар-хитты, но она меня нашла. Причём нашла так, что верная броневая куртка из лёгких вспененных сплавов спасти не сумела… В правый бок шарахнуло, в глазах потемнело. Словно во сне я наблюдал за приближающимся склоном. Завалился вперёд и рухнул, крепко приложившись щекой о мелкие камни. Успел подумать, что последняя связная мысль оказалась вовсе не о Ч’айе или соотечественниках, мирно (я надеюсь) посапывающих в недрах пустынной горы ровнёхонько подо мной, а — только бы сейчас не налетела дикая шавка… Мне никогда не доводилось падать в глубокую воду. Но в этот момент почему-то показалось, что выглядит это именно так — влажно и неотвратимо. Рёбра почти не болели, лишь по правому бедру струилось обжигающе-горячее, а сам я погружался всё глубже и глубже во тьму. praeteritum Понимаю важное: даже если меня заживо пожирают черви зависти и отчаянья, показывать этого я права не имею. Вскидываюсь, силой воли возвращаясь в образ несокрушимой Нагинаты Когане Но. Пусть образ и фальшивый, но сдать перед девчонкой не могу ни на шаг. — Эй, слибу, — спрашиваю я, не скрывая ядовитой въедливости, — помнится, ты говорил, что подменил данные и спрятал личность Ч’айи среди неких мужчин, которые тебе понадобились для якобы эксперимента, так? Видимо, в этот момент фер вис Кри не настроен на пикировку. Потому что отвечает предельно спокойно и без контруколов. — Конечно. Иначе бы Песчаный Карп понял, кто это и для чего она нужна, — комментирует невидимый джинкина-там в звуковой системе гостевой комнаты. — Затем я извлёк её из стационарной ячейки и переместил во временную мобильную, сейчас она украшает твою бывшую нору. Ч’айя часто моргает, всё ещё погружённая в размышления. Я решаю не упускать инициативы: — И как много было этих мужчин? Да, это опасно. Ведь иногда, если не хочешь слышать честного ответа, нечего и вопрос задавать. Но… — Мне пришлось запросить 67 капсул, — честно отчитывается Диктатион. — Признать пару профилей недостоверными и скомпрометированными условиями хранения, провести подмену в базах данных, и забрать всю партию. Да, я якобы параллельно разворачивал эксперимент. — И где все эти люди? — бормочу я, проклиная себя за настойчивость. Джи-там издаёт искусно сымитированный звук вздоха. — Тебе не понравится ответ, Ланс. А вот Ч’айя возвращается в непростой разговор. Щёки её краснеют, кулаки снова сжимаются. — Байши… ты убил 66 человек, чтобы меня раздобыть⁈ — Поверь, их смерть стоила спасения тысяч! Глаза Ч’айи влажнеют, на лбу всё отчётливее рисуется опасная морщинка. Осознание, что виртуальная тварь так легко распоряжалась чужими жизнями, не даётся просто так даже самым сильным женщинам. А ещё я понимаю, что обе ипостаси несуществующего мицелиумного борфа определённо сто́ят друг дружки. И, наконец, осознаю, какую именно «важную вещь» Энки обманом выманил у своего братца… — Раз уж зашла речь, — почти шиплю я сквозь стиснутые зубы, — ты мне в своё время не ответил: я ведь не первый пробуждённый, да? — Конечно, первый. — В словах Диктатиона сквозит столько равнодушия, словно он просил составить меню ужина. — Ты успокоился? Теперь кулаки сжимаю я. — А вот п*здеть не стоит, сисадда⁈ Он на секунду словно задумывается, а затем как будто смиряется. — Ладно, Ланс. В очередное доказательство наших дружеских и честных отношений я признаю, ты был не первый. И даже не десятый. — Сколько их было? Моих предшественников? — 112. Не считая цены освобождения Ч’айи. Я чуть не приседаю на край кровати, но решаю стойко выдержать и этот удар. — Они все погибли? — Да. Я сожалею… Ничего ты не сожалеешь, сука! Но ввернуть упрёк мне не удаётся. — Радиация, — продолжает Хадекин фер вис Кри. — Стихийные бедствия, агрессия кочевников, факторов было много, и их кости устилают пустыню вокруг Юдайна-Сити. Однако именно они приучили её обитателей, что существуют и другие . Именно поэтому ты не был убит на месте, а взят в племя. В висках всё ещё пульсируют опасные цифры. 112 плюс 66… Сухие губы разлепляются для нового вопроса: — Это ты будил других людей? — Нет, это был тот, кого ты знаешь под именем Господина Киликили. — Снова врёшь? — А сам-то ты редко врёшь? — Кажется, что терпение Диктатиона подходит к концу. Но это только если забыть, что джинкина-там вообще не способен испытывать эмоций. Или способен? — Ладно, Ланс… извини, просто не хочу тебя лишний раз расстраивать. Да, это был я. Почти во всех случаях. Данав фер Шири-Кегарета вмешивался лишь на каждом восьмом подопытном. Но финальной стадией любого эксперимента является именно опыт на живом организме. Я чуть было не тянусь к башерам, словно стрельба по камерам и динамикам может хоть чем-то навредить выродку.