Его не осталось вообще. — Когда? — одними губами прошептал я. — Скоро, брат, скоро. Уж мы им такого жару зададим, что мало не покажется. Серега хлопнул меня по плечу и радостно оскалился. То ли не заметил моего ошалевшего выражения лица — то ли принял его за чистый восторг. — Долго терпели, но теперь так врежем, что да самого Парижу побегут прятаться, — усмехнулся он, задвигая ящик обратно под топчан. — Ты ведь с нами, Пашка? — То есть?.. — осторожно уточнил я. — У нас много друзей — так что винтовок теперь на всех хватит. Руки нужны — а уж у тебя рука крепкая. — Серега уселся на топчан. — Уж я-то на своей морде попробовал… Пойдешь с нами? — Я-то пойду — мне терять нечего. — Я пожал плечами. — А у тебя мама, Иринка… Если убьют — кто их кормить будет? — Наши не бросят. — Серега тряхнул головой. — Да и кто меня убьет? Питер теперь, считай наш, Павлуха. — Ну уж, — вздохнул я. — А гвардия? А боевые маги? — Гвардия не сегодня-завтра разбежится. — Серега с довольным видом развалился на топчане. — А маги… Эх, сказал бы я тебе — но нельзя пока. — Что — нельзя? На этот раз Серега молчал почти полминуты. Видимо, данное кому-то из старших обещание вступило в смертельную схватку с желанием поделиться радостной новостью… и проиграло. — Ладно так и быть. — Серега снова уселся и продолжил заговорщицким шепотом: — Я уж не знаю, как там, наверху это провернут, но зуб даю — не врут. Ничего нам твои боевые маги сделать не смогут. — Это почему? — поинтересовался я. — А потому, брат, — Серега торжествующе улыбнулся. — Что еще день-два — и не будет в Питере никакой магии. Глава 25 Я сначала даже не понял, что произошло. Не понял — хоть уже и испытывал подобное не один раз. Привычный мир схлопнулся до видавшего виды и насквозь прокуренного салона такси. Я будто перестал разом и видеть, и слышать… хотя зрение и слух остались при мне. Чем-то было похоже на надетый на голову мешок. Достаточно потертый и дырявый, чтобы казаться полупрозрачным, шуршащий по ушам. Пыльный и грязный, неприятный — его хотелось поскорее скинуть. Но не вышло — и недовольство тут же сменилось страхом. Я завертел головой по сторонам, выискивая неведомую опасность, вцепился в “парабеллум” под курткой — и только потом заставил себя сесть ровно и если не успокоиться, то хотя бы перестать дергаться, как заяц, угодивший в капкан. Ничего смертельного не случилось. Во всяком случае — пока. Магия исчезла, но таксисту об этом знать уж точно не обязательно. Причем исчезла, похоже, везде. Если бы чертова “глушилка” пряталась прямо здесь, в машине, меня наверняка уже взяли бы в оборот. Не дожидаясь, пока я наделаю глупостей. Но мы уже успели проехать метров пятьдесят, потом сто — но ничего не изменилось. Я не мог почувствовать даже самого слабенького дыхания Дара. Ни энергии вокруг, ни привычных пульсаций чужой магии, ни даже эманация родового Источника — ничего. Ноль. Пусто. — Неладное что-то творится, никак. — Водитель чуть замедлил ход и едва не улегся грудью на руль, разглядывая что-то впереди. — Гляди, любезный. Под фонарями по тротуару справа бежали люди. Парень с девушкой. Одетые просто, но при этом достаточно хорошо, чтобы оказаться нетитулованными дворянами. Какими-нибудь мелкими служащими. Прощупай я их собственным Даром — наверняка увидел бы одиннадцатый-двенадцатый магический класс… Но теперь мог только догадываться. Шагавший за ними следом полный господин в шляпе и с портфелем несколько мгновений явно пытался вести себя солидно — но потом не выдержал и припустил следом за парочкой, перебирая короткими ножками. В любой другой день я бы, пожалуй, непременно посчитал подобное забавным. Навстречу такси по узкой улице, ревя мотором, промчался какой-то породистый то ли “немец”, то ли “американец”. Так резко, что едва не снес нам зеркало, которое через мгновение все равно со звоном брызнуло серебристой крошкой. — Козел! — выругался водитель, запоздало вильнув вправо. Спортивная “Волга” и не думала останавливаться — наоборот, еще прибавила ходу и исчезла за поворотом, пролетев на красный свет. Юный — а может, и не слишком юный — отпрыск знатного рода почуял неладное и теперь спешил поскорее укрыться за толстыми стенами дома или родового поместья. Уж не знаю, многие ли из столичной знати уже знали про страшную “глушилку”, но я поступил бы так на месте любого Одаренного. Добраться до безопасного места. Спрятаться. А думать лучше потом. Мое безопасное место осталось слишком далеко. Конечно, я вполне мог приказать водителю развернуться и за двойную плату домчать меня до Елизаветино. Мог добраться до дома на Мойке или обратно к поверенному. Мог вернуться к Настасье в мастерскую, в конце концов, но… Я задал рукав куртки. Еще день-два — говорил радостный Серега. Как бы не так! Часы показывали без четверти час ночи — а значит, не прошло и полсуток. Вот-вот начнется — если уже не началось! Где-то вдалеке — похоже, на соседней улице, загремело что-то до боли похоже на пальбу из “нагана”. Оружие трижды выстрелило и стихло — как-то резко, беспомощно. Будто не выполнило свою работу, а подвело хозяина… или просто не смогло спасти. — Вот дела… — пробормотал водитель, трогаясь со светофора. — Что же там такое, любезный? — Непорядок. — Я снова проверил пистолет под курткой. — Городовых бы позвать, если встретим… Впрочем, толку от этого будет немного. Они уже и так наверняка получили нужные инструкции… если вообще получили. До Багратиона я дозвониться так и не смог — зато с дедом разговаривал еще из мастерской: вполне достаточно, чтобы информация дошла сначала до городских властей — а потом и до низших чинов. Но вряд ли кто-то из них подумал, что счет уже идет чуть ли не на минуты. Нет, удирать в Елизаветино или на Мойку, пожалуй, не стоит — а вот училище уже буквально за углом. Что бы ни случилось — даже без магии там достаточно и оружия, и тех, кто умеет им пользоваться. Не говоря уже о том, что в такой день мое место среди юнкеров. Вопреки ожиданиям, добрались мы только часа через пол — пришлось объезжать неведомо откуда взявшийся в такое время затор: похоже, кто-то просто-напросто бросил машину прямо посреди дороги и удрал неведомо куда. Да и в целом обстановка за окном такси с каждой минутой все больше и больше напоминала хаос. И даже в автомобильных гудках уже вовсю слышались панические нотки. — Приехали, сударь. — Водитель отер рукавом пот со лба. — С вас… Я не стал дослушивать — бросил на переднее сиденье смятую и даже успевшую чуть намокнуть в потном кулаке купюру — и выскочил наружу. До арки добрался чуть ли не бегом и только потом чуть замедлил шаг, оглядываясь по сторонам. Во внутреннем дворе не было никого — как и всегда в такой час — но чуть ли не все окна горели. И в начальственных кабинетах на третьем этаже, и в столовой, и даже в дортуарах. Немыслимое нарушение, на которое не обратили внимания. Впрочем, понятно — почему. Я почти физически ощущал повисшую над старым зданием пехотного училища тревогу. Голоса на улицу, конечно, не доносились, но я не сомневался: сегодня Владимирское жужжит, как растревоженный улей. Пчелы в черных юнкерских мундирах уже наверняка получили указания. И — как знать? — может, прямо сейчас примыкают к винтовкам граненые жала штыков… Чтобы что? Выдвигаться на грузовиках или строем на защиту государыни и наследника? Патрулировать улицы? Встретить бесполезным огнем панцеры? Или сойтись в кровавой рукопашной схватке с мятежными гвардейскими полками прямо на площади перед Зимним? А может, просто сидеть тихо и ждать дальнейших указаний. Не мешать подтянутым из пригорода армейским частям? Или жандармам, которых наверняка уже давно готовили к чему-то подобному. Как бы то ни было, я узнаю все прямо сейчас — сразу после того, как получу по шапке за очередное опоздание не только на вечерний смотр, но и даже к отбою. Если Маме и Папа вообще сейчас есть дело до одного нерадивого юнкера. — Стой! — рявкнул голос из темноты. — Кто идет? От неожиданности я чуть не подпрыгнул — но тут же выдохнул. Навстречу мне шагнул не притаившийся в тени злоумышленник, а один из местных унтеров. Рослый и тощий — за что и получил прозвище Васька-штык. Неплохой, в общем-то мужик, хоть и совсем не из нашей компании. Куда чаще его видели с Куракинскими прихвостнями — но это не мешало унтеру в целом иметь сносные отношения со всеми в училище. Он не раз и не два тайком пускал меня внутрь, когда дежурил на входе. Я возвращался из отлучек — порой даже самовольных — и по уставу следовало немедленно доложить старшему по караулу, но Васька не вредничал. Иногда за пачку папирос или мелкую купюру — но куда чаще просто так, по доброте душевной. Или оттого, что прекрасно знал, что князю позволено чуть больше, чем другим господам юнкерам. — Горчаков… вы, что ли? — Васька чуть вытянул шею, разглядывая меня в полумраке. — Вернулся все ж таки. — А куда деваться. — Я пожал плечами. — Чего там творится? Слышали, что сейчас?.. — Много чего я слышал, — пробубнил Васька. — Чего надо, и чего не надо. Велено не болтать и всем в расположении сидеть. — И не высовываться? — И на высовываться. — Васька распахнул передо мной дверь. — Ладно уж… проходите, коли опоздали. И бегом в дортуар. Но если кому попадетесь… — Скажу, что из наряда, — кивнул я. — Может, и поверят. Спасибо, Василий. Вид у дежурного был какой-то взъерошенный. Мне показалось, что он даже облегченно вздохнул, войдя внутрь с промозглой и темной улицы. То ли уже успел подмерзнуть… то ли боялся чего то. Дежурному на входе по уставу полагалось заступать на пост с оружием. Но на моей памяти винтовка всегда оставалась где-то в караулке, и даже самые придирчивые из дежурных обер-офицеры смотрели на это сквозь пальцы… но не сегодня. Васька держал свою “трехлинейку” в руках и — видимо, по личной инициативе — нацепил на пояс кобуру с “наганом”. — Никого, никого тут, — улыбнулся он, прикрыв дверь. — Сейчас их высокоблагородия все по кабинетам… Видать, совет держат. Так что пулей в дортуар! Но озирался я вовсе не потому, что так уж боялся встретиться с ротным или кем-то из высшего командования. На столике справа от входа телефона не было — зато он вполне мог оказаться в караулке неподалеку. — Василий, тут такое дело… — осторожно начал я. — Мне бы домой позвонить. Сами понимаете, что сейчас творится. — Не положено, ваше сиятельство. — Унтер покачал головой. — Вы не подумайте, мне-то не жалко, но если узнает кто… — Не узнает, — усмехнулся я, выкладывая на край стола пятрублевую купюру. — Сами же говорите — все командиры по кабинетам. — Пожалуй, и не узнает. — Васькина ладонь с неожиданным изяществом смахнула подношение. — Только уж поспешите, ваше… — Туда и обратно, — отозвался я.