Вроде бы обычная учтивость, ни к чему не обязывающая — а попробуй откажись. Я не стал спорить и послушно плюхнулся на чуть влажные холодные доски, пристроив рюкзак у ног. Даже не стал тратить времени на глупые вопросы. Древний Одаренный мог кормить птиц на любой лавке в столице — а может, и во всем мире. И если уж выбрал ту, напротив которой остановился мой вагон, то уж точно сделал это не просто так. — Вы, верно, устали с дороги? — поинтересовался Дроздов. — Двое суток в поезде — уже само по себе непросто. А уж в нынешние времена… — Вижу, вы неплохо осведомлены, откуда я ехал. — Я устроился поудобнее, едва не свернув ногой рюкзак. — Видимо, у вас есть особая причина говорить со мной. — Разумеется, юноша. — Негромкий и скрипучий голос Дроздова вдруг зазвучал серьезнее — почти строго. — На все, что случается, непременно имеется своя причина. Не нравился мне этот дед. Нет, он не казался злодеем — и вряд ли желал зла мне. Даже его запредельная магическая мощь, которая сама по себе могла напугать кого угодно, никак не ощущалась. Он не смотрел на меня сверху вниз, хоть и мог бы — напротив, был подчеркнуто любезен. Почти мил. Но рядом с ним я снова ощутил себя слабым, мелким и незначительным — и от этого хотелось дерзить и ершиться. Но делать подобного я, конечно же, не стал. — Так могу ли я узнать вашу причину, Василий Михайлович? — осторожно спросил я. — Не уверен, что моя скромная персона стоит такого внимания. — Напротив, Александр. — Дроздов покачал головой. — Ваша персона сейчас интересует слишком многих… к сожалению. Конечно, мы приглядываем за вами и собираемся делать это впредь, но может настать момент, когда защитить вас будет не наших силах. И когда же это, интересно, меня защищали? Когда я с голыми руками бросался на чертов панцер? — Мы? — переспросил я. — Кто — мы? — Неважно. — Дроздов махнул рукой. — Куда важнее то, что нам всем предстоить сделать. — Нам? — Я демонстративно огляделся по сторонам. — Я лишь наследник княжеского рода, один из многих. Вы куда лучше меня знаете, что сейчас происходит с Империей — и что делать. В вашей власти… — Если бы все было так просто, — вздохнул Дроздов. — Империи рождаются, существуют сотни лет — и обращаются в прах. Иногда чтобы восстать из пепла, но куда чаще — чтобы уйти в небытие. — К чему эти слова? — раздраженно буркнул я. — Имейте терпение, юноша. — Дроздов беззлобно погрозил мне пальцем. — И тогда вы однажды поймете, что у всего есть свой срок… у любой короны и любой эпохи. Но то, что происходит сейчас, касается не только Империи… Признаться, это страшит даже меня. — Народовольцы и военный заговор? — Мне окончательно расхотелось говорить загадками. — А ведь вы могли бы остановить все это — если бы захотели. Старших Одаренных послушают и Госсовет, и рода, и сама императрица. — Если бы этого было достаточно, друг мой. — В голосе Дроздова прорезалось искреннее сожаление. — Даже наше могущество, увы, не безгранично. Особенное теперь. — Вы хотите сказать?.. — Да, конечно же. Щелк — и все. — Дроздов печально улыбнулся и изобразил пальцами нажатие кнопки. — Бесовская машина в одно мгновение превратит меня в немощного старца… Но уж поверьте мне, Александр — даже это не имеет особого значения. — Вот как? — усмехнулся я. — А что тогда — имеет? — Уж точно не сила магического Дара. — Дроздов чуть подался вперед. — В сущности, какая разница между вами и мной… или вашим дедушкой, или кем угодно еще? Человеческая жизнь — лишь краткий миг. — Краткий миг, говорите? — Я посмотрел Дроздову прямо в глаза. — А мне приходилось слышать, что вы, Василий Михайлович, лично застали Петра Великого! На лице древнего Одаренного на мгновение прорезалось недовольство. Нет, не злость и не разочарование — скорее удивление. Видимо, старшая когорта магов не любила говорить о подобных вещах… да и вообще, похоже, не слишком-то стремилась разговаривать с простыми смертными. Наверное, для Дроздова с его опытом и силищей я мало чем отличался от одного из голубей вокруг. Выглядел таким же забавным, суетливым и глупым. Но почему-то все-таки важным. — Не стоит верить всему, что вам говорят, Александр. — Дроздов отломил пальцами еще кусок батона. — Перед лицом вечности мы все одинаковы. И любая сила имеет значение лишь тогда, когда приложена в нужную точку. И в нужное время… Порой один человек, наделенный Даром — а порой и без такового — способен изменить куда больше, чем вся древняя аристократия. — Я?! — Именно так, Александр. — Дроздов удовлетворенно закивал. — И именно поэтому здесь и сейчас вы куда важнее любого из нас. В ваших силах совершить великое… или предотвратить. — Но как? Я почувствовал, что понемногу начинаю уставать. То ли от этого странного разговора, то ли вообще — от всего. Сказывались двое суток в поезде и собственные невеселые мысли, которых и без доисторических мудрецов с их загадками и так было более чем достаточно. — Как? Это вам еще только предстоит выяснить. — Дроздов усмехнулся и бросил голубям ощипанную пальцами светлую корку. — Вы ведь не думаете, что у меня есть от вас какие-то особые секреты? — Думаю, — огрызнулся я. — Вы не говорите и сотой доли того, что вам известно. — Я говорю ровно столько, сколько вам следует знать. — Дроздов пожал плечами. — День, когда вы сможете смотреть в настоящее и будущее так же, как смотрим мы, непременно наступит. Но наступит нескоро… Закройте глаза. — Что?.. — Закройте глаза, Александр. — Дроздов осторожно протянул сухонькую холодную ладошку и коснулся моего лба и век. — Что вы видите? — Ничего! — Я с трудом подавил желание отпихнуть настырного старикашку. — Я ничего не вижу! — Разумеется. — Дроздов едва слышно усмехнулся. — Иначе и быть не может. Но когда живешь на свете сотню с лишним лет — понемногу учишься смотреть не только глазами. И не только здесь и сейчас. И там, где вы видите лишь черную пустоту — я могу разглядеть сотни и тысячи нитей. Длинных, коротких, толстых и тонких. Они тянутся из прошлого в грядущее, переплетаются, ветвятся… Порой обрываются — но их все равно остается куда больше одной-единственной. — Дроздов убрал руку с моего лица. — Той, которую способен увидеть почти каждый — даже родившийся на свет без силы Одаренного. — Судьба? — догадался я. — Эти нити — будущее? — Нет никакой судьбы. — Дроздов улыбнулся, но его глаза остались серьезными. — Кроме той, что творим мы сами. Для себя — а порой и для других. И сейчас от вас, Александр, зависит многое. Все нити, которые я вижу, сплетены с вашей… так или иначе. — И что все это значит? — Я коснулся пальцами внезапно занывших висков. — От меня зависит будущее Империи? — От вас МОЖЕТ зависеть будущее… и не только Империи. — Дроздов чуть сдвинул брови. — И каждое ваше решение может иметь последствия, которые сложно предвидеть. — Еще лучше. — Я легонько пнул ни в чем не повинный рюкзак. — И что, я теперь должен отвечать за все, что творится вокруг?.. Почему? Разве может такое зависеть от одного человека?! — Порой один человек… — Да знаю! — Я едва не сорвался на крик. — Уже слышал! Но если так — может, подскажете, что делать? Вы-то ведь все видите! — Куда меньше, чем ты думаешь… Хоть и намного больше, чем хотелось бы. Дроздов вдруг съежился, став совсем немощным и крохотным. И вместе с ним съежилась и моя злость. В конце концов, я ведь понятия не имел, каково это — предвидеть сотни вариантов развития событий и выбирать. Самому — за всех… Или вовсе не иметь никакого выбора и просто наблюдать, как из сотни разноцветных ниточек остается одна-единственная. Которая тоже может в любой момент налиться кровью — а то и вовсе оборваться. — Что бы я ни видел в вашем будущем, Александр. — Дроздов зябко втянул голову в плечи, пряча замерзшую шею в ворот пиджака. — Зависит оно только от вас… Как и многое другое. — И поэтому я здесь, да? Я сам не успел толком понять, что сказал. Бросил почти неожиданно, наугад — и, кажется, попал. Нет, Дроздов не выдал своих мыслей ни словом, ни выражением лица, ни вспышкой Дара — но даже его молчание сказало мне достаточно. Он не возразил — и оставалось только продолжать. — Я был… кем-то другим? — наседал я. — Где-то далеко отсюда — но по вашей воле оказался здесь. Так? — Вы родились здесь, Александр. — Дроздов покачал головой. — Прожили семнадцать с небольшим лет. И, если Богу будет угодно — проживете еще… — Вы знаете, о чем я! Здесь, внутри! — Я постучал себя пальцем по лбу. — Это ваша древняя… компания притащила меня сюда? — Не стоит кричать, Александр. — Дроздов прищурил один глаз. — В конце концов, кто сказал, что вы здесь не по собственной воле? Меня будто огрели обухом. Я уже приготовился выдать прямо в лицо почтенному старцу что-то уж совсем непечатное — но так и застыл, с тихим сопением выпуская из ноздрей лишний воздух. — Этого я знать не могу, — наконец, проговорил я. — Меня лишили памяти… вы? — Какая разница? — Дроздов махнул рукой. — Не стоит цепляться за прошлое. В ваших воспоминаниях на самом деле не так уж много ценного… ничего из того, что может понадобится. Важно не то, что вы знаете — а то, кем являетесь, Александр. — Кто дал вам право решать? — Вы. — Дроздов будто ожидал этого вопроса. — Но дело даже не в этом. А в том, что на самом деле вы помните достаточно. — Я не… — Помните, Александр. — Дроздов изобразил руками круг. — Все это — так или иначе. То что было — и что еще будет. Помните — потому что видели… своими глазами, не так ли? В виски будто одним махом вколотили два раскаленных гвоздя. Вряд ли старик полез мне в голову снимать какие-то блоки — скорее я сам вдруг пробил дыру в двери, которую не мог открыть… пока еще не мог. Зато в одно мгновение увидел куда больше, чем в самом жутком из ночных кошмаров, которые меня мучили. — Не стоит спешить. Дроздов протянул руку и снова коснулся моего лба кончиками пальцев. И боль тут же ушла — так же внезапно, как появилась. Остались только странные видения — и те будто отступили, снова нырнув так глубоко в омут памяти, что я уже не мог их ухватить. Да не очень-то и хотелось. — Всему свое время, Александр. — Дроздов убрал руку, чуть встряхнув — будто обжегся, когда касался меня. — Конечно же, если вы сами того пожелаете. — Уже не уверен, — вздохнул я, осторожно покрутив головой. — Это не так важно. Куда важнее то, какую цену вы готовы заплатить, Александр! — Дроздов вдруг возвысил голос и схватил меня за руку. — И что готовы сделать сейчас — зная, чем все однажды закончится! — Все, что угодно, — прошептал я одними губами.