Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 37 из 68 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Вопрос в самую точку, не в бровь, как говорится, а в глаз. Ниточки от «Уискотт-Олдрич» тянутся к нескольким компаниям и корпорациям, часть из которых реальные, а часть — такая же липа. — Можно найти в этом какую-нибудь закономерность? Чем эти реальные и липовые компании занимаются? Стюарт пробежал глазами лист бумаги, исписанный мелким почерком с обеих сторон. Прошло несколько секунд, прежде чем он снова заговорил: — Вообще-то нет. Тем более в нашем случае. — Что ты имеешь в виду? Возможность показать себя выявила в Стюарте одновременно и наиболее привлекательные, и самые неприятные черты его характера. После долгой, многозначительной паузы он прочистил горло, будто готовился выступить в роли адвоката перед особенно впечатлительным судьей Верховного суда. Подавшись вперед, он положил сложенные крест-накрест руки на краешек стола и только после этого заговорил: — Если вы хотите спрятать деньги, то не будете пропускать их через явно связанные между собой компании. Вы постараетесь смешать их с другими деньгами. Он со значением посмотрел на Елену, словно давая ей возможность оценить всю глубину своего интеллекта. Воспользовавшись паузой, она спросила: — Так куда же все-таки ведет этот след? — Боюсь, никакого криминала в этом нет. — «Пел-Эбштейн-Фармасьютикалс»? От удивления Стюарт широко раскрыл глаза и поднял голову так, что нижняя челюсть у него отвисла сама собой. Вопрос Елены вызвал в нем столько невинного изумления, что Елене стало почти его жалко. Лицо Стюарта всегда выражало не только его мысли и чувства на данный момент — он весь был как на ладони. — «Пел-Эбштейн»? Но как… — Значит, за ними стоит «Пел-Эбштейн»? — Елена не сочла нужным давать какие-то пояснения. Стюарт не знал, как ответить, слова Елены подействовали на него, как лошадиная доза транквилизатора. — Все не так просто. Нельзя сказать, что в этом деле за А следует Б, потом В и так далее. Все денежные операции между этими компаниями крайне запутаны, и разбираться в их тонкостях ужасно скучно. — Так дай мне поскучать, — с некоторым возбуждением в голосе произнесла Елена. Он протянул ей список, который достал из портфеля. В нем значилось шестнадцать названий. — Понимаешь, что получается? Она перестала что-либо понимать, едва ее взгляд выхватил из списка одно из этих шестнадцати названий. «Кронкхайт-Кэнэд». — Елена?.. Внезапно она почувствовала в голове необычайную легкость, граничившую с обмороком, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы преодолеть это ощущение и не потерять нить разговора. Она выдохнула и, собравшись с мыслями, задала очередной вопрос: — Послушай, Стюарт, скажи мне только одну вещь. Возможно ли доказать, что за всем этим стоит «Пел-Эбштейн»? На лице парня можно было прочитать, что этот вопрос слишком сложен для его понимания. Несколько секунд Стюарт морщился, хмыкал и наконец выдал: — Ну, связи можно установить только приблизительно, но доказать, что «Пел-Эбштейн» использует «Уискотт-Олдрич» в преступных целях, нереально. Здесь столько пересечений с другими компаниями, что сама постановка вопроса, в сущности, теряет смысл. Он ушел, не расставшись с надеждой на большее, нежели то, что сумел получить. Чувство такта и природная застенчивость не позволяли Стюарту напрямую говорить о своих чувствах и желаниях. После его ухода Елена провела какое-то время в раздумьях, и единственным советчиком ей была тишина. Юридических доказательств связи «Уискотт-Олдрич» и «Пел-Эбштейн», возможно, и не существовало, но ведь должны быть и другие способы установить истину! Она уже не сомневалась, что за историей с Марком Хартманом стоит «ПЭФ». Жан-Жак Ренвьер сидел в маленьком кафе недалеко от Музея Пикассо в Париже и ждал, когда ему подадут пастис. Уже несколько месяцев он ничем не занимался и вообще не имел ни малейшего желания устраиваться на какую-либо работу — жизнь была слишком прекрасна, чтобы растрачивать ее на всякую ерунду. Дафна, его вновь обретенная и любвеобильная подружка, опаздывала (правильнее было бы сказать, как всегда опаздывала), но Жан-Жак считал, что деньги влияют на время так же, как масса и энергия, так что ничего, он ей простит. Размышляя о жизни, он улыбался. Наконец-то ему повезло, теперь в этом можно было не сомневаться. После того страшного пожара в лаборатории он, разумеется, размышлял о будущем. Что-то станется с ним теперь? Тревогу усилили слухи, что «ПЭФ» собирается вообще прикрыть проект. Будучи лабораторным техником, Жан-Жак относился к разряду наемных работников, а не к интеллектуалам высокого полета, и прекрасно понимал, что в любой компании к таким, как он, относятся немногим лучше, чем к животным, за которыми ему приходилось выгребать дерьмо. Рассказывая о своей карьере подружке, Жан-Жак, разумеется, говорил совсем иное. Это просто чудо, иначе как везением это не назовешь: после пожара ему предложили не только продление контракта, но и работу на родине. В общем, руководство «ПЭФ» проявило к персоне Жан-Жака Ренвьера необычайное внимание. По правде говоря, именно это его и тревожило. Первое, что он подумал, — не в Протее ли дело… Но результат анализа крови оказался отрицательным, а беспокойство компании о его, Жан-Жака, судьбе было вызвано тем, что он, принимая участие в секретном проекте, стал обладателем информации, составляющей коммерческую тайну. По крайней мере, так ему тогда объяснили. Вот почему он счел за лучшее все-таки уйти из «ПЭФ» и теперь пытался завязать неофициальные контакты с одним из конкурентов компании — «Ли-Фромини». Но где же Дафна? По телефону она сказала, что едет с Монмартра от бабушки — старуха неплохо устроилась, в очередной раз подумал Жан-Жак. Дафне приходилось ублажать старую перечницу, поскольку всеми материальными благами в своей жизни она была обязана ей. Что ж, он, Жан-Жак, подождет, времени у него хоть отбавляй, а потому еще одна рюмка пастиса не помешает, подумал он. Он повернулся, чтобы обратить на себя внимание официанта, и, когда снова повернулся к столу, с удивлением обнаружил, что напротив него сидит человек. — Мсье Ренвьер? И сидит, стало быть, не просто так. Человек был невысокого роста, чуть полноватый. Незнакомец обладал добрыми глазами неопределенного цвета и небритыми щеками. — Я из «Ли-Фромини», — представился незнакомец. Жан-Жак удивился, но радость быстро затмила в нем все остальные чувства. — Я не думал, что вы свяжетесь со мной так быстро. Ответом ему стала приветливая улыбка. — Поверьте, мсье, ваш звонок весьма заинтересовал нас. Очень, очень заинтересовал. Мы можем поговорить? Жан-Жак замялся: — Сейчас должна прийти моя девушка. А мы могли бы встретиться в другой раз? Ну, скажем, завтра? Еще одна очаровательная улыбка. Но, несмотря на кажущееся расположение к Жан-Жаку, незнакомец покачал головой. Он указал на автомобиль, стоявший вопреки всем правилам парковки перед самым кафе. — Увы, завтра не получится. Мой босс вон в той машине, и он хочет говорить с вами немедленно. Жан-Жак продолжал колебаться, но, покрутив головой и убедившись, что Дафны все еще не видно, согласился. — Хорошо, только недолго. Он поднялся из-за столика и направился к машине в сопровождении коротышки как раз в тот момент, когда официант принес пастис. Выпить его, увы, Жан-Жаку не довелось. Минутой позже он был убит выстрелом в висок на заднем сиденье того самого автомобиля, а еще через два часа похоронен в специально выкопанной известковой яме где-то к северу от Орлеана. Дела у Люка явно шли в гору — об этом можно было судить хотя бы по обстановке, царившей в его офисе. Тихий и просторный, он содержался в чистоте и порядке, коллеги Люка — по крайней мере те, которых успела заметить Беверли, — держались по-деловому строго, да и сам Люк выглядел весьма респектабельно. Впрочем, он всегда излучал обаяние, теперь же чувство собственного достоинства и безграничная уверенность в себе прямо-таки выпирали из него. Возможно, Люк еще не всего успел достичь в жизни, но он был уверен, что и это не за горами. Беверли невольно подумала о себе, и где-то в глубине ее души шевельнулось чувство, похожее на чувство неполноценности. В голове у нее мелькнула непривычная и, во всяком случае, не успокаивающая мысль: правильно ли она поступает, когда даже теперь, понимая всю серьезность своего расследования, не идет к Ламберту и не выкладывает ему все? Если он предпочтет отмахнуться, тем хуже для него. Но Беверли Уортон была не тем человеком, который предается сомнениям. Пока она лишь однажды испытала поражение, когда ее карьере, до того момента гладкой как лед, был нанесен серьезный удар. Серьезный, но не смертельный. Сейчас же у нее был шанс наверстать упущенное, и она этот шанс не упустит. Люк принял ее прекрасно: усадил в удобное мягкое кресло и предложил кофе из настоящей фарфоровой чашки. Видно было, что ему очень хочется поболтать, но Беверли спешила. — Расскажи мне об «Уискотт-Олдрич», Люк. Он задумался, и Уортон почувствовала, что его что-то останавливает. — Проблемы? Люк вскинул голову и изобразил на лице некое подобие таинственности. — Может, да, а может, и нет. Услышав из уст старого друга столь странную сентенцию, Беверли коснулась его руки и тихо произнесла: — Ну пожалуйста! Ради нашего милого прошлого, а?.. Он улыбнулся, выдвинул ящик стола, достал из него объемистую папку и положил ее перед Беверли. — «Уискотт-Олдрич» — компания весьма и весьма интересная. Кто-то постарался хорошенько замаскировать ее, чтобы людям вроде меня было нелегко разобраться, кому она на самом деле принадлежит и кто и в каких целях ее использует. — Ну и кто же там заправляет? — «Пел-Эбштейн-Фармасьютикалс». Беверли практически не сомневалась, что Люк скажет именно это. Но следующая его реплика заставила Уортон широко раскрыть глаза от удивления. — Из собранного мною досье можно предположить, что ею пользуются призраки. Уортон с опаской посмотрела на оранжевую папку, которую держала в руках. Призраки, то есть национальная безопасность. Люк что, смеется над ней? — Конечно, это всего лишь предположение. Ничего конкретного.
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!