«О боже похмелья», некто, спускающийся по дымоходу с мешком вместо косы, и бессмертные слова «Хо-хо-хо». Это же Страшдество! А что такое Страшдество, как не издевка над Рождеством? Вообще меня бы это разочаровало, потому что Страшдество впервые появляется до первой книги о Плоском мире. Когда же он наконец решил написать целую книгу о Страшдестве (не могу не вспомнить Гринча, созданного доктором Сьюзом) – на первых же страницах появилось немыслимое количество идей. Как будто открылась запертая раньше дверь в страну детских страхов и мечтаний. Пратчетт начинает с самого начала, со времен, когда Плоский мир был юн и будущие традиции и история появлялись сами по себе, как… ну… «Да какого черта, события просто случаются!» – сказал один из философов Плоского мира. История шла своим чередом, и традиции тоже изменялись с течением времени. В шкафу действительно живет чудовище, и няньке нужно вытащить его оттуда и выгнать из дома, чтобы дети заснули. И это правда. В этом и заключается ее повседневная – то есть повсенощная – работа, потому что с рассветом чудовища исчезают. Магия Рождества, тайны ночи, тонкая грань между детским сном и детским кошмаром и событие, которое воплощает все детские надежды и страхи: Страшдество. Добрый, злой, уродливый и реальный – Санта-Хрякус. «Санта-Хрякус» должен был быть написан. Он стал тем жутким местом, куда Пратчетту пришлось заглянуть, чтобы описать процесс взросления и иррациональные страхи детства, которые постепенно превращаются в суровую реальность взрослой жизни. «А потом остался только снег. А потом он стал таять на солнце»[49]. «Санта-Хрякус» С начала времен люди, рожденные женщиной, живут и умирают. Кто-то рожает своих детей и вносит что-то свое в будущее человеческой расы. Но почему рано или поздно каждый ребенок в ужасе выбегает из ванной, когда там выключают свет, точно так же, как это делали его родители и бабушки с дедушками, не имея никакой реальной причины? Вот здесь-то и появляется Пратчетт, который предполагает, что когда-то, давным-давно некто испытал самый ужасный из возможных страхов и он генетически передался бессчетным поколениям потомков. «…появился слабый, но явственный аромат прошлого: запах писем, столь долго хранимых, с выцветшими чернилами и поблекшими ленточками; золотистых и каштановых локонов, надушенных и когда-то положенных – о, как изысканно и нежно! – среди засушенных в толстых книгах цветков, которые немыслимым образом сохраняли самую сокровенную суть уже давно выветрившихся благоуханий; явственно обоняемое позабытое…»[50] Элджернон Блэквуд, «Храм минувшего» Страх перед неведомым и тьма, затерянная в тумане времен, – вот те факторы, которые создают напряжение, ужас и интригу. Вот рецепт создания бестселлера. Пугаться притворно гораздо лучше, чем по-настоящему, а вымышленные страхи лучше ужасов реальности, современных или древних. «Я уже начал засыпать, когда услышал едва различимые звуки. Я их тотчас же узнал. Мне много раз в жизни приходилось слышать эти звуки, но для меня они всегда оставались самыми волнующими на свете и воскрешали в памяти много приятных минут. Они представляли собою железный скрежет, когда металл едва слышно трется о металл, и их производил, их всегда производил тот, кто очень медленно, очень осторожно поворачивал ручку двери снаружи»[51]. Роальд Даль, «Ночная гостья» Глава одиннадцатая Любовь питают музыкой «Послушай, обычные дети получают на день рождения ксилофон. А не просят дедушку снять рубашку!»[52] «Роковая музыка» Мрачная величественная музыка Томаса Таллиса, особенно Spem in Alium («Надежда в другом», респонсорий для восьми пятиголосных хоров), стала воплощением кротости и спокойствия в жизни Пратчетта. Он высоко ценит английского композитора шестнадцатого века. Если же посмотреть на почти пуританские предпочтения Пратчетта в одежде и дизайне интерьера, станет очевидно, что он просто любит простоту и консервативность. Таллис – композитор Елизаветинской эпохи, который писал музыку для королевы и всей страны. Его вещи лучше всего звучат в огромных соборах, на торжественных мероприятиях. Это не такой композитор, как Бах и Моцарт, – он жил и писал в те времена, когда хор ценился выше инструментов. Строгая красота его музыки привлекает Пратчетта. Он, будучи одухотворенным, пусть и не религиозным, человеком, ценит церковную музыку и даже вдохновлялся ею при создании некоторых книг. Простота – главная черта ряда знаменитых и эпохальных музыкальных произведений в разных жанрах, например «Тихая ночь, святая ночь» или Imagine Джона Леннона. Спросите у любого писателя – первый черновик обычно бывает лучше пятьдесят шестого, потому что со временем смысл теряется за метафорами и сравнениями. «Перед ними стояла молодая женщина. Очень даже молодая и вполне очевидно женщина. О том, что она женщина, говорило буквально все в ее облике. Слепец – и тот бы сразу прозрел»[53]. «Маскарад» Что я имею в виду? Если говорить о секрете написания бестселлеров, ответом, скорее всего, будет «пиши как можно проще». Пиши о том, что ты знаешь, и не старайся слишком сильно. Когда читатель открывает книгу, он должен слышать голос автора. С этим справлялись все великие писатели, от Фредерика Форсайта до Джулии Доналдсон. «Ветер завывал. Горы раскалывались под напором бури. Молния беспорядочно тыкалась в утесы, словно старческий палец, выковыривающий из вставной челюсти смородиновое зернышко». «Маскарад» Голос любимого автора привычен и приятен, как любимая рубашка или пара туфель, читатель сразу узнает его и рассчитывает на новое приключение. И если что и поможет ему добраться от первой страницы до последней, так это легкость. Для Пратчетта таким автором стал Толкин, а сам Пратчетт сделался любимым писателем для многих других людей. В 1997 году Пратчетт выступал в радиопередаче Desert Island Discs («Диски для необитаемого острова»). У гостя этой программы спрашивают, какую музыку он взял бы с собой на необитаемый остров. Пратчетт предпочел довольно эклектичный набор, который, впрочем, многое о нем говорит. Любимой песней он назвал Thomas the Rhymer группы Steeleye Span. Это английская фолк-рок-группа, созданная в 1969 году и прославившаяся в 1975 году хитом All Around My Hat. Steeleye Span и Fairport Convention – две самые известные группы эпохи возрождения британского фолка. От Томаса Таллиса их отделяет целый мир, как, впрочем, и от другой музыки, выбранной Пратчеттом, – от Вивальди и Моцарта до австралийской группы Icehouse и Мита Лоуфа. А вот этого певца уже можно сравнить с одним из героев Пратчетта: Смерть на мотоцикле не может не напомнить об обложке знаменитого альбома Мита Лоуфа Bat Out of Hell. Кстати, заглавную песню из этого альбома Пратчетт тоже внес в свой список. «А где-то далеко-далеко, в совсем другом мире, кто-то нерешительно взял в руки музыкальный инструмент, откликнувшийся эхом на ритм его души». «Роковая музыка» Когда дело касается музыки, Пратчетт плохо скрывает свои чувства. По его музыкальным вкусам вполне можно судить о его личности. Музыка влияет на него и на его книги, это очень важная часть его жизни. Среди других треков он назвал The Race for the Rhinegold Stakes Бернарда Майлса. Майлс – писатель, актер и режиссер, известный своими юмористическими монологами. Легко представить, как Пратчетт с отцом слушают его выступления еще в пору Чилтернского клуба радиолюбителей. Как и большинство людей его поколения, Пратчетт вырос, слушая радио и великих комиков второй половины двадцатого столетия. Наверняка своему чувству юмора он во многом обязан передачам Round the Horne, The Navy Lark и Hancock’s Half Hour. «„Да-да-дада-ам!“ Тебе это что-нибудь говорит?» Форд – охраннику. Дуглас Адамс, «Автостопом по галактике» В «Роковой музыке» Пратчетт выбирает ту же классическую композицию, что и Форд Префект (см. цитату выше), пусть даже в виде «Да-да-да-ДАМ!». Судя по всему, некоторые впечатляющие, но короткие музыкальные отрывки могут путешествовать сквозь время и пространство, и именно их используют такие писатели, как Пратчетт и Дуглас Адамс, для своих шуток. «Роковая музыка» полна музыкальными отсылками. Героев зовут Клифф («Утес») и Бадди – как тут не вспомнить Клиффа Ричарда и Бадди Холли, звезд пятидесятых годов? Потом девиз «РАЖДЕН, ШТОБ РУНИТЬ» – что это, как не знаменитый альбом Born to Run Брюса Спрингстина и E Street Band. Конечно же, Смерти приходится вмешаться. Угроза играть на перекрестках, чтобы спасти свою душу (как Эрик Клэптон?), становится вполне реальной, хоть мы этого и не видим. Пратчетт проходится по всей истории поп/рок-музыки, он точно понимает, в чем ее секрет, и поэтому задевает струны читательской души. В каждой своей книге Пратчетт выбирает тему и полностью ее разрабатывает. Он переворачивает все клише с ног на голову и рассматривает традиционные идеи с новой стороны. «Живи быстро. Умри молодым. Музыка дергала его душу». «Роковая музыка» «Роковая музыка» – это насмешка над популярной музыкой и неудержимой жаждой юности. «Никогда не стариться. Никогда не умирать. Остаться жить вечно в этом последнем, раскаленном добела моменте под рев толпы. Когда каждая нота как удар сердца». Но, как и в передаче Desert Island Discs, популярной музыкой конца двадцатого века Пратчетт не ограничился. Он оглянулся назад и рассмотрел более традиционные жанры, например оперу – в «Маскараде», пародии на «Призрака оперы» Гастона Леру. Разумеется, люстра, которая висит в театре, – это просто будущий несчастный случай, но книга построена не только на этой шутке. В центре сюжета – музыка. Это клей, который держит вместе оперу. Хорошая музыка, как и хорошие книги или любовь, никогда не умирает. «Маскарад» – это роман о Плоском мире, входящий в серию про ведьм. Агнесса Нитт уезжает из Ланкра искать славы и устраивается в оперу в Анк-Морпорке. Там пересекаются пути всех ведьм. Матушка Ветровоск обнаруживает, что нянюшка Ягг написала популярную кулинарную книгу, за которую издатели ей не заплатили. Ведьмы отправляются в Анк-Морпорк за деньгами, а заодно за Агнессой Нитт. Агнесса поет в хоре и там знакомится с Кристиной, которая начинает получать более заметные роли, когда местный призрак требует этого у администрации. В конце концов, убийства, интриги и финансовые махинации становятся обычным делом – как и в музыкальной индустрии в нашем мире. Призрак, кажется, просто пользуется удачным моментом. Интересно, что «Маскарад» и «Роковая музыка» вышли примерно в одно и то же время, но это типично для Пратчетта – он не упускает хороших тем. Ему нужно взглянуть на проблему с нескольких сторон, и именно это мы видим в его работах раз за разом. Только выработав тему до конца, он бросает ее и переходит к следующей. Так что, связаны ли «Маскарад» и «Роковая музыка»? По-моему, да. Это отличные романы о музыке и ее влиянии на людей. Когда в «Маскараде» Кристина становится всеобщей любимицей, мы понимаем, что внешность всегда может затмить талант, и сочувствуем Агнессе. «Я к тому, что все здесь ведут себя так, словно, кроме музыки, на свете вообще ничего не существует! Сюжеты опер абсолютно глупы! В половине историй все держится на том, что человек не узнает собственную жену или служанку просто потому, что та надела крохотную маску! Толстые дамы исполняют роли чахоточных девиц! А игра актеров? Разве это можно назвать игрой?!. И на двери следовало бы повесить табличку: „Здравый смысл оставьте за порогом“! Если бы не музыка, все это выглядело бы просто нелепо!» «Маскарад» В «Маскараде» Пратчетт довольно пессимистично смотрит на мир оперы – в «Роковой музыке» он этого так и не сделал. Кажется, поп- и рок-музыка ему ближе оперной, что, впрочем, совершенно ясно по списку музыки, которую он взял бы на необитаемый остров.