Больше он ничего не сказал. Когда Джесс закончила, они снова погрузились в молчание. В тишине слышно было, как Хильда Поттер спустилась со второго этажа и вышла на крыльцо, но почти сразу же вернулась. Потом, пыхтя, снова начала взбираться по лестнице. Интересно, подумала Джесс, что она унесла к себе в машину вместо того, чтобы уложить в один из деревянных ящиков? Монти поерзал в кресле. — Тайны — такая гадость, — проворчал он и, после долгой паузы, продолжал: — Их надо предавать огласке только тогда, когда они никому не могут испортить жизнь. Вот взять меня. Я много лет думал, что только мне одному обо всем известно… А оказывается, все всё знали, только мне не говорили! — Так вы все знали?! — недоверчиво переспросила Джесс. — Что? — Монти посмотрел на нее, как будто на время забыл о ее существовании, а разговаривал сам с собой. — Нет, конечно, не все, отнюдь не все! Я не знал, что у миссис Хендерсон, мамы Пенни, родился ребенок. Говорите, его звали Лайонел? Я понятия не имел, что тип, который развалился на моем диване… — Монти ткнул пальцем в названный предмет мебели, — некоторым образом мой родственник. А вот о том, что мой отец путается с матерью Пенни, я знал. Как-то случайно наткнулся на них в Стрелковом лесу, застал их, как говорится, на месте преступления. Тогда мне было двенадцать лет. Они меня не заметили — они были заняты другим! Я тихонько ушел. Ошибиться было невозможно. Хотя тогда я был еще совсем мальчишкой, я сразу понял, чем они занимаются. Видите ли, меня отдали в школу-интернат для мальчиков. Мы подслушивали разговоры старшеклассников, а они, похоже, ни о чем другом почти и не говорили. Это разжигало наше любопытство, а нас делало не по годам развитыми паршивцами. Но я никогда не рассказывал своим приятелям о том, что тогда подглядел в Стрелковом лесу. Я никому не мог признаться в том, что видел. Это была моя тайна, и я хранил ее больше шестидесяти лет. — Ах, Монти… — с грустью произнесла Джесс. Старик тоже вздохнул. — Позже у меня появилась причина полагать, что моя мать тоже знала об их романе. Правда, о ребенке она, скорее всего, понятия не имела… Теперь выяснить уже невозможно, но, если она все знала, возможно, именно это и подтолкнуло ее на… но и об этом сейчас говорить бесполезно. Сейчас уже ничего нельзя изменить. Как говорится, все давно прошло, стало древней историей. Главное — я никогда никому ни о чем не рассказывал. Наверное, именно та моя тайна стала первым клином, который разбил нашу с Пенни жизнь. Но не только поэтому наш брак дал трещину. Было много других причин, и почти во всех случаях виноват я. Пенни была умная и отлично меня знала. Она догадывалась, что я что-то от нее скрываю, и это ее мучило. Шли годы, я по-прежнему ничего ей не говорил, а она все больше злилась. «Монти, я никогда не знаю, о чем ты думаешь! — говорила она мне, бывало. — Но все твои мысли, похоже, о чем-то одном. У тебя что-то есть на уме, что-то тебя беспокоит, грызет, а мне ты не доверяешь настолько, чтобы поделиться со мной». Она все глубже вбивала тот клин, и наконец дерево, с которым можно сравнить наш брак, расщепилось пополам, прямо посередине. Конечно, я не мог поделиться своей тайной ни с кем — и особенно с ней. Я не мог сказать бедной девочке правду, верно? — Монти резко повернул голову к Джесс и посмотрел ей в глаза. — Ведь верно? — Да, Монти, — тихо ответила Джесс. — Да, вы не могли с ней поделиться. Монти вздохнул с облегчением. — Спасибо вам, рад слышать, что вы это сказали. — Он, кряхтя, встал. — Возможно, вы и не хотите выпить, а я очень даже хочу! — Я принесу, — быстро сказала Джесс. Она встала и открыла медную крышку ящика для угля. В угольной пыли стояла бутылка виски. Она нашла в буфете стакан и щедро плеснула в него янтарную жидкость. Бедный старик заслужил. — Монти, — сказала она, снова садясь на место, — возможно, кое-что до сих пор не приходило вам в голову, но я должна предупредить вас. — В чем дело? — спросил Монти, глядя на нее поверх стакана. — Вполне возможно, что Лайонел до сих пор жив. Ведь он моложе вас лет на десять-одиннадцать. С прискорбием должна сообщить, что человеком он стал никудышным — бросил жену с маленьким ребенком и скрылся в неизвестном направлении. Наверное, он потом еще долго боялся, что его найдут. Возможно, он уехал за границу или живет сейчас в нескольких сотнях миль отсюда; возможно, он официально сменил имя. Но… прошло столько лет, он мог решить, что ему больше нечего бояться. Джей нашел вас, и кто знает? Однажды может объявиться и Лайонел. Я не хочу, чтобы вы волновались из-за него, просто лучше ко всему быть готовым. К сожалению, об убийстве написали во всех газетах. Как бы сейчас ни звали Лайонела, и где бы он сейчас ни находился, он может все узнать. Монти почесал ухо. — Да, наверное. Тут уж ничем не поможешь. Но он все равно ничего не получит. — Он бросил на Джесс лукавый взгляд. — Для него будет уже поздновато накладывать лапы на «Балаклаву»! — Он снова посерьезнел и покачал головой. — Повторяю, я бы такого не допустил! — Он печально улыбнулся. — Странно… в детстве мне всегда хотелось братика. Но не сейчас. Сейчас мне лишние сложности ни к чему. Внезапно он просиял: — Слушайте, ведь до сих пор он ни разу не пытался меня найти! Возможно, он уже отбросил коньки. Если он жив, то может жить где угодно. Скорее всего, он понятия не имеет о том, кто его настоящие родители, и не знает о «Балаклаве». Если так, ему же лучше. И для его сына было бы лучше, если бы он ничего не узнал, бедняга! Если этот Лайонел читает газеты, возможно, он больше боится, что я найду его, чем я боюсь, что он попытается разыскать меня. Говорите, он бросил жену с ребенком? Значит, скорее всего, он и сейчас таится. Монти обвел рукой комнату. — Через год Хеммингс снесет дом до последнего кирпичика! И тогда все закончится… — Он понизил голос до шепота. — Да, наконец-то все будет кончено! Он прав, подумала Джесс. Открытие, совершенное Джеем Тейлором, стало причиной его гибели. Лайонелу тоже есть что скрывать, где бы он сейчас ни находился. Возможно, он даже не знает, что жена, которую он бросил, Дирдре, давным-давно умерла. А может, он до сих пор боится ядовитого язычка ее сестры, мисс Брайант. — И еще кое-что, Монти… — начала она. — Что такое? — Монти бросил на нее настороженный взгляд. — Неужели еще какой-нибудь незаконный родич отыскался? Сколько можно? — Нет, больше никаких родственников не нашлось. Я хотела рассказать вам о том, что в спальне на втором этаже бывали Себ Паскаль и миссис Снеддон… — Ваш суперинтендент Картер меня уже просветил, — сердито ответил Монти. — Какое это сейчас имеет значение, а? Больше им уже туда не пробраться. Сами вляпались в неприятности; я тут ни при чем! Надеюсь, у Пита Снеддона отобрали ружье? Дурак, зачем ему понадобилось мчаться на заправку и угрожать Паскалю? — Да, его ружье у нас; больше он его не получит. У него отобрали лицензию. Тем не менее до суда мы будем пристально следить за ним. Не хочется больше об этом говорить, но все же Себ и Рози незаконно проникали к вам в дом, и вы, Монти, можете подать на них в суд… — Нет, не подам! — отрезал Монти. — Рад, что я ни разу не наткнулся на них. Однажды я случайно наткнулся на моего отца и мать Пенни, и мне хватило. Второго такого раза я бы никому не пожелал! Мне сказали, они тщательно прибирали за собой? — Да, очень тщательно, — кивнула Джесс. — В спальне наверху было чище, чем во всем доме. — Ну, тогда ладно, — сказал Монти. — Мне они ничего плохого не сделали. Они навредили только друг другу. И больше я о них слышать не желаю. Открылась дверь, и в комнату просунулась улыбающаяся Хильда. — Я собираюсь варить кофе. Хотите? — Ох, бога ради… — проворчал Монти. — Да, пожалуйста, — поспешно сказала Джесс. — Я с удовольствием выпью. — Не поощряйте ее, — взмолился Монти. Хильда, на которую его недовольство не действовало, наградила их лучезарной улыбкой: — Я сейчас! — Монти, — сказала Джесс, когда Хильда ушла, — вы не очень-то справедливы к своей родственнице. Она ведь вам помогает. — Дорогая моя, вы наверняка успели меня узнать, — чопорно ответил Монти, — и наверняка поняли: я терпеть не могу, когда мне помогают! — А я, наоборот, люблю, — возразила Джесс. — И всегда благодарна людям за помощь. — Все потому, — заметил Монти, — что вы молоды и еще можете многое сделать сами. Чужая помощь для вас — не необходимость. Когда вы станете такой же старой и немощной, как я сейчас, — хотя, надеюсь, вы никогда не превратитесь в такую развалину, — вы уже не сможете многое делать самостоятельно, и вам будет неприятно, если другие будут напоминать вам о вашей слабости. Он рывком встал и заковылял к буфету. — У меня для вас кое-что есть. Мне оно не нужно, а что с ним делать, я не знаю. Так что берите. — Монти, я не могу принимать от вас подарки! — встревоженно возразила Джесс. — Да ведь вы еще не видели, что там. — Монти с трудом нагнулся и принялся рыться в буфете. Потом, прижимая свою находку к груди, вернулся на место и положил на старинный карточный столик круглую жестяную коробку, очень старую и поцарапанную, запечатанную клейкой лентой. На крышке был выбит герб, очень похожий на тот, что красовался над дверью «Балаклавы», только на коробке по бокам герба стояли самодовольный лев и пальма. — Это знаменитый фруктовый кекс фирмы «Бикерстаф», — сказал Монти, взмахивая рукой. — Наверное, самый последний. Ему, по самым лучшим подсчетам, уже полвека… Настоящая редкость! Я не могу его выбросить. Берите. Только, ради всего святого, не пытайтесь его съесть! Джесс, сержанты Мортон и Наджент, а также констебли Стаббс и Беннисон стояли вместе с Иеном Картером вокруг жестянки. Джесс невольно улыбнулась, когда заметила: они стоят в кружок, как сектанты из «Нью-эйдж», которые собираются водить хоровод. Да и старинная запечатанная жестянка сильно смахивала на тотем. — Надо же, — сказал Стаббс, наконец нарушая молчание. — Ну и как, откроем? Пробовать-то не обязательно. Только взглянуть, убедиться, что оно действительно там… — Кекс, наверное, в ужасном состоянии! — возразила Беннисон. — Представляете, какая поднимется вонь, когда мы снимем крышку? — Не обязательно, — возразил Стаббс. — Моя мама до сих пор хранит в жестянке кусочек своего свадебного торта. Он совсем высох, раскрошился и стал несъедобным, но вонять не воняет. — Зачем она его хранит? — удивилась Беннисон. — Зачем ей высохший торт? — А нам это зачем? — перебил ее Картер. Все замолчали и снова воззрились на жестянку. — Выкиньте, — предложил Мортон. — Старик сам должен был выкинуть коробку много лет назад. — Нельзя выбрасывать такие старинные вещи! — возразил Стаббс, входя в роль хранителя традиций. — В некоторых музеях хранят такие диковинки. Помню, когда я учился в школе, нас возили в такой музей. Он был сделан в виде продуктовой лавки Викторианской эпохи. На полках стояли ржавые жестянки, похожие на эту. — Не помнишь, что это был за музей? — спросила Беннисон. — Мы могли бы отправить жестянку туда. — Есть у меня одна мысль… — начала Джесс. Все выжидательно повернулись к ней. — Правда, все в духе того, что предлагает констебль Стаббс. В компании, которая выкупила торговую марку у Бикерстафов, наверняка имеется архив, где собраны документы, жестянки из-под печенья и так далее. Можно написать им и спросить, нужна ли им наша коробка. — Отличная мысль! — одобрил Картер. — Пожалуй, я сам им напишу. После того как все разошлись, в кабинете остались Картер и Джесс. — Вы очень хорошо поработали, — заметил Картер. — Нам, сэр, тут немного повезло. Том Палмер очень кстати вспомнил, что видел фотографию Тейлора в журнале, когда сидел в приемной зубного врача. Так что благодарите его. — Но все улики надо было свести воедино. Вы очень быстро сообразили, что следы ведут на свиноферму Колли. Молодец! — Спасибо, — ответила Джесс, краснея. Картер тоже засмущался. — Я тут подумал… Может быть, отпразднуем удачное завершение дела? Не хотите ли выпить вместе сегодня вечером? Джесс покраснела еще гуще: — Я бы с удовольствием, сэр, но я уже договорилась встретиться с Томом Палмером. Конечно, мы оба будем очень рады, если вы к нам присоединитесь…