– У нас нет конкурентов! – прервал его Клифф. – Мы на вершине пищевой цепочки кинематографа, сидим и швыряем кокосы на головы всех остальных, далеко внизу! – И все же, – гнул свое Ранджит, – этот молодой автор загорелся идеей и уже начал работать над сценарием. – Танцор вел себя глупо, – сказал Клифф. – У этого танцора было имя, – негромко сказала Лиза. С виду она оставалась спокойной, но я чувствовал, что она начинает злиться. – Да, конечно, он… – Его звали Авинаш. Он был чудесным танцором до того дня, когда орава пьяных подонков избила его до полусмерти, а потом облила керосином и подожгла. – Как я уже говорил… – начал Клифф, но компаньон поспешил его перебить. – Послушай, Ранджит, – сказал Чандра с раздражением. – Ты можешь сколько угодно строить из себя героя на страницах своих газет и писать, что тебе угодно об этом бедняге… – Его звали Авинаш, – сказала Лиза. – Да, да, Авинаш. Ты можешь писать о нем, рискуя нарваться на неприятности, и это, возможно, сойдет тебе с рук. Но будь реалистом. Если мы сделаем фильм по этой истории, они накинутся на нас всей сворой. Они закроют кинотеатры. – Они, к чертям, сожгут кинотеатры, – добавил Клифф. – И мы одним махом потеряем кучу денег ни за что ни про что. – Мне кажется, некоторые вещи настолько важны, что стоит идти на риск ради того, чтобы поведать их людям, – мягко заметил Ранджит. – Риск касается не только нас, – рассудительно сказал Чандра. – Подумай об этом. Если мы выпустим на экраны такой фильм, почти наверняка начнутся беспорядки, нападения на кинотеатры или даже поджоги, как сказал Клифф. Могут погибнуть люди. Стоит ли все это того, чтобы поведать людям одну-единственную историю? – Кое-кто уже умер, – сквозь зубы процедила Лиза. – Тот самый танцор. Необычайно талантливый танцор. Вы видели его выступления в Национальном центре? Клифф поперхнулся вином, разбрызгав его по столу. – В Национальном центре исполнительских искусств? – саркастически уточнил он. – Единственное искусство, интересующее Чандру, исполняется смазливыми девицами в интимном полумраке, верно, брат? Чандра Мета неловко поерзал на стуле: – Ты бы поменьше налегал на выпивку, Клифф. Сегодня ты слишком рано начал уходить в отрыв. – Говори за себя, – огрызнулся его компаньон, вновь наполняя свой бокал. – Или ты беспокоишься, что я начистоту выложу все, что думаю об этой кампании Ранджита, которую он раздувает из своих политических амбиций, а вовсе не ради мертвого танцора Авинаша? Беспокоиться должны не мы, а Ранджит. Мы всего лишь покупаем для рекламы страницы в его газетах. – Может, оставим разговоры о делах? – сказал Ранджит со слабой улыбкой. – Мы же не в офисе. – Ты сам начал этот разговор, – ответил Клифф, взмахивая бокалом так, что брызги вина попали на унизанную браслетами руку Шены. – А у тебя есть личное мнение о том, что случилось с Авинашем? – спросила Лиза у Клиффа. – Учитывая, что случилось это в паре сотен шагов от твоей студии и что Авинаш снимался в трех твоих фильмах? – Лин, рассуди нас, – вмешался Чандра. – Что ты об этом думаешь? Разве я не прав? Если мы сделаем такой фильм, это обернется кровопролитием прямо в кинозалах. Будет ошибкой возбуждать эмоции и… оскорблять чувства многих людей. Скажи, разве я не прав? – Эта тема меня никак не касается. Вы двое владеете кинобизнесом, Ранджит владеет прессой, но я не имею отношения ни к тому, ни к другому. – Но мнение-то у тебя есть, – сказал Ранджит, взглянув на Лизу. – Не упрямься, скажи честно, что ты думаешь по этому поводу, Лин. – Я уже дал тебе честный ответ, Ранджит. – Пожалуйста, Лин, – попросила Лиза. – Что ж, ладно. Кто-то однажды сказал, что уровень развития любого общества обратно пропорционален его готовности прибегнуть к насилию под влиянием громких речей на публике или действий отдельных людей в узком кругу. – Я ничего… то есть… абсолютно ничего… не понял из твоих слов, – икая, промолвил Клифф. – Это значит, – сказал Ранджит, – что продвинутое общество не теряет свою устойчивость, что бы люди ни говорили публично или ни вытворяли у себя в домах. Только неразвитое общество можно раскачать таким образом. – Но что это значит применительно к моему вопросу? – спросил Чандра. – Это значит, что я с тобой согласен, Чандра. Вам не стоит раздувать эту историю. – Что?! – выдохнула Лиза. – Слышали? – Клифф взмахнул бокалом. – Я прав. – Почему нет, Лин? – спросил Ранджит. Его вежливая улыбка растаяла. – Потому что это не их борьба. – Что я говорил! – хмыкнул Клифф. – Но ведь это важно, ты согласен? – спросил меня Ранджит, при этом, однако, глядя на Лизу. – Разумеется, это важно. Человек был зверски убит, причем убит не за что-то им сделанное, а просто за то, каким он был. Однако это не их борьба, Ранджит. Им это по большому счету безразлично, а здесь нужны искренне верящие. – На прошлой неделе это был Авинаш, – сказала Лиза, сверкнув на меня глазами. – Через неделю это могут быть мусульмане, или иудеи, или христиане, или женщины, которых будут бить и сжигать только потому, что они такие есть. А потом они, может, возьмутся за кинопродюсеров. Вот почему это касается всех. – Ты можешь делать такие вещи, только веря в то, что делаешь, – возразил я. – Клифф и Чандра не верят. Им нет никакого дела до Авинаша, без обид. Это не их борьба. – Так и есть! – сказал Клифф, задетый за живое. – Я всего лишь хочу заработать побольше денег, ну и несколько кинопремий в придачу, и гулять себе припеваючи по красной дорожке. Что в этом плохого? Подали первое блюдо, официанты засуетились вокруг стола, как пчелы над цветочной клумбой, и разговор прервался. В эту минуту объявился гостиничный посыльный, который отвесил общий поклон присутствующим и затем прошептал мне на ухо: – В холле вас ожидает господин Навин, сэр. Он говорит, что у него к вам очень срочный разговор. Извинившись перед компанией, я вышел в холл. Найти там Навина и Диву не составило труда – их спор был слышен в радиусе десяти метров. – Ни за что! – кричала Дива. – Ты в самом деле такая… – Забудь! Я этого не сделаю! – Привет, дружище, – со вздохом сказал мне Навин. – Извини, что прервал твой ужин. – Пустяки, – ответил я, пожимая ему руку и кивком приветствуя юную светскую особу. – Что у вас тут? – Мы идем с гулянки на восемнадцатом этаже… – Ушли, когда только начался самый балдеж! – возмутилась Дива. – Туда вот-вот нагрянет полиция, – пояснил Навин. – Потому мы и смылись. И представь, кто зашел к нам в лифт по пути вниз? Не кто иной, как наш человек-загадка. – Мистер Уилсон? – Он самый. – Ты с ним разговаривал? – Не смог удержаться. Знаю, мы собирались наведаться к нему вместе, но, когда подвернулась такая возможность, грех было ею не воспользоваться. – Что ты ему сказал? – Что мне известно о его розысках Джорджа Скорпиона и что мы с Джорджем друзья. А потом спросил в лоб, что ему нужно от моего друга? – И? – Он оказался законником, – вставила Дива. – Можно я сам расскажу? – обернулся к ней Навин, едва сдерживая раздражение. – Он назвался юристом и сказал, что у него важное сообщение для Скорпиона. Правда, он назвал его мистером Джорджем Брэдли. Это действительно фамилия Скорпиона? – Да. Уилсон сказал, в чем суть сообщения? – Ни намека. Он крепко держит рот на замке. Хотел бы я иметь его своим поверенным. Он сказал только одно: это не причинит Скорпиону никакого вреда. – Между прочим, это я вытянула из него признание! – вставила Дива. – Да, она угрожала разорвать свою блузку и закричать охране, что Уилсон набросился на нее в лифте. По мне, так это уже перебор. – Для того и нужны переборы, тупица! Чтобы получить результат. Какая еще может быть от них польза? – Он сказал что-нибудь еще? – спросил я.