— Удивил свинину перцем, — буркнула я. — Ты еще не проснулась, подруга? — с разоружающим дружелюбием, промурлыкал Андрей. — Выспишься тут с такими мыслями. — Пакет видишь? В нем термос с кофе, жена приготовила. Помимо кофе жена приготовила Андрюше четыре бутерброда с вареной колбасой и жареную куриную ножку. — Хлопотунья она у тебя, — вгрызаясь в мягкий бутерброд и запивая его, надо сказать весьма приличным кофе, пробубнила я. — Еще какая. После ранения, она считай, меня на ноги подняла. — Ты был ранен? — удивилась я. — Да. В Чечне, — напряженно глядя на дорогу, скупо ответил Андрей. — Я комиссован год назад. — Откуда? — Кушай лучше курочку, Соня, — ласково ответил молодой, но уже раненый сыщик. Вот тебе и «Андрюша», Софья Николаевна. Заслуженный парень оказывается. И что я делаю рядом с такими ребятами, как Андрей и туполевский Антон?! Который, надо сказать, тоже далеко не простой паренек… А ничего не делаю, со вздохом подумала. На подхвате между амбразурами бегаю и даже грудь не подставляю. Интересно, если не указующий перст Туполева, как бы эти мужчины вообще относились к дилетанту с помадой на губах? Присутствовало бы только ехидство или еще чего похуже… Подумала, погрустила и решила — а почему бы не спросить об этом Андрея в лоб, раз дорога длинная. Начала все же с экивоков: — Слушай, Андрей. Я вот еду и думаю, на фига я вам сдалась? — Андрюша фыркнул, и я добавила: — Точнее, Туполеву. От меня толку-то, что от козла молока. Только с Нюсей развесив уши поболтала, а о Хорских вы бы и так из-за протухших кальмаров узнали… — Ты о смысле жизни задумалась или о своей ненужности? — ухмыльнулся сыщик. — То есть? — Ну, то есть, это два различных возрастных сдвига. Для тревог о смысле жизни вроде бы поздновато, не подросток уже, а для кризиса середины жизни рано. — Ты надо мной издеваешься? — обиделась я. — Нет, я серьезен. Что тебя беспокоит? — Ненужность! Вот сижу, слушаю, а всю работы вы делаете! Антон повез к любавиной тетке и разговорил ее, теперь ты к другой тетке везешь. — И правильно делаешь, что сама никуда не лезешь, — серьезно сказал Андрей. — А то начитаются детективов на сон грядущий, и давай подвиги изобретать. По возможности, все должны делать подготовленные люди, это их работа. А ты и так много сделала, успокойся. — Правда? — Да. Твой Туполев молодец, что отправил тебя туда. Внутрь, так сказать. — Правда? — На комплименты нарываешься? — усмехнулся Андрей. — Ты, честное слово, молодец, Софья. Я загордилась и минут десять ехала молча. Похвалой проникалась. Потом не выдержала и вредно заявила: — А ты в курсе, как иногда в милиции к заявлениям потерпевших относятся? Что иногда, спасение утопающих, становиться делом рук самих утопающих. — К сожалению, в курсе, — кивнул Андрей и обругал клаксоном сумасшедший рефрижератор, прущий на обгон. — То-то и оно. Без ополчения из таких как я, порой никуда. — Ох, сидела бы ты ополченец дома, да мужу щи варила, — буркнул, разозленный грузовиком, Андрей. Я так и взвилась на сиденье: — Вот! Вот именно этого я и добивалась! Все похвалы это так, реверансы, а на самом деле, со всех сторон оголтелый мужской шовинизм! Щи вам подавай, да тапочки к постели! — Иди к черту, Соня. Мы работаем вместе и, как напарник, ты меня вполне устраиваешь. Пока. Я вернулась в исходное положение и гордым, незамутненным взглядом молодой орлицы уставилась на дорогу. — Ох и странный вы народ женщины, — вздохнул Андрей. — Хвалишь вас — плохо, ругаешь — тоже ничего хорошего. — Пофилософствуй, пофилософствуй, — надулась я. — Дорога длинная, авось к Москве в женщинах разберешься, а я смысл жизни отыщу. — Язва, — буркнул сыщик и включил магнитолу. Однако Вивальди, однако «Времена Года», а не «голуби летят над нашей крышей» или Алла Борисовна с семьей. Релаксирующий наборчик. Я окончательно зауважала заслуженного бойца и погрузилась в пейзажи. Тетушка Валерии Хорской оказалась неожиданно молодой женщиной. Я предполагала увидеть даму более преклонного возраста, что-то вроде тети второкурсницы Любавы — пятьдесят к закату. Нина Валентиновна, как заранее осведомил меня Андрей, сухо кивнула на все приветствия и, сказав «я вас ждала, сама не знаю почему», провела гостей на кухню, туда, где любая российская женщина чувствует поддержку родного очага. Кухня была довольно просторной, но обставленной, если можно так сказать, по старинке: белый с крапинками пластик тумб и навесных шкафов, какие-то вышитые рушники с вьетнамскими мотивами и клетчатые, совершенно застойные шторы — шахматная доска в агрессивно-красных квадратах. Как и Валерия, тетушка была жгучей брюнеткой. Довольно красивой. Если бы не нервные губы широкого и совершенно прямого рта. Губы постоянно двигались, то поджимались, то вздрагивали уголками. — Спасибо, Нина Валентиновна… — начал Андрей. — Просто Нина, если можно, — дрогнули губы. — Спасибо, Нина, что согласились с нами встретиться. Хозяйка оглядела нас быстрым, скользящим взглядом и несколько резко, спросила: — Я могу взглянуть на ваши документы? Протягивая корочку детективного агентства, Андрей продолжал убалтывать клиентку: — Как я уже сказал вам вчера по телефону, наши интересы со следственными органами если и пересекаются кое-где, то в основном, лежат в разных плоскостях. Нам не нужны обвиняемые, мы не ищем козла отпущения, нам нужна правда. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Нина внимательно прочитала каждую букву на удостоверении Андрея и взглянула на меня, подняв в ожидании брови. — Я дальняя родственница подруги вашей племянницы Бьянки, — объяснила я. — Вы слышали от Валерии это имя? — Нет, — Нина поджала губы и вздернула подбородок. — Что конкретно вам от меня нужно? Кажется, я все уже рассказала милиции и добавить мне нечего. Валерию я не видела больше пяти месяцев, — уголки упрямо дернулись вниз. — Простите, Нина нашу настойчивость… — заблеял Андрюша, и я тут же его перебила: — Нина, вашей племяннице угрожает серьезная опасность. — Сказала и замолчала, вглядываясь в блестящие, черные глаза хозяйки, едва заметно метнувшиеся при этих словах. Этот невольный испуг выдал тетю Валерии, — она сама предполагала нечто подобное. — Мою племянницу в чем-то обвиняют? — строго спросила она. — А вам разве ничего не сказали? — удивилась я, и Андрюша кашлянул в кулак. Видимо, я нарушала какие-то установки-наработки «опытных профессионалов». — Нет. Мне не сказали даже, почему их ищут. «Ясен перец, — подумала я. — Ключи от чужой квартиры и порно съемку к делу не очень-то пришьешь. Видеозапись можно оправдать странными пристрастиями и своеобразным семейным фотоальбомом, — шантажа-то не было! — а ключи объявить „случайно найденными“». — Но их настойчиво ищут, — твердо произнесла я. — Вам не кажется это странным? — Кажется, — сухо кивнула женщина. — Если бы мне хотя бы намекнули в качестве кого разыскивают мою племянницу и ее мужа — как подозреваемых, обвиняемых или свидетелей… — Нина опустила голову и с присвистом, судорожно вздохнула: — а то только «нам нужно задать Валерии ряд вопросов». Каких вопросов, вы мне скажите?! — вскинув голову, воскликнула Нина. — В чем их обвиняют?! — Пока ни в чем, — тихо сказала я. — Но если мы их не найдем, на них повесят убийство. Я так думаю. О чем думал Андрюша, осталось неизвестным, но кашлял он уже трижды. Я призрела все намеки заслуженного бойца. Плачущие на кухне женщины моя стихия. Впрочем. Именно «хитрый профессионал», как выражался герр Мюллер, отговорил вчера дилетанта мчаться к Нине Валентиновне на ночь глядя. «Ей надо дозреть», — напророчил Андрюша. И Ниночка дозрела. Шмыгала носом и не знала куда бежать с криком: «Караул! Спасите! Сажают!» — Нина Валентиновна, — мягко сказала я. Если мы не сможем встретиться с Валерией и Алексеем, они попадут в основные подозреваемые. Поверьте, я — их единственная надежда. — А кто вы? — Нина подняла на меня покрасневшие глаза. Она плакала всю ночь и теперь легко возвращалась к слезам. «Глаза на мокром месте», не просто фигура речи, а мудрое наблюдение российского народа. — Пожалуй, я единственная, кто не верит в виновность вашей племянницы, — я намеренно упирала на свою обособленность от Андрея. Вчера несколько твердолобых мужиков с красными корочками истоптали женщине всю душу, и не удивлюсь, если в каждом гражданине при штанах и галстуке, Нина видит врага. Только женщина может полностью понять мать, испуганную за своего ребенка. А Нина заменила Валерии маму с семилетнего возраста. — Пожалуйста, скажите, где мы можем найти Валерию. Или хотя бы пусть она мне позвонит, это важно. Очень.