— Впрочем, немного времени еще есть. — Он подхватил ее на руки и понес к кровати. Время бежит слишком быстро, думала Бобби Долан, возвращаясь в общежитие из библиотеки. Почему библиотека закрывается в десять? Нормально позаниматься можно только там, а у нее завтра экзамен. Пару раз она попыталась остаться на ночь — заходила в дамскую комнату, закрывалась в кабинке и становилась на унитаз, — но сторожа знали все фокусы, и ее всегда изгоняли. А вот задерживаться в Пелэме не было ни малейшего желания. Да что там задерживаться — она считала дни до выпускного. Прин, снова взялась за свое, а ведь Бобби уже надеялась, что о ней забыли. Не проходило дня, чтобы под дверью или в почтовом ящике не появлялась очередная вырезка. До финальной черты оставалось меньше месяца. Родители еще на первом году заказали места в отеле «Пелэм Инн» — для всей семьи, включая полный комплект дедушек и бабушек. Привалят смотреть, как Бобби получает диплом. Первая выпускница в семье, хотя, конечно, об этом они никому не скажут. Оденутся, разумеется, как надо, как одеваются в загородный клуб, да только от людей ничего не скроешь. Медные пуговицы на отцовском блейзере будут чересчур начищенные, а мамин наряд из «Пек&Пек» слишком безукоризненным — все подобрано и подогнано идеально. А вот миссис Принс появилась прошлой осенью в шляпке, которую вполне могла носить ее мать, но зато эта шляпка восхитительно сочеталась со стильным костюмом от известного модельера. Люди по-настоящему богатые, поняла Бобби, делают акцент не на демонстрацию богатства, а на комфорт. Чему еще научил Пелэм? Ее профильным курсом был английский; она выбрала его, потому что он представлялся самым легким, хотя теперь, когда учеба подходила к концу, уже жалела, что не набралась смелости и не выбрала политологию. В начале четвертого курса Бобби заикнулась о таком варианте в разговоре с матерью, и та была шокирована. «Женщинам полагается заниматься другим, и не говори, что ты хочешь присоединиться к этим радикалам!» Бобби не сказала и не хотела, но план у нее был. Один знакомый из МТИ — она встречалась с парнями из МТИ без проблем, ушлые и не жмоты — собирался отправиться в Калифорнию на поиски работы. Он предложил подвезти и жилье на первое время, во всю расхваливая погоду и как легко там найти работу. Может быть, если бы она разбиралась, например, в электротехнике, но сама идея все равно выглядела привлекательно. Во-первых, никакой зимы, во-вторых, очень, очень далеко от Восточного побережья. Бобби собиралась сказать родителям, что рассчитывает продолжить учебу в Стэнфорде и надеется на стипендию. Вот только если упомянуть про стипендию сейчас, мать обязательно проболтается кому-нибудь на выпускной церемонии, и кто-нибудь, возможно, Прин, ее поправит. Вот почему Бобби решила подождать до последней минуты, но, странное дело, никто ни о чем не спрашивал. Наверно, родителям было достаточно и того, что их дочь заканчивает Пелэм. Может быть, они рассчитывали, что она сразу же выйдет замуж. Может быть, такой план был у них самого начала, и тогда понятно, почему они совсем не интересовались ее планами. Бобби устало втащилась по лестнице на свой этаж. Она легко набирала вес, так что приходилось быть внимательной, и ходьба по лестнице была частью режима наряду с подсчетом калорий. Бобби кивнула сидевшим в общей комнате и побрела по коридору в свою. Несмотря на поздний час, за одной из дверей звучала музыка. «Роллинги»… Что ж, может быть, удовлетворение ждет ее в Калифорнии. Вчерашний день был ясный и солнечный, сегодня шел дождь, но Крис не было никакого дела до дождя. Если бы ее попросили выбрать любимое время года, она назвала бы весну. Весну, с ее обещанием возрождения. А эта весна останется с ней навсегда. На уроке читали Т. С. Элиота, и Крис, как ни старалась, не могла согласиться с тем, что «апрель — суровый месяц». Автобус из-за непогоды шел медленно, и когда она подошла к дому, часы уже показывали половину третьего. Замок на входной двери был сломан. Не забыть сказать Сэнди, чтобы заставил хозяина починить его до рождения малыша. Первое время жить, наверное, придется здесь, и ненадежная дверь — лишнее беспокойство. Наверху, у квартиры Сэнди, Крис увидела знакомую фигуру. Но не Сэнди. Прин! Мало того, Прин еще и открывала его дверь. Откуда у нее ключ? Ключ на брелоке, который подарил ей Эндрю, с выгравированными на золотой головке ее инициалами. «Сделано по заказу», — сообщала всем Прин. Сейчас на ней была желтая замшевая курточка, подчеркивавшая роскошный цвет волос, а в руке небольшой кейс. Услышав шаги, она посмотрела через плечо вниз. — Ну, ты и идиотка! Ладно, поднимайся, не стой. Крис машинально переступила порог, и Прин захлопнула дверь. — И как я не догадалась. Ты же весь год бродила как лунатик, а в последнее время и вообще… копия Моны Лизы. Крис никак не удавалось подобрать нужные слова. — Где Сэнди? — спросила она наконец. — И почему у тебя ключ от его квартиры? — Последний вопрос застрял в горле, как непережеванный кусок. — Здесь его нет. — Прин пересекла маленькую прихожую и упала в кресло у окна. Она явно чувствовала себя как дома, а когда закурила, Крис впервые затошнило. — Ты разве не слышала, что о нем говорят? В кампусе у него кличка, «Лафлер-дефлер». В Пелэме он попортил больше девочек, чем весь старший курс Гарварда. Можешь еще и Йель сюда добавить. Дополнительные занятия, да? — Она рассмеялась. — Он и меня пытался подцепить на первом курсе, да я на крючок с консультациями не попалась, и на него это произвело сильное впечатление. В общем, мы остались друзьями, а друзья должны помогать, верно? Я иногда пользовалась его квартирой. Месторасположение удобное, а если кто проверит — что маловероятно, — то он мой дядя по материнской линии и только что отправился на концерт или за покупками с моей тетей. Вчера позвонил и попросил о тебе позаботиться. Крис перестала слушать после слова «попортил». С ней у него было все не так. У них было не так. У нее с ним — любовь. — Он хочет на мне жениться. Он меня любит. — Вот как? И уже предложение сделал? — Прин ткнула ей в лицо обручальное кольцо. Острое и опасное. Крис не ответила. Тело ее вдруг онемело и налилось тяжестью. Хотелось лечь и спать — долго-долго. Но мысли, словно бьющие бампером машины, таранили мозг. Эти вторники и четверги — с кем занимается Сэнди? И тот запах вчера? Что он маскировал? И, да, это ведь его машина стояла на площадке перед домом. Прин потушила сигарету, оставила ее в пепельнице, которую Крис никогда раньше не видела, и поднялась. — Нам пора, а то опоздаем на самолет. — На самолет? — Вот именно, — раздраженно бросила Прин. — Послушай. — Ее тон немного смягчился. — Еще ведь рано, да? Ладно, не важно. Они там сами во всем разберутся. Но нам нужно идти. Я сказала миссис Арчер, что мои родители берут нас на благотворительный вечер, и что за нашим столиком будет Джеки О.[20] Знала, что сработает. У миссис А. пунктик насчет знаменитостей. Я сказала, что мы только что узнали, и что ты поехала в город за платьем, но в спешке забыла ее предупредить. Проглотила без возражений. Когда вернемся, объясню, что полиция получила предупреждение о заложенной бомбе, и секретная служба, конечно, не разрешила Джеки присутствовать. Та часть Крис, что слушала Прин, подивилась изобретательности однокурсницы. — Идем. Я уже сто лет как вызвала такси, так что машина наверное ждет. Прин повезет ее домой, в Нью-Йорк. Это Крис поняла. Но зачем? Утешить? Ободрить? В самолете, прежде чем развернуть последний номер «Воуг», Прин сказала: — Он тебе тоже трепался насчет Юга, да? Какие у него родители и все такое? Не знаю, может, Сэнди и впрямь из Биг-Изи[21], но только не из того, что на Миссисипи, а какого-нибудь другого, на Гудзоне или в Хобокене. Крис закрыла глаза и, сложив руки на животе, приказала себе уснуть. В Ла-Гуардиа Прин затолкала Крис в еще одно такси. Был час пик, и поездка в город превратилась в бесконечное путешествие. Прин злилась. Крис пребывала в состоянии оцепенения, полусна, и время для нее будто остановилось. — Опоздаем! — Куда опоздаем? — Не беспокойся. Не успеешь и глазом моргнуть, как все будет сделано, проблема исчезнет, и ты сможешь вернуться к своим цветочным горшкам. Крис плохо знала Нью-Йорк. Бывая здесь с семьей, она посещала музеи, выставки, бродвейские шоу и кое-какие, тщательно отобранные, достопримечательности. Глядя из окна, она не находила ничего, что пусть даже отдаленно напоминало бы Эмпайр-стейт-билдинг или «Бонуит Теллер». Район, в котором они оказались, не имел ни малейшего сходства с Восточной Семьдесят первой улицей, где у подруги ее матери был свой дом и где они всегда останавливались во время визитов. Наконец Прин остановила такси и, когда они вышли, сказала водителю: — Счетчик не выключайте и ждите здесь. Мы скоро будем. Обещаю, не пожалеете. Они здесь жить не могут, подумала Крис. Семья Принс очень богатая, и если миссис Арчер купилась на сказку о Джеки, то только потому, что они и впрямь вращаются в тех же кругах, что и бывшая первая леди. И почему Прин попросила таксиста подождать? Прин нажала кнопку у двери, и им открыли. Крис едва не вывернуло наизнанку — в вестибюле стоял запах мочи и чего-то похуже. Ей вдруг стало страшно, и она схватила Прин за руку. — Где мы? Что происходит? — Не беспокойся. Я с тобой. И я прослежу, чтобы все было в порядке. Хотя могла бы отправить тебя одну. А теперь идем. Подняться нужно всего на один пролет. На следующей площадке Прин толкнула какую-то дверь. Дверь была стеклянная, но не прозрачная. Никакой таблички Крис не увидела. Помещение за дверью походило на комнату ожидания в медицинском учреждении, но обставлено было так, словно мебель собирали на помойках — ни одного одинакового стула, а сидения на некоторых порезаны. Сидевшая за столом женщина лет тридцати курила и читала газету. Прин подошла к ней, крепко держа Крис за руку. — Она следущая, а я с ней. За компанию. — Она протянула плотный конверт. — Возьмите номерок и ждите. — Женщина за столом лишь на мгновение оторвалась от газеты. Крис старалась не смотреть на тех, кто был в комнате, но все же заметила, что все они женщины, человек десять. Некоторые молодые, две совсем юные, другие постарше. Одна примерно такого же возраста, как ее мать. — Нет, сейчас, — сказала Прин. Говорила она уверенно, как человек, всегда добивающийся своего. На газету легла пятидесятидолларовая купюра. Женщина подняла голову. — Хорошо. Сюда. — Она показала на одну из двух дверей у себя за спиной. Прин потащила Крис за собой. Ноги не слушались. В голове билась только одна мысль: я не должна туда входить. Не должна! Дверь закрылась за ними, и откуда-то издалека донесся голос Прин. — Вам придется ее отключить. Крис напряглась, ожидая удара, но какой-то мужчина грубовато поднял ее и без лишних церемоний положил на медицинский стол. На нем был белый халат, как у врача, но только грязный, с красными пятнами. Крис попыталась встать, но Прин и кто-то еще удержали ее. — Это же тебе самой нужно, — сказала Прин. — Расслабься. Перед ней появилась эфирная маска и что-то еще, страшное. Последним, что она помнила, был чей-то крик: — Не убивайте моего ребенка! Кричала она сама. Хелен Принс с нетерпением ожидала выпускного и всего того, что будет потом. Она получит диплом с отличием — было бы и лучше, если бы не споткнулась на устной защите, к удивлению куратора, весьма довольного ее письменной работой. Друг семьи уже договорился, что ее примут на лето в одну из престижных галерей Парижа, а по возвращении ее ожидает тепленькое местечко в городе. Предлагали и контракты в модельном бизнесе, причем, как в Бостоне, так и в Нью-Йорке, но она еще не решила, стоит ли ступать на эту дорожку. Ее фотографии уже появлялись в «Таун энд кантри»; звали и потом, но хочется ли ей быть моделью со всеми вытекающими из этого последствиями? Модель — это ведь всего лишь манекен. Всего лишь еще одно лицо и фигура. Пожалуй, нет, у нее другие планы, куда масштабнее. Эндрю переводится из гарвардской школы права в Колумбийский университет. Она подождет до осени и разорвет помолвку. Он уже давно начал ей надоедать, но поднимать шум сейчас не хотелось. Родители обожают Эндрю, но в тех кругах, куда она метит, он будет только обузой, тем самым камнем на шее. А вот с Пелэмом она не ошиблась. Жалеть не о чем. Но оставались еще кое-какие дела. Прин перечислила их про себя, загибая длинные, белые, как и все ее тело, пальцы. Она старалась не попадать под солнце, прекрасно сознавая, какой эффект производит бледная кожа в сочетании с темными волосами и фиалковыми глазами. Бедняжка Элейн. Никто не верит, что они близняшки. Безымянный палец — Мэгги. Средний палец — Бобби. Об остальных за годы учебы она уже позаботилась. С них хватит… пока. В последнем подсунутом под дверь комнаты Бобби письме сообщалось, что оригинал ее признания в воровстве ляжет на стол президента колледжа уже завтра. Прин видела родителей Бобби, таких же жалких, как и их дочь. Подкатили к общежитию на новеньком, сверкающем «Роллс-ройсе». Жалкие и вульгарные. Эти вполне заслужили то, что она сделает с их дорогой дочерью. Мэгги тоже ожидало письмо. С фотографиями. Крошка Мэгги быстро перешла от невинных таблеток к вещам посерьезнее, и Прин все тщательно задокументировала. Миссис Хоуорд появилась в общежитии вслед за Доланами. Подошла к столу дежурной и попросила вызвать ее дочь, Маргарет Хоуорд. Потом отправилась к воспитательнице — покачиваясь на высоченных каблуках, в жутко-ярком облегающем платье для коктейля. Все, абсолютно все не так. Несчастная. Наверняка мечтает услышать речь президента студенческого совета, Маргарет Хоуорд, на выпускной церемонии. Только не бывать этому. В последнее время Прин с трудом скрывала неприязнь и физическое отвращение к Мэгги — здоровенной, толстой, неуклюжей, постоянно чего-то ожидающей. Что ж, она свое дело сделала. Как и другие. Слава Богу, что у ее матери такой изысканный вкус. Для обеих дочерей миссис Принс купила одинаковые шелковые платья цвета слоновой кости. Она никогда не наряжала их как близнецов; что шло одной, то не шло другой, а шло все неизменно одной. Но для выпускной церемонии, сказала миссис Принс, они оденутся одинаково, хотя даже стиль, слегка напоминающий греческий — закрытый лиф с короткой прямой юбкой — был создан будто специально для Прин. Впрочем, на Элейн платье тоже смотрелось неплохо. День, ночь, еще один день и еще одна ночь, а потом все кончится. Поводок запутался в ветках рододендронов, разросшихся в низине возле библиотеки. Феб только что с неохотой попрощалась с библиотекарями, не раз и с охотой помогавшими ей на протяжении четырех лет учебы, и простилась со своей любимой кабинке, в подвале, около труб парового отопления. Брать ее никто не хотел, и только по этой причине Феб оставалась ей верна. — Не волнуйся, мальчик, — шептала она, освобождая вертящегося пса. — Хорошая собачка. Красивая собачка. — Пес отблагодарил ее, облизав слюнявым языком запястье, и, почувствовав волю, запрыгал с веселым лаем, счастливо вертя хвостом. Чувства эти были обращены к его хозяину, высокому, седоволосому мужчине, спешившему на выручку попавшему в плен любимцу. — Вот ты где, Коннор! — облегченно выдохнул он и лишь затем повернулся к Феб, чтобы взять у нее поводок. — Не знаю, как и благодарить. Для старика — я имею в виду нас обоих — он проявляет порой удивительную прыть. Я профессор Шоу, а вы должно быть заканчиваете или закончили совсем недавно. Не думаю, что видел вас у себя на занятиях. Я преподаю химию. Он протянул руку, и Феб ответила. Пес сделал то же самое. Жест был явно отрепетирован, и Феб рассмеялась, но тут же остановилась. — Профессор Шоу? Вы преподаете химию? Нет, я у вас не училась и… боюсь, мне нужно идти… — Не вправе задерживать. Я лишь хотел вас поблагодарить. Мы с Коннором давно вместе. Должно быть у него было две собаки, подумала Феб, отчаянно пытаясь сообразить, как бы улизнуть, не обидев старика, и не решаясь представиться. — Что-то не так? Разумеется, ее лицо — открытая книга. Она перевела дыхание. Так и должно было случиться. Какое-то просто космическое совпадение. Она спасает пса профессора перед самым выпускным. Ничего не поделаешь, придется признаться в том, что это она виновна в смерти его другой собаки. Но как?