Четверг, 7 апреля 2005 г., 17.10 Не прошло и часа, как убийца скрылся из номера. Паола все еще ощущала его присутствие здесь — подобно тому как человек в закрытом помещении улавливает едкий запах невидимого газа. На словах Паола демонстрировала вполне рационалистический подход к серийным убийствам и маньякам. Это нетрудно. Особенно если выдавать заключения, сидя (в большинстве случаев) в удобном кабинете, где на полу постелен палас. Однако все выглядит совсем иначе, когда нужно войти в комнату, не ступив при этом в лужу крови. Причем не из необходимости не наследить на месте происшествия. Туфли! Кровь безнадежно бы их испортила. Она оставляет пятна. И в душе тоже. Почти три года директор Бои не выезжал лично на место происшествия. Паола догадывалась, что он основательно поступился принципами, чтобы набрать побольше очков в глазах администрации Ватикана. Еще бы, ведь он не мог рассчитывать на получение политических дивидендов от своего итальянского начальства: проклятое следствие было засекречено. Бои вошел первым, Паола за ним. Остальные бестолково топтались в коридоре, ощущая некоторую неловкость. Краем уха Диканти уловила, что Данте и Фаулер обменялись парой слов (причем она могла бы поклясться, что некоторые из выражений были далеко не парламентскими), но постаралась сосредоточиться на том, что происходило в гостиничном номере, а не за его пределами. Она задержалась в дверях, дав Бои возможность без помех выполнить положенные в таких случаях следственные действия. Сначала криминалистическая фотосъемка: фотографии из углов комнаты, труп в полный рост, еще по одной во всех возможных ракурсах, и крупным планом снимки всех элементов, которые следователь сочтет существенными. Вспышка сверкала более шестидесяти раз, озаряя место происшествия потусторонним белесым светом. Перебранка за спиной и слепящий мигающий свет действовали на Паолу угнетающе. Она глубоко вздохнула, пытаясь абстрагироваться от запаха крови и железистого привкуса во рту. Закрыв глаза, она мысленно начала считать от ста до нуля — неторопливо, стараясь соотносить сердечный ритм и счет по нисходящей. Если на ста ее пульс бешено галопировал, то на пятидесяти он превратился в мелкую рысь, а к нулю перешел на размеренный строевой шаг. Паола открыла глаза. Лежащий на кровати кардинал Жеральдо Кардозу, семидесяти одного года, был привязан к орнаментированному изголовью полотенцами, затянутыми крепкими узлами. Съехавшая набок кардинальская шапочка, все еще державшаяся на его голове, делала его странный облик гротескным. Как заклинание Паола твердила наставление Вебера: «Проанализируйте дело рук убийцы, и вы узнаете, кто он». Она медленно повторяла мантру снова и снова, беззвучно шевеля губами, и повторяла ее до тех пор, пока эти слова не навязли у нее в зубах. Смысл их утратил свежесть новизны, но отпечатался в мозгу подобно тому, как почтовый штемпель, после того как его обмакнули во влажную краску, от многочисленных соприкосновений с бумагой наконец начинает оставлять сухой след. — Приступим, — вслух сказала Паола, вынимая из кармана диктофон. Бои даже не взглянул на нее. Он был полностью поглощен изучением формы пятен крови и поиском следов. Диканти начала диктовать на магнитофон свои наблюдения — в том порядке, в каком ее учили это делать в Квонтико: за констатацией факта немедленно следовало заключение. В результате набиралось достаточно выводов, позволявших полностью реконструировать картину преступления. Наблюдение: потерпевший находится в своем номере в гостинице; труп привязан за руки, никаких следов борьбы — обстановка комнаты не нарушена. Вывод: Кароский проник в комнату под каким-то предлогом и быстро и бесшумно лишил жертву возможности сопротивляться. Наблюдение: на полу лежит окровавленное полотенце, выглядит скомканным. Вывод: по всей вероятности, Кароский заткнул рот жертве кляпом, а затем его вынул, чтобы, в соответствии со своим жутким сценарием, отрезать язык. Наблюдение: мы слышим крик. Вывод: по-видимому, после того как убийца вынул кляп, Кардозу успел закричать. Следовательно, преступник отрезает язык непосредственно перед тем, как перейти к глазам. Наблюдение: оба глаза жертвы не пострадали, горло перерезано. Удар, очевидно, нанесен в спешке, очень много крови. Руки жертвы не ампутированы. Вывод: в данном случае Кароский начал с пыток жертвы, отложив напоследок совершение устоявшихся ритуальных действий: ампутировать язык, глаза, руки. Паола приоткрыла дверь и попросила Фаулера на минутку зайти в комнату. При виде жуткого зрелища, представшего перед его глазами, Фаулер поморщился, но не отвернулся. Криминолог отмотала назад пленку диктофона и дала прослушать священнику последнюю часть. — Как вы считаете, имеет ли особый смысл последовательность его действий? — Я не знаю, dottora. Дар речи исключительно важен для священника, ибо с его помощью он преподает таинства. Зрение не играет определяющей роли в совершении церковного обряда, поскольку не участвует активно ни в одном из актов службы. Однако руки такой функцией обладают, они священны, поскольку прикасаются к Телу Христову во время Евхаристии. Руки священника всегда сакральны, независимо от его деяний. — Что вы имеете в виду? — Даже у такого нечестивца, как Кароский, руки по-прежнему сакральны. Он наделен таким же правом преподавать таинства, как и самый добродетельный и непорочный из священников. Абсурд, конечно, но это так. Паола содрогнулась. Сама мысль, что такой гнусный мерзавец может напрямую обращаться к Господу, показалась ей крамольной. Она отметила про себя, что безнравственность церкви — уважительная причина (среди многих других), оправдывающая ее отступничество. Она отвергла Бога, поскольку видела в нем лишь безжалостного деспота, парящего в небесах. Но близко столкнувшись с мерзостью и развращенностью таких, как Кароский, призванных по идее служить во славу Господа, получила, по сути, доказательство собственной правоты, хотя и не испытывала торжества. Отнюдь. Она ощущала глубину их падения и подлость предательства так, как это, должно быть, чувствовал Иисус, и на пару мгновений представила себя на его месте. Воспоминание о Маурицио причинило ей боль сильнее, чем прежде, и Паола пожалела, что не она оказалась в крипте, ибо это придало бы хоть какой-то смысл чудовищному безумию. — Боже мой. Фаулер пожал плечами, не зная толком, что сказать. И вернулся в коридор. Паола снова включила запись. Наблюдение: жертва одета в сутану. Сутана полностью расстегнута, под ней надеты хлопчатобумажная майка и панталоны модели boxer. Майка разорвана или, возможно, разрезана остро заточенным лезвием. На груди глубокие порезы, из которых образуются слова: EGO TE ABSOLVO. Вывод: в данном случае Кароский начал с пыток жертвы, отложив напоследок совершение устоявшихся ритуальных действий: ампутировать язык, глаза, руки. Фраза «EGO TE ABSOLVO» была обнаружена также рядом с трупами Портини (о чем свидетельствуют фотографии, представленные Данте) и Робайры. Нарушение порядка ритуальных действий необычно и примечательно. Наблюдение: имеется большое количество пятен и брызг на стенах. Также обнаружен отпечаток части подошвы на полу, рядом с кроватью. Вероятно, это кровь. Вывод: на месте происшествия все необычно. Нет оснований полагать, что манера преступника получила развитие или же он действовал по обстановке. Его modus operandi анархичен и… Диканти нажала на диктофоне клавишу stop. Что-то здесь явно не укладывалось в схему, что-то было не так. — Как у вас дела, директор? — Скверно. Очень скверно. Я обнаружил отпечатки пальцев на двери, ночном столике и спинке кровати, вот, собственно, и все. Имеется несколько комплектов отпечатков, и надеюсь, хотя бы один принадлежит Кароскому. Бои держал в руках тонкую пластину полимера с довольно четким отпечатком указательного пальца, который только что был снят с изголовья. Директор смотрел его на свет, сравнивая с цифровым снимком пальцев Кароского, предоставленным Фаулером (и сделанным тем же Фаулером в изоляторе Кароского после бегства последнего, поскольку в Сент-Мэтью не было принято дактилоскопировать пациентов). — Заключение пока предварительное, хотя, по-моему, ряд совпадений очевиден. Восходящее разветвление очень характерно, и дельтовидный хвост… — рассуждал Бои, обращаясь, скорее, к себе самому, чем к Паоле. Паола отлично знала: если Бои считает отпечаток пальца пригодным, значит, так оно и есть. Бои славился как эксперт в области дактилоскопии. Наблюдая за ним теперь, ей оставалось только пожалеть о медленном угасании таланта, в результате чего выдающийся криминалист превратился в заурядного чиновника. — Больше ничего, доктор? — Абсолютно. Ни волос, ни волокон ткани, абсолютно ничего. В самом деле, он будто не человек, а призрак. Он, конечно, использовал перчатки, иначе я бы заподозрил, что Кардозу умертвил бесплотный дух. — Ничего потустороннего в перерезанном горле нет, доктор. Директор с недоумением посмотрел на труп, то ли раздумывая над словами подчиненной, то ли сделав какие-то собственные выводы. Наконец он ответил: — Да, весьма мало, вы правы. Паола вышла из комнаты, предоставив Бои заниматься своим делом. Она предполагала, что он найдет или какие-то крохи, или вообще ничего. Кароский был дьявольски хитер и, несмотря на спешку, следов после себя не оставил. Ее не покидало тревожное предчувствие. Паола оглянулась по сторонам. Прибыл Камило Чирин в сопровождении неизвестной особы — худосочного и хлипкого на вид человечка, обладавшего, однако, взглядом столь же пронзительным и острым, как и его нос. Чирин приблизился и представил человечка как Джанлуиджи Вароне, единоличного судью государства Ватикан. Этот тип не вызвал у Паолы симпатии: более всего он напоминал ей печального изможденного стервятника в пиджачной паре. Судья оформил заключение, необходимое, чтобы унести тело. Осуществить транспортировку планировали в строжайшей тайне. Агенты Corpo di Vigilanza (раньше сторожившие дверь) успели переодеться, облачившись в мешковатые безразмерные рабочие комбинезоны черного цвета и резиновые перчатки. Им предстояло вымыть и опечатать комнату после ухода Бои и его команды. Фаулер сидел на низкой лавочке в конце коридора и спокойно читал бревиарий. Паола, как только отделалась от Чирина и судьи, подошла к священнику и села рядом. У Фаулера невольно возникло ощущение дежа-вю. — Итак, dottora… Круг ваших знакомых кардиналов несколько расширился. Паола грустно улыбнулась. Сколько событий произошло всего за тридцать шесть часов, с тех пор как они вдвоем с Фаулером дожидались приема у кабинета камерария! Вот только они ни на йоту не приблизились к основной цели — поимке Кароского. — Мне казалось, что главным специалистом по черному юмору зарекомендовал себя суперинтендант Данте. — Ну так оно и есть. Я просто на подхвате. Паола открыла рот и снова закрыла. Она хотела поделиться с Фаулером одолевавшими ее сомнениями относительно ритуала Кароского, но ей никак не удавалось внятно сформулировать, что именно ее так тревожит. Она решила повременить с разговором и обдумать все как следует на досуге. Как Паола с горечью убедилась позднее, в тот момент она приняла в корне неверное решение. Дом Святой Марфы