И произошло то, что произошло. *** Мы снова встретились втроем на лодке у Рината. Юра привез с собой какого-то фраера в очках с большими диоптриями. Я подумал сначала, что это юрист из его обслуги, но оказалось, что это профессор-буддолог из Москвы. Как и в прошлый раз, мы отправились в бильярдную. Кокаин профессор нюхать не хотел – да и я совершенно не собирался, но Юра настоял. Залакировали вдовушкой («Клико оффлайн», как выразился Юра), и я с тоской подумал, что еще один день жизни пропал на бычью синьку и декаданс. Оставалось надеяться, что жертвы были не напрасны и этот профессор действительно что-то знает. – Михаил Юльевич, давайте теперь повторим для наших друзей то, о чем мы говорили, – сказал буддологу Юра. – Я вроде помню, но боюсь перепутать. А вы точно не ошибетесь. – Мы о многом говорили, – ответил буддолог. – Что вы имеете в виду конкретно? Юра повернулся к нам и подмигнул – мол, тихо, сейчас будем лоха разводить. Он в такие минуты сразу лет на двадцать молодеет, словно переносится назад в девяностые – и если кому сильно не повезет, можно туда перенестись вместе с ним. – Вот помните, вы рассказывали про эти… Джуны, да? Профессор улыбнулся. – Джаны. Или дхьяны. – Да. И я тогда спросил, зачем они нужны монахам. С какой целью. Профессор откашлялся. – Медитативные абсорбции в практике созерцания нужны главным образом для того, чтобы добиться высокой сосредоточенности ума. Сфокусированный подобным образом ум используется затем для так называемой випассаны, или медитации прозрения. – А что это такое – медитация прозрения? – Ну, есть много определений, – наморщился буддолог. – Но правильно, думаю, будет сказать, что это такая духовная практика, при которой медитатор непосредственно постигает три главные характеристики бытия… – Это что такое? – спросил Ринат. Юра поднял руку, останавливая буддолога. – Ну а ты сам как считаешь? Ринат улыбнулся. – Вера, надежда, любовь? – Если бы, – засмеялся Юра. – Михаил Юльевич, выгружайте. – Там немного другое, – сказал профессор. – К сожалению. Аничча, Анатта, Дукха. Если по-русски – непостоянство, безличность и страдание. Правда, в наше время слово «дукха» часто переводят как «неудовлетворительность» – чтобы не отпугивать клиентов. Когда медитация проходит правильно, медитатор способен безошибочно различить эти качества в любом возникающем феномене. – А в практическом плане как это делается? Профессор подумал немного. – Ну, по классическим источникам, медитирующий доходит до четвертой джаны… А дальше, вместо того чтобы поддерживать иллюзию непрерывности и стабильности происходящего, он обращает внимание на аспект изменчивости тех тонких феноменов, которые все еще сохраняются в джане. – А какие в четвертой джане феномены? – спросил я. – Там вроде ничего нет. Профессор снял очки и протер их. Кожа на его скулах немного порозовела – может быть, от кокаина. – Я, как вы понимаете, в четвертой джане не был, – сказал он. – Но, поскольку там сохраняется восприятие, то феномены восприятия тоже должны присутствовать. Их можно увидеть как непрерывные и длящиеся. А можно осознать их быструю изменчивость. Первое восприятие соответствует самате. Второе – випассане. – Ладно, хрен с ними, с феноменами, – сказал Юра. – Ну, допустим, обращаем мы внимание на этот… аспект изменчивости. И что мы с этого имеем? – Созерцание трех характеристик ведет к глубоким инсайтам относительно природы реальности, – ответил профессор. – Причем, если радостное счастье джан является лишь временным переживанием, то глубокие инсайты випассаны остаются с медитатором навсегда. Происходит перманентная трансформация восприятия. Это, по сути, и есть «просветление» в прямом смысле – как бы прояснение оптики, сквозь которую видна реальность. – И оно даже лучше джан? – спросил Юра. – Так сложно ставить вопрос, – ответил профессор. – Джаны являются этапами на пути к просветлению. Вы как бы поднимаетесь по ступеням к вершине. – Если к вершине поднимаются по ступеням, – сказал Юра, – то, наверно, хотят что-то на этой вершине найти. Что-то такое, чего на самих ступенях нет. Логично? А то зачем все это надо. Устроился на удобной ступеньке и торчишь себе всю жизнь. Если наверх поднимаются, значит, там лучше. – Ну да, – согласился профессор. – Можно, наверно, и так рассуждать. Юра обвел нас горящими глазами – и снова повернулся к профессору. – Хорошо, – сказал он. – Допустим, мы хотим подняться до конца. Осознать эту изменчивость феноменов и получить глубокое просветление. Как конкретно это сделать? – Тут нет какого-то специально описанного метода, – ответил профессор. – Или какой-то особой техники. Сосредоточенность джаны самым прямым и непосредственным образом направляется на осознание непостоянства всех феноменов. Это и есть самая короткая из известных мне классических инструкций. Надо дать себе соответствующее указание перед медитацией – и, выходя из четвертой джаны, об этом вспомнить. – А вы сами это дело пробовали? – спросил Ринат. – Я не буддист, – ответил профессор. – Я буддолог. – Я все-таки не понял, какие там феномены, – сказал я. – Ринат, ты понял или как? Ринат покосился на профессора. – Да тоже не очень. – В четвертой джане, – сказал профессор, – сохраняются так называемые ментальные формации. Они же санкхары, или, как иногда переводят, фабрикации, диспозиции и так далее. Ментально-волевое брожение, не сознающее себя. Пузыри из до-сознательных слоев бытия, так сказать, с самого дна. Дна мы увидеть не можем, и даже не факт, что оно вообще есть, но пузыри постоянно поднимаются. Сосредоточенность четвертой джаны позволяет медитатору видеть ментальные формации не отождествляясь с ними. Видимо… – Я объясню, – перебил Юра. – Я этот вопрос на прошлой неделе просек. Там просто. Если сосредоточиться, то ничего как бы нет. Даже тела не чувствуешь. Звуков не слышно, и так далее. Но лысый сказал, что все это никуда не уходит. Тело по-прежнему все воспринимает и чувствует. Просто сознание в другом месте. Все то говно, которое обычно грузит, никуда при этом не исчезает. Просто летит мимо прожектора. Но если прожектор малек довернуть… Помнишь, Дамиан про Воланда и «Сутру Сердца» рассказывал? Он ведь про это в обычном смысле не вспоминал – его бы из джаны выкинуло. Он просто чуть довернул прожектор и кое-что засек. По этой схеме из четвертой джаны любые вопросы прояснять можно. – А-а-а, – сказал я. – Вот так как-то ближе… Юра подошел к сильно напрягшемуся профессору и полуобнял его за плечо. – Михаил Юльевич… Спасибо вам. Если вас не затруднит, подождите нас, пожалуйста, на палубе – у нас будет конфиденциальный обмен мнениями. По бизнесу, уже не ваш вопрос. Когда профессор вышел, он повернулся к нам с Ринатом и сказал: – Ну че, просекли фишку? – Нет, не просекли, – ответил Ринат. – Я во всяком случае. – И я тоже, – признался я. – Вам, ребят, надо учиться выделять ключевые слова и понятия. Как вы только переговоры ведете… Что он, по-вашему, сказал? Две важные вещи. Первая – кайф у нас временный. Мы это и сами хорошо знаем. Вторая – с помощью джаны можно получить инсайт, при котором с человеком происходит – внимание – перманентная трансформация. Ясно? Пер-ма-нент-ная. Раз и навсегда. – Ну допустим. – Теперь смотрим дальше. Чем мы отличаемся от лысых? – Чем? – Тем, что они просветленные, а мы нет. Они в джану в любой момент заходят, а мы без них вообще не можем. А почему? Да потому, что с ними трансформация уже произошла, а с нами нет. Но это, профессор говорит, по ходу, совсем просто, если джаны освоил. Никаких хитростей. Глядишь из четвертой джаны на непостоянство, и – раз… – А почему тогда монахи про это не рассказывают? – Ты что, – спросил Юра, – не понимаешь? – Почему? – Да потому что, если мы тоже просветлимся, зачем они нам нужны будут? Мы в джану попадать будем в любое время, как они. Без шлемов, без переводчиков. Сами. Понял? – Надо монаха спросить, – сказал я. – Ну да, так он и расколется. Такие бабки терять. Что он, сам себе враг? Опять чего-нибудь наплетет про великого Будду, и все. Мужики, давайте вот что. Попробуем из четвертой джаны увидеть это самое непостоянство. И глубоко в него врубиться. – И что дальше? – спросил Ринат. – Мы… Если повезет, сами станем просветленные. Вот тогда и увидим, что еще в меню бывает. Значит, так. В шлеме ведь будильник есть? Договоримся о времени, начнем одновременно по сигналу… А то вдруг они фишку просекут. Мало ли… – Боязно, – сказал Ринат. – А че бояться-то, – хохотнул Юра. – Ты и в прошлом веке всего боялся – посодють, посодють… И сел, кстати, именно поэтому. Не ссы, Ринат.