– Ты не в лесу заблудилась, а в жизни, – сказал грибник. – Лес это видимость… И на меня ты не просто так вышла. Но я уже старый, помочь тебе не смогу. А вот Жизелло сумеет. Грибник достал шариковую ручку и некоторое время рылся в карманах в поисках бумажки, но ничего не нашел. Тогда он оторвал от березы кусок коры и наполовину написал, наполовину прокарябал на нем какие-то слова и цифры. – Не тяни, – сказал он. – Позвони, как приедешь. Потом ты в себя придешь, и думки заедят. А сейчас ты мертвая. И поэтому совсем новая и сильная. – Спасибо, – без выражения ответила Таня. – Жизелло поможет, – повторил грибник. – У него такой… Ну, как бы тебе сказать, тренинг специально для женщин. Ты не подумай только, что это обычное московское фуфлогонство. Там все по-серьезному. Таня кивнула. – Теперь иди… Вот тебе на электричку. На метро тоже хватит. Только в электричке Таня поняла, что даже не спросила, как зовут ее спасителя. Она вынула из ватного кармана кусок бересты и прочла под круглыми большими цифрами: жизелло от павла васильевича Павел Васильевич, подумала она. Вот почему у таких Павлов Васильевичей никогда нет денег – а только доброе сердце? Впрочем, тут же поправила она себя, почему же нет. На электричку ведь он и дал. Только у таких Павлов Васильевичей деньги на самом деле и есть. Это у списка «Форбс» их никогда нет. Если смотреть из правильной перспективы. В вагоне на нее изредка поглядывали – не на юбку с ватником, а на грязное от лесных слез лицо. Сойдя на платформе «Коломенское», Таня пересчитала монеты. Хватило не только на метро, но даже на бутылку минеральной воды, чтобы умыться. Полицейский у турникета на «Варшавской» покосился, но не сказал ничего. У двери в квартиру ее ждал курьер в оранжевой безрукавке. С ним был запечатанный скотчем пластиковый пакет. Вещи и документы, догадалась Таня. Еще курьер передал ей конверт с письмом. Внутри была бумага, на ней какие-то буковки. Письмо это Таня выкинула не читая – было понятно, что там: безукоризненная европейская вежливость, точно выверенные слова на нужном месте и прочая мерзость. Спасибо, хоть вернули ключи и паспорт. Сперва ей хотелось напиться. Но что-то ее остановило. Она аккуратно, без всякой истеричности, сняла со стены все свои vision boards с олигархами – и изорвала фотографии в мелкие клочья, одну за другой. Особенно тщательно она рвала Федю. Потом она упаковала обрывки в доставленный курьером пакет и отнесла его в мусоропровод. Это на некоторое время успокоило. Через час ее снова дернуло к холодильнику, где стояла бутылка водки – но она остановила себя опять. Ей вспомнились слова старичка из леса: «Сейчас ты мертвая. И поэтому совсем новая и сильная». Таня не чувствовала в себе ни новизны, ни силы – но понимала, что, если выпить водки с соком, а потом, например, зареветь, позвонить кому-нибудь и пожаловаться на судьбу, все постепенно пройдет и забудется. Несколько дней, всего несколько дней, и жизнь наладится опять. Но это и будет тем самым, про что грибник сказал «думки заедят». Он был прав. Это не она сама, а именно думки хотели, чтобы она набралась и опять принялась их думать. Как думала последние двадцать лет или около того. Но теперь что-то изменилось. Она могла послать думки к черту… впрочем, нет, посылать – уже означало их думать. Она могла просто не брать ничего в голову, потому что была мертвая. И, если она все это понимала и до сих пор не пускала в себя ни водку, ни старые мысли, значит, грибник был прав – она была новая и сильная. Эту силу ни в коем случае нельзя было растерять. Ее следовало приложить к себе и миру. Она приняла теплый душ, смазала бетадином царапины на ногах и легла спать. Утром она проснулась – и в первый момент испугалась, что думки опять возьмут над ней власть, и она снова станет прежней Таней. Но этого не случилось. Мало того, она помнила: ей снилось что-то значительное и важное, и, хоть сам сон позабылся, она точно знала, что делать. Приняв душ, она пошла в продуктовый и купила много необычной для себя пищи: йогурт без сахара, мелкие овсяные хлопья, виноград, семечки и орехи. Раньше такой завтрак показался бы ей унылым – а где яйца? Где масло и тосты? Где бекон или хотя бы голубой сыр? Завтрак, как она твердо усвоила из самых разных диетических программ, мог быть любым – контролировать следовало обед, ужин и все то, что между. Но теперь дело было не в калориях. Надо было зарядить себя правильной спокойной энергией, и она чувствовала, какая еда годится, а какая нет. Поев, она положила на стол перед собой кусок бересты с телефоном и полчаса глядела на него без всяких мыслей. Она знала одно – кроме этого белого квадрата коры, у нее в жизни ничего больше нет. Впрочем, могло оказаться, что у нее нет ничего вообще. Все выяснится после звонка. Она набрала процарапанный в бересте номер. Через пару гудков на том конце ответил низкий и вязкий мужской голос. – Алло. – Доброе утро. Можно Жизелло? – Такого здесь нет, – с неудовольствием, как показалось Тане, ответил голос. – Никогда не было. И никогда не будет. Таня несколько секунд молчала. Облом. Ну конечно, и тут облом. Чего она ждала? Ее палец уже дернулся, чтобы нажать на отбой, но она все-таки спросила: – Такого нет, хорошо. А какой есть? – Не какой, а какая, – ответил голос. – Есть Жизель. И она очень не любит, когда ее называют Жизеллой. Таня поняла, что след пока не потерян. – Можно с ней поговорить? – Ты и так с ней говоришь. Пора уже что-нибудь и сказать. Тане показалось, что вокруг потемнело. Над ней просто издевались – голос был отчетливо мужским. Настолько мужским, что даже напомнил ей Высоцкого на медленной скорости, услышанного однажды в детстве. Ей опять захотелось нажать на красный кружок отбоя – и опять в последний момент она передумала. – А почему Жизель не любит, когда ее называют Жизеллой? – вкрадчиво и нежно спросила она. – Потому что Жизелло – это отвратительная мужская шутка. Слово, похожее на зубило. Так урла говорит – брателло, водилло, и так далее. А я Жизель. Не как на зоне, а как в балете. Разницу понимаешь? – Да, – ответила Таня. – Конечно понимаю, Жизель. Извините. – Давай на ты. Я со всеми на ты. – Хорошо, – сказала Таня. – Ты кто? – Я Таня. – Откуда у тебя этот номер? Таня глянула на кусок бересты. – От Павла Васильевича. – А-а-а… Тогда все понятно. Как поживает старый шовинист? – Вроде хорошо. Грибочки собирает. – Ага… Значит, он тебе дал телефон и велел позвонить? – Да, – ответила Таня. – Вчера в лесу. – Что еще он сказал? – Сказал, что я в жизни заблудилась. И ты мне поможешь. – Угу… Еще что-нибудь говорил? – Сказал, что я мертвая и сильная. И чтобы я записалась на тренинг. – Мертвая и сильная, это хорошо. Только у меня не тренинг. Тренинги в фейсбуке. У меня школа женского духа… В общем, приходи. – Когда? – спросила Таня. – Да прямо сейчас приезжай. Можешь? – Конечно. – Тогда пиши адрес.