– Это тебе тот же каптенармус поведал, Федька, или ты всё сам сейчас придумал? – спросил смуглолицего егеря стоящий перед строем Макарыч. – Есть ещё люди, – неопределённо буркнул Лужин и с важным видом зачесал щёку. Старый уставной сержант колебался, всю свою долгую служивую жизнь он привык безропотно подчиняться и выполнять указания старших, а последнее указание их командира гласило: «Никуда не лезть и ничего не предпринимать!» Но, с другой стороны, как можно было сидеть здесь и ждать, когда забьют барабаны, извещающие о казни боевых товарищей? Нет, так тоже дело не пойдёт! Мы все здесь связаны одной судьбой, как сам говорил Ляксей Петрович, один за всех, и все за одного?! Сам погибай, а товарища выручай?! А теперь вот над ним нависла опасность, и мочи ждать, как всё там обернётся, у него уже просто не было. А-а-а, будь что будет! Всё равно командира рядом уже нет, он отстранён от командования, и все решения вправе принимать он сам, ну и нести за них ответственность. – Становиись! – вдруг грозно и отрывисто рявкнул решившийся старший унтер. Колышущийся и бузивший строй мгновенно подобрался и выровнялся в шеренгах. – Равняяйсь! Смирно! Команда, слушай мой приказ! Даю время четверть часа, по прошествии оного все стоят на этом самом месте при полном параде и с разряженными ружьями. Все начищены и надраены, как на принятие присяги матушке Императрице. Холодное оружие с собой не брать, боевого припаса тоже. Идут все, кто пожелает самолично. Дело это опасное, могут и за мятежников принять, а это сами понимаете – петля, ежели ещё и прямо там же не посекут. Молодых с собой не берём, правильно Ляксей Петрович сказал – без году неделя они ещё в егерях, а всё туда же! Я всё сказал! Разойдись! Через полчаса походная колонна из тридцати семи егерей ровным строем под ритм барабанного боя приблизилась к расположению Выборгского пехотного полка. К ней выскочило несколько пехотинцев, что-то, размахивая руками, объяснили старшему, и, сменив направление, она зашагала в сторону главной площади Бухареста. – Особая команда егерей взбунтовалась! – разнеслась весть по думашевским, а затем она перекинулась и по другим полкам. «Волкодавы» пошли штурмом штаб брать! Будут своих солдат и командира из гауптвахты вызволять! Дело было невиданное, и гарнизон забурлил! – На месте сто-ой! Раз, два! Нале-ево! Выровнялись в шеренгах! Дистанция между ними один шаг! Команда равня-яйсь! Сми-ирно! На караул! К но-оге! – Солдатский строй чётко выполнил приказ своего седого командира и застыл с приставленными к ноге ружьями. В штабе царила паника. Сейчас их тут будут убивать! Спешно выводилась на площадь комендантская рота, во все концы Бухареста скакали вестовые, чтобы поднять по тревоге боевые части. А егеря, застывшие напротив главного штаба армии на площади, словно бы и не замечали всей этой суеты. Все они были надраены и начищены, как на парад, с навитыми, напудренными такими ненавистными им буклями и косами, перехваченными чёрными бантами. На груди шинелей у всей первой шеренги горели натёртые до блеска бронзовые медали «За Кагул!», а у двух унтеров и вовсе сияли Елизаветинские «Победителю над пруссаками» на ярко-голубой Андреевской ленте. На крыльцо с опаской вышло несколько старших офицеров штаба армии. Седой унтер приложил ладонь к картузу и громко рявкнул: – Матушке Императрице Екатерине Алексеевне ура! И строй дружно заревел что было мочи: – Ура! Ура! Ура-а-а! – Командующему русской императорской армией генерал-фельдмаршалу Румянцеву Петру Александровичу ура! И строй опять прокричал троекратно ура! – Российскому православному воинству и его славному оружию ура! – и опять прокатилось над городом это громогласное «ура». – Всё! Егеря штаб берут! Вона как ревут ура, видать, в атаку уже пошли, – прислушивались и шептались между собой выведенные и строящиеся на улицах батальоны. – Только что-то стрельбы там не слышно, видать, штыками штабную сволоту колють! – На караул! К ноге! – опять отдал команду унтер, и ружья бухнулись прикладами о ледяную корку площади. Потом ещё раз, ещё и ещё. Дунн, дунн, дунн – слышался монолитный грохот ударов прикладов. И было в этом зрелище что-то магическое и страшное для всех тех, кто стоял вокруг площади. Тридцать семь егерей отбивали ритм своими ружьями, застыв по стойке «смирно», а вокруг них стояли со штыками наперевес уже подогнанные к площади густые солдатские шеренги. – Егоров, вам лучше выйти, посмотрите, что там на площади сейчас творится, – в комнату, где сидел допрашиваемый Барановым Лёшка, заглянул сам главный квартирмейстер армии. – Ладно, хоть сам командующий в Яссах, не знаю, как бы всё при нём повернулось! У вас пока в силах всё решить без крови. – Команда, равня-яйсь, смирно! Равнение на средину! – Макарыч закинул свой штуцер за спину и, придерживая его за ремень, шагнул к подпоручику. – Ваше благородие, отдельная команда егерей для изъявления верноподданнических чувств Матушке Императрице и проведения показательных строевых занятий построена! Доложил младший сержант Дубков, – и Макарыч, шагнув, встал подле подпоручика. Лёшка осмотрел строй. На него сейчас глядело тридцать шесть пар глаз. Все егеря команды, включая и новичков, были на площади. Егоров покосился на сержанта и хмыкнул. Тот только лишь виновато вздохнул и отвёл взгляд чуть в сторону. Слов было не нужно, все друг друга прекрасно понимали и без них. – Здравствуйте, егеря-соколики! – крикнул Егоров с какой-то дерзкой улыбкой. – Строевые занятия без боевого припаса закончены. Патронные сумки вскрыть! – и все, кто в это время наблюдал за происходящим, убедились в отсутствии в них боевых зарядов. – Благодарю вас за службу, братцы! – Ура! Ура! Ура-а! – рявкнули в ответ егеря. – Младший сержант Дубков, – обратился подпоручик к седому унтеру. – Ведите команду в расположение. Мы с капралом Гусевым и рядовым Афанасьевым останемся пока тут. У нас дела, и у нас всё хорошо-о, – надавил он на окончание фразы. – Слушаюсь, Ваше благородие, – козырнул Макарыч и отдал команду застывшему строю. – Команда, ружья на пле-ечо! Напра-аво. Шаагом марш! – Бум, бум, бум! – отбивал строевой ритм шага на барабане ученик Гусева Лёнька. Ровная колонна егерей прошла сквозь замершие в молчании порядки пехоты по всей прилегающей к площади улице. Особая команда егерей направлялась в своё расположение. Даже не вступая в свой последний и безнадёжный бой, она его и так уже выиграла. «Волкодавы» уходили к себе победителями, и не было на их пути ни одного того, кто мог бы заступить им сейчас дорогу. – Разойдись! Всем следовать в своё расположение! Это что за столпотворение сегодня вечером! – закричал с крыльца штаба бригадир Денисов. – Сегодня только у егерей была строевая подготовка, вам-то что тут было нужно?! Всем три дня муштры! Подполковник, издайте приказ по армии! – отдал он распоряжение стоящему рядом Соболеву. – Разболтались вконец от безделья! А впереди ещё три месяца зимних квартир! Глава 3. Под арестом – Не могу вам ничего обещать, подпоручик, – хмуро отвечал Лёшке Баранов. – Дело действительно приняло весьма скверный оборот. Думашев имеет весьма высоких покровителей, причём не только в армии, но и гораздо выше. Полковник пообещал задействовать их всех, сколько у него только есть, и даже потратиться, коли будет нужно. Он посчитал делом чести довести всю вашу троицу до трибунала, и хотя его обвинения и шиты белыми нитками, но просто так от них отмахнуться нам уже не удастся. Вы хотя бы догадываетесь, Егоров, кто покровительствует командиру Выборгского пехотного полка? Алексей совершенно искренне потряс головой: – Не имел чести знать, Ваше высокоблагородие. – Ну-ну, – усмехнулся тот. – Скажу тебе только, что в 1762 году поручик Думашев Александр Фёдорович служил в Преображенском гвардейском полку и был весьма дружен с Чертковым Ефграфом Александровичем, который, в свою очередь, очень хорошо знал братьев Орловых. В этом году, как ты сам знаешь, хм… на престол взошла наша матушка императрица Екатерина Алексеевна, да продлятся славные годы её правления. Ну а многие, кто в этот год служили при столичной гвардии, хорошо-о эдак выросли в своих чинах. Соображаешь, о чём я веду речь, Егоров? – Соображаю, – вздохнул Лёшка. Именно летом этого года произошёл дворцовый переворот, в результате которого был свергнут император Пётр III, а на престол, как говорится, на штыках гвардии, взошла его жена, в девичестве София Августа Фредерика Ангальт-Цербская, в православии – Екатерина Алексеевна. Или, как её будут звать потом в веках, Екатерина II Великая! И вот одним из участников этого самого дворцового переворота как раз таки, похоже, и был полковник Думашев, имеющий весьма серьёзные связи среди сильных мира сего. Да-а, дело действительно принимало весьма скверный оборот. Майор Баранов, наблюдавший со стороны за мыслительным процессом Алексея, хмыкнул и попытался его подбодрить: – Не вешай нос, егерь. Ты же уже два раза в числе первых на крепостной вал всходил, в таких делах побывал и ничего, живой вон и здоровый. Чай, и в этот раз тоже обойдётся. Генрих Фридрихович говорил, что тебя удача очень любит, потерпи пока до его прибытия. По секрету скажу, что ему о тебе весть уже отослали. Со дня на день полковника из-под Браилова ждём. Уж он-то придумает, что тут можно будет сделать. Или совсем уже невмоготу на гауптвахте сидеть? – Да нет, – усмехнулся Егоров. – Еда сносная, сухо, на нарах сенной матрас есть, так что даже бока, как в Думашева в темнице, не болят. Общество самое что ни на есть отменное, разделяю камеру с капитаном-казнокрадом и с гусарским поручиком, пьяницей, повесой и дебоширом, набившим морду своему командиру. Все с виду очень приличные люди. Скажите лучше, Сергей Николаевич, как у меня там в команде, всё ли ладно? – Да не переживай, – успокоил его секунд-майор. – С учений они не вылезают, твой сержант их гоняет вон до седьмого пота. Там все унтера строго порядок держат. Ну и я к ним, не скрою, тоже порой захаживаю, так сказать, для порядка, чтобы видели все, что сверху контроль тоже за ними есть. Ну, в общем, во всём у них порядок, вас только сильно ждут, соскучились, говорят. Ну что, пошли, я тебя разводящему передам, вот только на, это тоже с собой возьми, – и он сунул тяжёлый узелок Лёшке в руки. – Твои гостинцы передали, бери, бери, говорю! Харч в таком месте лишним никогда не бывает! Сам по себе знаю, – и Николаевич лукаво подмигнул егерю. – Угощайтесь! – Лёшка развернул узелок на грубо сколоченном столике, установленном возле нар. – Ого-о! – поручик Белозёрский, потирая руки, подсел на стоявшую рядом скамью. – Да тут снеди на целый десяток едоков! Живём, братцы! – и, схватив круг копчёной колбасы, отхватил от него хороший кус. Капитан в пехотном камзоле степенно перекрестился и отломил край от каравая: – Вам, голубчик, за три этих дня вот уже вторая передача пожаловала. Хотя, казалось бы, что уж такого, егеря, никакого изобилия, так, обычная служилая косточка. Однако вот же, поглядите. А мне да хоть бы сухую корку за все те две недели, что я тут сижу, мои бы приятели и друзья пожаловали. Так нет ведь, пока был я при хорошей должности, отбоя от них не было, каждый норовил поближе ко мне быть, чтобы хоть что-то для себя урвать. А как только беда случилась, так ни одного не оказалось рядом. Вот так и вспомнишь батюшкину поговорку, не раз он меня поучал, что друзья познаются в беде. Истину говорил отец! – Да, Александр Павлович, не тех вы людей себе в друзья выбрали, – кивнул Лешка, отрывая бедро от варёной курицы. – Ну ничего, вы человек неглупый, авось сделаете для себя правильные выводы. Главное из этой передряги вам удачно вывернуться. – Да ничего-о, Алексей, ничего-о-о, – улыбнулся капитан. – Нет у меня уж такой большой недостачи. Накажут, конечно, для порядка, может, даже на ступень ниже званием разжалуют, а потом всё одно опять к складам приставят, хороших интендантов ведь сыскать весьма будет трудно. Не простая это должность, я тебе прямо скажу. По своей сути ведь любого тыловика можно смело на первой же осине вешать. Много у нас… мм… таких, скажем, скользких моментов. – А я вот на своих друзей не в обиде, – гусарский поручик оторвался от душистой и сочной колбасы и жадно оглядел стол. – Эх, вина ещё сюда не хватает, бутылочки бы две на брата, вот бы хорошо тогда было, – и он с сожалением вздохнул. – А по моим друзьям что сказать, гусар живёт одним днём, такая уж у него планида – умирать молодым. Редко кто вообще до трёх десятков годков доживает. Гуляют ребята, вино пьют, девок кадрят, до меня ли им сейчас? Так что я не в обиде. Ничего, вот отсижу своё, ещё нагоню! – и он подтянул к себе копчёную грудинку. Глава 4. Барон – Велено вам здесь подождать, господин подпоручик, – комендантский капрал, выбрав нужный ключ из массивной связки, открыл кабинет на втором этаже, зажёг в нём две масляные лампы на стенах и большую сальную свечу на столе. Осмотрев по-хозяйски ставни небольшого оконца и передвинув массивную скамейку поближе к центру комнаты, он вышел в коридор. Лёшка обошёл всю комнату. В примерно такой же, как и эта, его уже пару раз допрашивали по поводу событий недельной давности. Только та была гораздо грязней и чуть меньше, но всё равно стиль казённого минимализма и основательности здесь тоже присутствовал. Ну что же, будет очередной допрос или, может, уже приговор военного суда под роспись объявят? Подпоручик был уже ко всему готов. В коридоре послышались громкие уверенные шаги, дверь отворилась, и на пороге показалась такая знакомая ему фигура. – Здравия желаю, Ваше высокоблагородие! – Лешка, застывший по стойке «смирно», что называется, «глазами ел» своё начальство. Перед ним с какой-то ироничной улыбкой, медленно и укоризненно покачивая головой, стоял сам барон фон Оффенберг Генрих Фридрихович собственной персоной. – И тебе не хворать, Алексей, – барон, войдя в комнату, стремительно присел на стул и кивнул головой Егорову. – Ты тоже давай присаживайся, голубчик, уж будь так любезен. У нас с тобой разговор до-олгий будет, а в ногах, как говорится, правды нет. А она нам с тобой ох как понадобится сейчас, подпоручик. Ну давай, не будем терять времени, рассказывай всё и с самого начала, а именно с того самого момента, как я отсюда уехал в Браилов, ну и, собственно, до того, как сюда же обратно и вернулся. И что там за это время у тебя произошло, пока меня здесь не было… – он поднял глаза к потолку. – Всего-то семнадцать дней. Лёшка виновато вздохнул, кивнул головой и начал свой долгий, долгий монолог. Всё это время, пока он рассказывал, полковник сидел молча, не перебивая его, и что-то там начёркивал толстым баварским карандашом на листочке бумаги. – …А потом особая егерская команда, закончив строевые занятия на центральной площади, ушла под командой сержанта Дубкова в своё расположение. Ну а меня после первого же допроса в штабе отконвоировали в офицерскую камеру гарнизонной гауптвахты, – Лёшка, наконец, закончил свой долгий рассказ и приготовился к начальственному разносу. Но барон сидел с задумчивым видом и глубокомысленно молчал. «Хоть бы наорал, что ли, – думал Егоров. – Ну или обозвал бы как-нибудь, чем вот так вот сидеть и молчать. Похоже, совсем всё у меня там плохо». Время в казённой комнатке бежало очень медленно, но вот полковник провёл последнюю черту в какой-то своей тайной схеме на бумаге и поднял глаза на Алексея. – Ну что же, мой друг, – наконец-то заговорил он. – Дело это весьма не простое, да ты и сам догадываешься обо всех его «особых моментах», в кои тебя уже немного посвятили. Но всё не безнадёжно! Самое главное, что под тебя и под всю твою команду никому и никак не удастся подогнать попытку к мятежу и к насилию по отношению к представителям власти. Все доводы, что два егеря кому-то там угрожали на улице, рассыпались при «правильном» допросе всех присутствовавших на месте случившегося. Даже офицеры Думашева не смогли соврать под присягой и поведали всю правду при «умелом» разговоре господина Баранова. Твоё же задержание в его полковом штабе и вовсе выглядит как сущее сумасбродство. Хотя и ты, конечно, хорош, зачем попёрся в Выборгский полк к этому идиоту, мне вот решительно непонятно. Ну, дождался бы окончания заседания у главного квартирмейстера, доложил бы ему всё по существу, а уже дальше бы действовал по уставу и по его прямой команде. Нет же, ох уж эта русская improvisation, – и он кинул карандаш на стол. – Я боялся, что он их там просто пристрелит у себя, Ваше высокоблагородие, – Лёшка поник головой. – Мог бы ведь, сказал бы, что они попытались там на него напасть, или же при попытке к бегству, да ещё и видаков бы своих на то представил. – Ну да, а хотя, может быть, ты и прав, с него бы сталось. Проигрался бы в карты, выпил, как обычно, в ресторации безо всякой меры и пошёл бы свою злобу в крови топить. Вполне реально, – немного подумав, кивнул барон головой. – Принимается! Но один козырь Думашева остаётся у нас пока не битым. Это обвинение твоих солдат в краже военного имущества. Да понимаю я, понимаю всё, что для дела вам этот новый английский огнепроводный шнур был нужен, – поднял он ладонь, увидев, что Лёшка пытается ему что-то возразить. – Но ты вот сам посуди, ни по каким интендантским или там по канцелярским бумагам ведь это всё не проходит. Официального прошения о его поставке к вам ранее не было. А вся эта ваша хитрая сделка с трофейным карабином, белой мукой и шнуром, – и барон усмехнулся, видя, как Лёшка краснеет, – всё это в глазах правосудия есть чистой воды преступление, Егоров. Хорошо хоть, что ни один из задержанных не признался, где они и как всё это проворачивали, не то втянули бы сюда ещё кучу народа, всех этих жадных интендантов и голодным минёров подтащили бы к расследованию. Все бы тогда на каторгу или на эшафот загремели. А как ты хотел, за ковш краденой муки у нас вздёргивают, а тут привезённый из-за моря самый новый огнепроводный шнур, за который чистым золотом из казны плачено! Тут нужно будет подумать. И самое главное, как обезопаситься от этого Думашева, ибо зная сего господина, с полной уверенностью тебе скажу, что второй раз спустить ваше дело на тормозах уж он-то точно теперь не даст. Так-так-так… – барон опять замолчал и надолго задумался, опять что-то чиркая на своей бумаге. Так они просидели ещё где-то около получаса. Наконец Генрих Фридрихович хмыкнул и посмотрел с прищуром на Егорова. – Ну что, Алексей Петрович, пришло время совершить тебе и всем твоим людям великий подвиг! Только так, сделав невероятное, мы сможем убрать все, подчёркиваю, все вопросы к твоим людям, к тебе лично и вообще к этой теме особых егерей. Тут уже, как говорится, «или пан, или пропал». Готов рисковать, подпоручик? – Так точно, Ваше высокоблагородие! Всегда готов! – прокричал, вскочив с места, Алексей. – Тихо, тихо, Егоров, не то сейчас сюда вся комендатура сбежится, – притормозил этот поток кипучей энергии барон. – У тебя и так уже слава отмороженного на всю голову, а эти ведь разбираться не будут, начнут сразу же с ходу стрелять, меня ещё ненароком зацепят. Так, сейчас ты идёшь в расположение своей команды, приводишь себя в надлежащий вид, моешься, стрижёшься, пусть тебе мундир хорошо подправят, подошьют его и постирают. А завтра после утренней зари, опосля завтрака, являешься как чистый огурчик ко мне. Пойдём с тобой к одному о-очень интересному и важному человеку, Егоров. Которому я бы тебе о-очень настоятельно рекомендовал бы постараться понравится. А пока давай, получай у дежурного комендантского офицера всё своё изъятое оружие с амуницией и вперёд, двигай в своё расположение. Я тебя уже снял из-под ареста, и все бумаги, которые для того были нужны, мной там выправлены. – И видя, как переминается Лёшка с ноги на ногу, со вздохом спросил: – Ну что там у тебя ещё, Егоров?