– А не опасно сидеть так близко? – спросила она. Она подалась вперед, и ее широкие юбки зашелестели. – Нет, если не трогать. Элайза потянулась заглянуть в баночку, а женщина кивнула, так и не опустив поднятых изумленно бровей. – Я слышала о них лишь однажды. Что-то о том, что их применяют в парижских борделях… – Она легонько наклонила баночку к себе. – Сколько времени это у вас заняло? Меня сразу охватило воспоминание о том, как я переправлялась через Темзу: приступ кашля, женщина, кормящая малышку Беатрис. – Всю ночь и сегодняшнее утро, – выдохнула я. – Нужно не просто собрать жуков. Их нужно прожарить над огнем и смолоть. – Я указала на ступку с пестом в дальней части комнаты; ступка была в обхвате такой же, как лиф женщины. – Я смолола их вон в том тазу. Дама, чьего имени я так и не узнала, подняла баночку с порошком и покачала ее на свету. – Мне просто насыпать порошка в еду или питье? Все так просто? Я скрестила лодыжки и откинулась на спинку стула. – Вы просили что-то, чтобы обострить похоть. Шпанская мушка служит прежде всего для возбуждения. Кровь приливает к паху и переполняет… – Я умолкла, поняв, что Элайза по-прежнему внимательно меня слушает. Обернулась к ней. – Это все не для твоих ушей. Не могла бы ты выйти в складскую комнату? Но женщина накрыла мою руку своей и покачала головой: – Это же мой порошок, так? Продолжайте. Пусть девочка учится. Я вздохнула и продолжила: – Пах неутолимо распухает. Возбуждение продержится какое-то время, потом к нему добавятся боль в животе и язвы во рту. Лучше подготовить что-то темное – возможно, ликер из патоки – и бросить в него порошок, а потом хорошо размешать. – Я помедлила, тщательно выбирая слова. – Четверть баночки, и он не переживет ночь. Половина – не проживет и часа. Пока дама это обдумывала, воцарилась тишина, единственным звуком было тиканье часов возле двери и потрескивание огня. Я сидела тихо, моя тревога из-за визита этой дамы вернулась и лишь усилилась. Она машинально потрогала тонкое обручальное кольцо на пальце, ее взгляд остановился на низком огне у меня за спиной, в ее глазах плясало отражение пламени. Она подняла подбородок: – Я не могу его убить. Я не смогу родить ребенка, если убью его. Я испугалась, что толком не объяснила, насколько опасен порошок. У меня дрогнул голос: – Уверяю вас, это смертельный яд. Нельзя без опаски дать человеку не смертельную дозу… Она подняла руку, останавливая меня: – Вы меня не поняли. Я и в самом деле ищу смертельный яд. Я лишь хотела сказать, что не его хочу убить. А ее. Ее. Я вздрогнула, услышав это слово; больше мне ничего не нужно было знать. Меня не впервые просили о таком. За два десятка лет меня несколько раз просили о яде, который предназначался для другой женщины, но я отказывала таким посетительницам без дальнейших расспросов. Неважно, какое предательство было совершено, ни одна женщина не должна была пострадать от моих рук. Моя мать открыла аптеку в третьем номере по Малому переулку, чтобы лечить и поддерживать женщин, и я продолжу это делать до конца своих дней. Конечно, могло быть и так, что мои посетители мне лгали – что скрывали от меня свои истинные намерения и собирались дать мои настойки сестрам или куртизанкам. И как я могла им помешать? Это было невозможно. Но, насколько я знала, мои яды никогда не использовались против женщин. Никогда. И пока я жива, я по своей воле на это не соглашусь. Я думала о том, как это сказать – как сказать этой женщине нет, – но ее глаза потемнели, и я почувствовала, что она уловила мое желание ей отказать. Она ухватилась за мгновение тишины, за мою слабость, точно я была кроликом, а она – лисицей. – Вам, кажется, это не по душе. Я собралась с силами и нашла слова: – Я благодарна, что вы потрудились меня отыскать, но я не могу на такое пойти. Я не могу отпустить вас с этим порошком, если вы собираетесь убить женщину. Эта лавка предназначена для того, чтобы помогать женщинам и лечить их, а не причинять им вред. Таков краеугольный камень. Я не изыму его. – И все-таки вы убийца, – обвинила она. – Как можете вы говорить о помощи и исцелении для кого-то, мужчина это или женщина? – Она взглянула на баночку с порошком из жуков. – Вам вообще есть дело до того, кто она, это насекомое? Она его любовница, его шлюха… Женщина продолжала объяснять, но ее слова превратились в слабый гул, а комната вокруг меня потемнела, и я медленно заморгала. Меня охватило старое, постыдное воспоминание: я тоже когда-то была любовницей, хотя и не знала об этом в то время. Насекомым, шлюхой, если послушать эту женщину. Я была тайной, спрятанной во мраке, – не той, кого любят, но неким развлечением. И неважно, что я его обожала, я никогда не забуду тот миг, когда узнала о притворстве Фредерика – о паутине его лжи. Проглотить это было нелегко, нелегко осознать, что я была лишь пустым сосудом для его похоти. О, если бы то было худшим из моих падений. Худшим из того, что он сделал со мной. Я машинально провела пальцами по животу. Эта безжалостная женщина не стоила того, чтобы тратить на нее время. Я не стану рассказывать ей свою историю, историю о трусе, который посеял первое семя запятнанного наследия, приведшего ее ко мне на порог. Комната продолжала вращаться вокруг меня, но женщина наконец замолчала. Мои неверные руки потянулись к надежной твердой плоскости стола. Я точно не знала, сколько секунд или минут прошло, но в конце концов ощутила, что Элайза трясет меня за плечи. – Нелла, – шептала она. – Нелла, вам нехорошо? Перед глазами у меня прояснилось, и я увидела их, сидящих напротив меня с тревогой на лицах. Элайза, склонившаяся вперед, чтобы до меня дотянуться, явно переживала за мое самочувствие. Женщина, однако, напоминала капризного ребенка, который боится, что не получит желаемого. Успокоившись от прикосновения Элайзы, я сумела коротко кивнуть, стряхивая с себя случайные воспоминания. – Все хорошо, – заверила я Элайзу. Потом обернулась к даме. – То, кому я помогаю и кому причиняю вред, это только мое дело. Я не продам вам этот порошок. Она недоверчиво на меня посмотрела, сощурив глаза, точно ей впервые в жизни сказали нет. Издала лающий смешок. – Я – леди Кларенс с Картер-лейн. Мой муж… – Она замолчала, глядя на баночку с порошком из жуков. – Мой муж – лорд Кларенс. Она пристально на меня посмотрела, ожидая удивления, но я не доставила ей такой радости. – Вы явно не понимаете, насколько все это серьезно, – продолжила она. – Как я и упомянула в письме, завтра вечером мы даем прием. Мисс Беркуэлл, кузина и любовница моего мужа, приглашена. – Леди Кларенс подергала край своего лифа, пожевала губами. – Она влюблена в моего мужа, а он в нее. Так больше не может продолжаться. Месяц за месяцем я уверена, что до сих пор не понесла, потому что у него для меня ничего не остается, он все тратит на нее. Я возьму этот порошок, – сказала она, сунув руку в карман, вшитый в юбки возле талии. – Сколько вы вообще за него хотите? Я дам вам вдвое больше. Я покачала головой, деньги меня не интересовали. Я не пойду на это, так же как не пойду на то, чтобы женщина – любовница она или нет – умерла из-за меня. – Нет, – сказала я, поднявшись со стула и твердо встав на ноги. – Мой ответ – нет. А теперь можете идти. Леди Кларенс поднялась со стула, взглянула мне в глаза. Тем временем Элайза крутила головой, глядя то на меня, то на леди Кларенс. Она сидела прямо, с ровной спиной, твердо сжав губы. Сомневаюсь, что, когда она попросилась ко мне в ученицы, она представляла себе подобную встречу. Возможно, этого будет достаточно, чтобы она передумала. Внезапно все пришло в движение; я подумала, что леди Кларенс уронила деньги на стол, потому что ее руки метнулись над ним. Но потом я с ужасом поняла, что одной рукой она тянется к стоявшей посреди стола баночке с порошком, которую мы с Элайзой еще не запечатали, а второй оттягивает карман. Она собиралась забрать сверкающий зеленый порошок, хотела я того или нет. Я рванулась за баночкой – выхватила ее из-под пальцев леди Кларенс в последний момент и с такой силой толкнула Элайзу, что она едва не свалилась с сундука, – и сделала единственное, что пришло мне в голову: швырнула банку ядовитых шпанских мушек в огонь, горевший у меня за спиной. Пламя вспыхнуло зеленым, в одно мгновение превратив яд в ничто. Я изумленно уставилась в огонь, не веря тому, что работа, отнявшая у меня всю ночь и утро, только что была так легко уничтожена. Руки у меня дрожали, я очень медленно повернулась и увидела покрасневшую, пораженную леди Кларенс и малышку Элайзу, уставившуюся на меня вытаращенными глазами. – Я не могу… – пробормотала леди Кларенс. – Я не в силах… – Глаза ее метались по комнате, как мы, в поисках второй банки порошка. – Вы не в своем уме? Прием завтра вечером! – Это все, что было, – сказала я, прежде чем указать на дверь. Леди Кларенс гневно взглянула на меня, потом повернулась к Элайзе. – Перчатки, – потребовала она. Элайза ринулась к огню, бережно сняла перчатки с сушильной решетки и протянула их леди Кларенс. Та начала натягивать перчатки, засовывая в них все пальцы сразу. Отдышалась и снова заговорила: – Вы, без сомнения, легко сможете сделать для меня еще одну порцию, – сказала она. Боже, эту женщину ничто не брало. Я в отчаянии вскинула руки. – Вы что, не можете подкупить какого-нибудь врача? Зачем возлагать это на меня после того, как я дважды вам отказала? Она накинула на лицо вуаль, и нежное плетение кружева напомнило мне листья болиголова. – Глупая женщина, – отозвалась она из-под кружева. – Неужели вы думаете, что я не рассмотрела всех врачей, всех аптекарей города? Я не хочу, чтобы меня поймали. Вы хоть понимаете, что в вас особенного? – Она замолчала, разглаживая платье. – Я ошиблась, доверившись вам. Но теперь нет смысла менять решение. – Она взглянула на свою затянутую в перчатку руку, сосчитала по пальцам. – Вы сделали порошок за день, так? Я растерянно нахмурилась. Какая теперь была разница? – Да, – пробормотала я. – Очень хорошо, – сказала леди Кларенс. – Я вернусь завтра, как я понимаю, времени, чтобы заново приготовить порошок, достаточно, и вы дадите мне банку свежей шпанской мушки, такую же, как та, что вы только что по глупости уничтожили. Я буду в половине второго. Я смотрела на нее, не в силах вымолвить ни слова, я готова была вытолкать ее за дверь, с помощью Элайзы, если понадобится. – Если вы не подготовите порошок, как я просила, – продолжала леди Кларенс, – тогда вам лучше собрать вещи, и побыстрее, потому что я пойду прямиком к властям и расскажу о вашей лавочке, полной паутины и крысиного яда. И когда я буду с ними говорить, я особо велю пройти складскую комнату насквозь и проверить, что за ее задней стеной. Все тайны этой мерзкой дыры выйдут на свет. – Она плотно запахнула шаль. – Я жена лорда. Не пытайтесь меня обмануть. Она рывком распахнула дверь и вышла, захлопнув ее за собой. 14. Кэролайн. Наши дни, вторник