– Посмотришь еще… Тебе когда «старшего»? Как всегда, разговор зашел о работе. Вспомнив погибшую девушку, все замолчали и выпили за упокой души. Потом начали осуждать возможных подозреваемых, выдвигать версии – одна другой чуднее! Никакой тайны Владимир Андреевич из дела не делал – не от кого было таить! По сути, тут вся его следственно-оперативная группа и собралась. Типа производственное совещание. Чем, собственно, и занимались. Ну, пили еще… Да вполуха слушали по репродуктору репортаж с того самого торжественного собрания в Ленинграде. Больше обсуждали: – Не, Хренков на такое дело не способен! Чтоб снасильничать… Не-е! – А вот Венька Коськов – да, этот мог подставить. – Так его ж самого… – Да ну! Подумаешь, бусина… – Дылду бы не мешало проверить! – Так проверяли уже. У него по часам алиби. – По чьим часам? Кто произнес это фразу, Алтуфьев не помнил, а вот саму суть вопроса ухватил и даже не забыл утром. И в самом деле, по чьим часам? Похоже, часы-то тогда у одного только и были – у Анатолия Резникова. По ним и ориентировались. А что, если часы эти неправильно шли: отставали или спешили? Тогда выходит… А не слишком ли рано отпустили Евсюкова-Дылду? Не поторопились ли? Утром Ревякина тормознули в дежурке. – Игнат, тут Кононов звонил. Ну, этот, из леспромхоза. Там у них пропал кто-то. Музейщицы какие-то, из Тянска. – Музейщицы? В леспромхозе? – Невыспавшийся инспектор никак не мог сообразить, что от него хотят. Сейчас бы пивка! Холодненького! – Какие, к черту, музейщицы? – Ну, на усадьбу какие-то приезжали, в Возгрино, – пояснил дежурный сержант. – Женщины из Тянского краеведческого музея. Тракторист за ними приехал, а их нет. – Так, может, решили пешком? – Может… Ты сейчас за начальника? Вот и поручи Дорожкину разобраться. * * * «Здравствуй, Максим». Написав, Женька задумчиво посмотрела в окно. Потом подумала и включила настольную лампу, все же темновато. Посидела, посмотрела в окно на освещенную желтыми фонарями улицу, пригладила волосы… Голову, что ли, помыть? Нет, уж лучше завтра. Как-то не складывалось письмо, не писалось. Об убийстве не хотелось писать, да и нельзя было. Женя все же не первоклассница, понимала – человек за границей служит. Тогда вот о походе… «А недавно мы ходили в поход. С Анатолием Ивановичем и эстонцами…» Подумав, Женька словно «эстонцы» зачеркнула. Потом вырвала из тетрадки чистый листок и переписала письмо набело. Снова задумалась и продолжила: «Анатолий Иванович на Катю внимания не обращает. И в походе не обращал. На Светку Кротову – тоже. Хоть она и злится. Он вообще хороший. Всех своим «здрасте-пожалста» подкалывал. Усадьба очень красивая, хоть и заброшенная. Да, ехали мы на тракторе. На «пене» – хорошо, весело! Один из наших пионеров фотоаппарат потерял. Посылаю тебе фотки из похода и еще одну, где мы с Катей у старой школы. Там, кстати, в окне виден Анатолий Иванович, вообще задний фон слишком уж резко получился – диафрагму закрыли на шестнадцать, ну и выдержка двести пятьдесят, потому как солнце». Глава 8 Озерск и окрестности. Июль 1965 г. Начальник отделения вернулся из Ленинграда к обеду. И все переиграл. Искать сотрудниц музея он отправил Ревякина, участковому же показал кулак и усадил переписывать квартальный отчет по профилактике нарушений социалистической законности. – В Главке сказали – срочно! – Положив фуражку на стол, Иван Дормидонтович вытер со лба пот и принялся жадно пить прямо из графина. – Ну и жара-а… Игорь, ты там на профилактику больше налегай и на охрану общественного порядка. Всякие там рейды, туда-сюда, тыры-пыры… Бригадмильцев отметь… ну, этих – дружинников. Сроку тебе – до обеда. – До обеда?! – нервно взвился Дорожкин. – Так, товарищ майор, полдень уже! – Полдень? – Начальник удивленно посмотрел на часы – трофейные, швейцарские, они еще ни разу не ломались, а ведь с момента окончания войны прошло уже двадцать лет! – Ах да… Вот ведь время летит! Ладно – до вечера! Потом – в распоряжение следователя. Все ясно? Иди… После ухода участкового Иван Дормидонтович посмотрел на инспектора: – С бабами этими поскорее разберись. Ребят тебе дам – двух сержантов. Организуй поиски и сам быстро сюда. Бери в дежурке машину. До Валуи за полчаса доберетесь. – До Валуи-то – за полчаса, – хмыкнул Ревякин. – А в Возгрино? На усадьбу? Музейщицы-то туда приехали, значит, оттуда и плясать! А там пешком только – болотина… Или… Инспектор вдруг задумался и улыбнулся. – Ты, Игнат, чего веселишься-то? – недоверчиво поинтересовался начальник. – Да так… есть одна мыслишка… * * * Пообедав в рабочей столовой, Алтуфьев выпил компот и, громко поблагодарив персонал, вышел на улицу. Отделение милиции располагалось совсем рядом, через дорогу, однако следователь не торопился, наслаждаясь погожим летним деньком. Посмотрел на сахарно-белые облака, лениво плывущие в высоком ультрамариновом небе, на растущие вдоль тротуара березки, на куст рябины у дома напротив. Полюбовался проходившими мимо девчонками в коротких крепдешиновых платьях, усмехнулся и лениво вытащил портсигар… Задумался – закурить прямо сейчас или все же дойти до лавочки у отделения? Все ж верно, лучше на лавочке, не торопясь… На лавочке, кстати, уже сидел какой-то молодой парень – блондин в серой рабочей робе, с приставшими кое-где опилками и стружкой. Рядом стоял тяжелый мотоцикл с коляской – трофейный немецкий «БМВ». Еще ездили, еще трудились, работали… – …Ждете кого? – Алтуфьев присел рядом. Парень вздрогнул: – Мне бы это… вот… – Дрожащими руками он вытащил из кармана спецовки повестку. – Следователь Алтульев А. В. – Алтуфьев, – поправил Владимир Андреевич. – Это я и есть. А вы, значит, Потапов Юрий Ефимович? Парень молча кивнул. – Ну, заходите… Или сначала покурим? – Мне бы это… скорее… – выдавил из себя Потапов. – Ну, как хотите. – Пожав плечами, следователь бросил недокуренную сигарету в урну и поднялся на ноги. – Идем… Парень резко вскочил, едва не потеряв равновесие. «Пьяный, что ли? Или с похмелья? Так ведь не пахнет. Эх, Юра, Юра, что же ты так нервничаешь-то?» – Вот сюда проходите… присаживайтесь. – Я это… попить можно? – Да пожалуйста! – Алтуфьев кивнул на стоявший на подоконнике графин. – Наливайте. Стакан звенел – руки у Потапова дрожали! – Напились? – Д-да… Я это, признаться хочу… – Признаться? В чем?