Оп-па! Внизу, из-под щели в двери, ведущей в совмещенный санузел, пробивался тусклый красноватый отблеск! «Фотофонарь! – мгновенно определил опер. – Так вот оно в чем дело-то!» Игнат стукнул в дверь: – Николай! Ты там фотки, что ли, печатаешь? Эй! – Угу! – Из ванной послышался приглушенный голос. – Это вы, дядя Игнат? – Я. – Свет только не включайте. А мама немного задержится. Что-то срочное у нее. Сказала вам – подождать. Вы проходите, я сейчас… быстро. Закончу только… – Да не спеши. Сняв обувь, Ревякин аккуратно поставил штиблеты у входной двери и в одних носках прошел на кухню. Вытащил конфеты, развернул, положил коробку на стол. Вино пока поставил в посудный шкафчик. Присев на табуретке у окна, хотел было закурить и уже вытащил сигареты… да постеснялся. Ребенок тут, сама Валентина не курит, а он что, будет тут дымить? Хорош гусь! По радио передавали какой-то концерт. Игнат покрутил ручку громкости: – «Хорошо! Хорошо!» – оптимистично запела Эдита Пьеха в сопровождении ансамбля «Дружба». «Ну да, – расслабленно улыбнулся Ревякин. – И в самом деле, неплохо. Вот только бы Валентина поскорее пришла». – А вот и я! – заскочив на кухню, заулыбался Коля. – Ну, привет, брат! – Игнат крепко пожал мальчику руку. – Как делишки? – Из похода вот недавно пришли! – похвастался парнишка. И не преминул добавить: – Я там фотографировал – страсть как много всего! И усадьба, и озеро, и ребята… Хотите посмотреть? Фотки в тазу, промываются. Вслед за Колей Ревякин прошел в ванную… и присвистнул! – Да у тебя тут целое фотоателье! – Мама все купила! – с гордостью пояснил мальчишка. – По секрету скажу: она и сама фоткать любит. Ругала меня, что я фотоаппарат потерял… но так, не сильно. Мне в фотокружке другой выдали, ничуть не хуже – «ФЭД»! – Как это – потерял? – хмыкнул Игнат. – Да так, потерял… – как-то туманно пояснил мальчишка. – Анатолий Иванович не заметил, а говорит, что должен был бы заметить, он ведь руководитель! Вот взамен мне «ФЭД» и отдал, списанный. Только мама сказала – зря. И вообще, велела фотик назад, в Дом пионеров, отнести. Но я, наверное, не понесу. – Мама заставит. – Ревякин наставительно поднял вверх большой палец. – Она у тебя такая – коли что решила… – Да уж, она такая! Упрямая, – доставая из таза фотографию размером восемнадцать на двадцать четыре, вздохнул Коля. И тут же не преминул похвастаться: – А это вот – усадьба! И – озеро… – Красиво, – похвалил Игнат. Юный фотолюбитель вытащил из таза еще одну карточку: – А это вот – картина. Там, в усадьбе. Странная. – Почем же она странная? – поинтересовался гость. – Индейцы как индейцы. Грубовато, правда… О! У нас детский сад в таком стиле оформлен! – Ну, как вам объяснить? – Мальчик задумчиво почесал затылок. – Вы Фенимора Купера читали? Или Майн Рида? Ну, вот этот вот воин – гурон, судя по перьям, а этот – типичный делавар. И все они вместе куда-то скачут, улыбаются. А ведь гуроны с делаварами – враги. Непримиримые! Ну, как наши, красные, с беляками! Неправильная картина. – Ну, пусть так – неправильная. Согласно кивнув, Игнат взглянул на часы: – Так мама-то когда собиралась прийти? – Сказала – задержится до восьми. – Ну, так скоро уже… В голову опера вдруг пришла неожиданно приятная мысль, которую он тут же и высказал, ничтоже сумняшеся: – А давай мы к маминому приходу ужин сообразим! – У-ужин? – удивленно протянул мальчишка. – Но я никогда еще… – А мы удивим! Где тут у вас картошка? – На кухне, в стенном ящике. – Коля покачал головой. – Нет, в походе-то я готовил, но меня Лиина направляла, студентка эстонская. Ой, дядя Игнат, знаете, как она готовить умеет? Пальчики оближешь! И еще она меня из болота спасла… – Из какого такого болота? – Ну, так… оступился, упал. – Смутившись, парнишка перевел разговор на другое. – Дядя Игнат, а лук нам нужен? – Нужен! И хорошо бы тушенку… хотя бы. – Лук есть! А вот тушенка – не знаю… Но я посмотрю! * * * Округлый рейсовый пазик с дополнительными окошечками на скатах крыши, натужно завывая двигателем, преодолел небольшую горку и, подняв тучу пыли, остановился у остановки. – Валуя! – кивнув на покосившуюся остановочную будку, сложенную из серых бетонных плит, объявил водитель и открыл двери. – Ваша остановочка – прошу. – Спасибо, товарищ шофер! А трактор нам здесь ждать? – Лучше к старой ферме пройдите… Вон тропинка-то, ага. Еще раз поблагодарив водителя, из автобуса вышли две женщины вполне интеллигентного вида. Одна – постарше, лет сорока, вторая – совсем еще молоденькая и чем-то неуловимо похожая на учительницу начальных классов. Может быть, субтильным своим видом, кругленькими очками или напускной молчаливой строгостью, которой вполне соответствовала ее прическа – каштановые волосы были туго стянуты в пучок. – Ну и пылища. – Попрощавшись, старшая проводила взглядом отошедший автобус. – Представляю себе, каково тут в ненастье! Наверное, грязь непролазная. А, Марина? – Но вообще-то тут красиво, Кира Антоновна, – одернув юбку, несмело возразила молоденькая. – Не зря ведь сам Коровин… – А Серов не поехал! Хоть и вместе по Русскому Северу путешествовали. Верно, грязищи испугался или пылищи… Кира Антоновна вздохнула и скептически осмотрела окрестности: утопавшую в желто-серой пыли грунтовку, несколько серых, с огородами, изб, заросшие густой травою поля и бескрайний голубой лес, тянувшийся, словно какой-нибудь океан, до самого горизонта. – Какие же все-таки просторы, Кира Антоновна! – не смогла скрыть восхищения Марина. – Все же Коровин был прав, когда решил сюда заглянуть. Тем более к старому другу. Великий художник, что говорить! – Что, думаете, мы там что-нибудь отыщем? – Кира Антоновна покусала тонкие губы и сама же ответила: – Я думаю – вряд ли. Да и принять на баланс разрушенную усадьбу – затея так себе! Впрочем, вы не подумайте, судить отдел культуры я не берусь. – Так ведь усадьбу мы еще не видели! – То-то и оно! Эх, добраться бы, не заплутать! Трактор еще этот… Ох… Снова вздохнув, женщина покосилась на старую избушку прямо напротив автобусной остановки. Дверь избушки были заколочена крест-накрест. Горбылем, не досками – доски-то местные давно бы отодрали. Над дверями виднелась кривая вывеска – «Почта». – Почты здесь нет, – расстегнув темно-серый пиджак, резюмировала Кира Антоновна. – Случись что, и не позвонишь. Ох, жарко-то как… – Хорошо еще – не дождь. – Напарница неожиданно улыбнулась и кивнула на остановочный павильон. – Почты нет, а художники есть! Вон всю остановку разрисовали. Похоже, углем. – Неандертальцы! – оценила местное творчество Кира Антоновна. – Питекантропы. Впрочем, нет – те все же покрасивее рисовали… – Ну… – Марина с любопытством разглядывала рисунки. – Индейцы, скажем, ничего. Вполне даже художественно! Наверное, местные дети… Жгли костер, конфеты ели… Девушка наклонилась к кострищу, подняла желтенький фантик… – «Лимончики»! Очень вкусно – с чаем. – Зубы сломать! Ну, что? Надо на старую ферму идти. – Пойдемте, чего уж… Подхватив поклажу – у обеих с собой были небольшие рюкзачки и сумки, – женщины направились по указанной водителем рейсового автобуса тропке, в конце которой через луг, заросший золотистой россыпью лютиков, виднелось приземистое дощатое строение с провалившейся крышей – вероятно, та самая ферма. – Заросли какие кругом, – ворчала по пути Кира Антоновна. – Чертополох… крапива… Ай! Куда мы попали, Мариночка? В этот момент за фермой что-то загрохотало. Этак рыкнуло, словно раненый динозавр, и тут же заглохло. – Что это было? – Женщины испуганно переглянулись.