– Да вполне! Особенно если сам насильник – пьяный. Думаю, трезвый-то на такое вряд ли бы пошел. Да, на шее еще повреждения, скорее всего, от шнурка. – Так ее душили? – Нет, не такие. Скорее, сорвали что-то… Бусы, может быть. – Бусы… Ну, спасибо, Николай. Рад был знакомству. – И я. Когда Владимир Андреевич вернулся в отделение, Ревякин все еще был на машинном дворе, а за Хренковым отправился участковый Дорожкин. Опять же, «во исполнение отдельного поручения следователя». А как же! Дружба дружбой, а «палки»-то всем нужны, такая уж система. – Да вон он уже едет. – Дежурный кивнул на подъехавший милицейский газик, синий, с красною полосой. Из кабины выскочили и участковый, и водитель-сержант. Распахнув заднюю дверцу, выволокли из «собачника» молодого светловолосого парня, тощего, невысокого роста, однако жилистого и, по всей видимости, сильного. Из одежды на парне были лишь треники с «пузырями» на коленках да рваная солдатская майка. – Хренков! – затащив парня в дежурку, пояснил участковый. – Пьяный, собака, вдрызг! Ну, понять можно – вернулся из командировки, про Тамарку узнал… Эх, не везет ему с девчонками! – Не то слово – не везет, – отпирая КПЗ, поддакнул дежурный. – Ну, что… – Алтуфьев почесал затылок. – Пускай пока посидит до вытрезвления. А завтра будем говорить. Войдя в кабинет, Владимир Андреевич едва успел усесться за стол, как вошел Ревякин с сияющим и заговорщическим видом. – Кое-что есть! Не говоря больше ни слова, он сунул руку в карман и высыпал на стол… янтарные бусы. Усмехнулся, достав из другого кармана аккуратно сложенную бумажку: – А вот и протокол выемки. Все как полагается, с понятыми. И знаешь, где нашли? – В шкафчике Хренкова? – Да нет там никаких шкафчиков. В автобусе его, в спецовке. Между прочим, хлоркой подписана – «младший сержант Хренков». Армейская, похоже… А бусы – те самые! – Черт! – Алтуфьев с размаху стукнул ладонью по столу. – Бусы! Хренков! Да за каким же ему чертом? Сказать по правде, не понимаю! Ни-че-го. Глава 7 Озерск. Июль 1965 г. Бусы Котька Хренков вспомнил. Именно такие он подарил своей девушке Тамаре как раз незадолго до ее гибели. – Вместе в промтоварном купили. Ну, увидели очередь и зашли. – Костя неожиданно заплакал. – Да я за Тамарку… Алтуфьев плеснул из стоявшего на подоконнике графина воды в граненый стакан, подал задержанному: – На вот, пей… Заодно подумай, как бусы могли у тебя в спецовке оказаться. – Да не носил я их в спецовке! Постойте… – Хренков поставил стакан, сглотнул слюну и набычился. – Вы что же, меня подозреваете? Что это я… Тамарку… Да? – Скажу честно – нет. – Следователь убрал стакан. – Но сидеть будешь, пока преступника не найдем! Давай вспоминай – откуда бусы? Может, в автобусе кого подвозил? – Да многих. – Котька обреченно махнул рукой. – На то он и автобус. Автобус «КАвЗ-651», на шасси пятьдесят первого «ГАЗа», Хренков откапиталил лично еще два года назад, покрасил и всячески лелеял на радость завгару Колесникову. Честно говоря, «кавзик» давно хотели списать, да вот у Кости Хренкова оказались золотые руки, механиком парень был от Бога. – Многих возил… Доярок вот на слет… Да всяких… – А спецовка твоя все время в автобусе? – Ну да, я там крючок приделал, у водительского сиденья, слева… Мало ли, в пути что? Да даже колесо поменять… Не в чистом же! Товарищ следователь! – вдруг встрепенулся парень. – А как же похороны? Я же здесь буду сидеть, а ее… – Уже опоздал парень. Тамарку вчера схоронили. Не помнишь? – Ах да, мать говорила… Да я потом запил… – Запил он… Еще водички? – Если можно. – Можно, можно… Давай врагов-недоброжелателей своих вспоминай! – Да врагов у меня нет. Откуда? – Поставив стакан, Костя задумался. – А недоброжелателей… тех, да, хватает. С кем на танцах схлестнешься, с кем в гостях… да сами понимаете. – Не сдержан ты, Костя! Особенно когда выпьешь. – Так мы все, когда выпимши… – Ну, вспомнил? – Да говорю же – многие… – А такой – Вениамин Витальевич Коськов? – напомнил Алтуфьев отвергнутого Тамарой воздыхателя. – Учетчик с молокозавода. Комсорг. – Это шибзик-то этот? – Хренков неожиданно хохотнул. – Ну да, за Тамаркой волочился, было. Так она его сама шуганула! Потом мне рассказывала, вместе и посмеялись. С Юрком Потаповым как-то на танцах схлестнулись… тот посерьезнее будет… Еще с Касимовым, из Торга. Со Степой, трактористом леспромхозовским… Да со многими. Потом мирились. Всех проверять будете? – Всех, Костя, всех. – Работа у вас такая… Закончив допрос, Владимир Андреевич лично водворил задержанного обратно в камеру и задумался. Понятно было, что Хренкова кто-то подставил… Но подставил грубо, как-то не по-настоящему, что ли… Ну, подумаешь – бусы? Нет, конечно, и лишнее лыко – в строку… Однако мог бы что-то и похитрее придумать. Или просто не было времени придумывать? Все как бы само собой сложилось. Бусы с убитой сорвал, а тут вдруг – автобус, Хренков… Подбросить – много ума не надо. Хренков ведь не все время в кабине сидит, мог и выйти. Ту же воду в радиатор залить или еще что. Подбросили… Но почему так грубо-то? Что, преступник следователя и милицию совсем за идиотов держит? Или сам дурак? Очень может быть, кстати. Преступник – обычный человек и совсем не обязательно умный. Тем более убийство-то это случайное, глупое. Да и вообще, по-настоящему умных людей мало, и среди преступников в том числе. Даже шпионы – люди, специально подготовленные и внедренные, – и те ошибки делают, бывает, что тоже глупые. А уж обычный-то обыватель – тем более! – Так… Положив перед глазами список Котькиных недоброжелателей, Владимир Андреевич подумал, прикинул и решил начать с Коськова. Тот ведь еще и к Тамаре клеился… и был, грубо говоря, послан. А парень амбициозный, комсорг. Вполне мог и затаить злобу. – Веня Коськов? – переспросил Дорожкин, заглянув в кабинет по каким-то своим делам. – На четыре класса старше учился… или на пять, уж не помню. Помню, что зануда и такой… весь из себя правильный. Все на собраниях выступал, двоечников да нарушителей дисциплины пропесочивал. Насчет любви его к Тамаре не знаю, свечку не держал. Кажется, Игнат что-то знает… Игнат тоже конкретно сказать ничего не мог, разве что сослался на заведующую библиотекой Елену Тимофееву, ту самую, что всерьез считала Коськова завидной партией, правда, не на сейчас, а, так сказать, на вырост. Ну, что… Была права, наверное. Карьеру Вениамин строил усердно. Отправив Ревякина «добывать оперативную информацию», Алтуфьев до вечера успел поговорить и с Тимофеевой, и с работниками молокозавода, где Вениамин Коськов изволил трудиться учетчиком. Портрет вырисовывался не очень-то симпатичный. Однако Коськов – типичный карьерист, холодный, расчетливый, ради карьеры отца родного продаст. Карьерист, но не убийца. Отвергнувшей его девушке он, кстати, исподтишка пакостил – задерживал комсомольскую характеристику, да и вообще, уговаривал заведующую библиотекой вставить туда пункт о «тряпичничестве» Марусевич – о «нездоровом увлечении» девушки всякими модными тряпками и прочим вещизмом. Пакостил – да. Но убить? Вряд ли. И не только потому, что кишка тонка. Слишком уж расчетлив был комсорг и эмоции свои благоразумно держал в кулаке, выпуская лишь на собраниях, да и то в рамках дозволенного. Что же касается отношений Коськова с Костей Хренковым, тут все сходилось – оба друг друга недолюбливали, хотя открыто и не сталкивались. Да и где им было столкнуться-то, коли жизненные пути механика с машинного двора и учетчика молокозавода практически не пересекались? На танцы Коськов не ходил, в питейные заведения тоже не заглядывал, никаких технических средств передвижения не имел, да и вообще, жил на иждивении у матушки в собственном доме на улице Северной, неподалеку от почты. И все же, и все же… Следователь не раз уже задавал себе вопрос: если бы представился случай подставить Котьку Хренкова, воспользовался бы им комсорг? И ответ всегда был один – да. Правда, с разной степенью уверенности. – Венечка Коськов в гараж заходил, – вернувшись со «свободной охоты», доложил Ревякин. – И на автобусе Хренкова ездил! Не один, а с большой и веселой компанией. С хором народной песни! Как комсорг, сопровождал на районный слет художественной самодеятельности. Как раз в нужное время. Эх, Володь, видел бы ты, какие в этом хоре девахи! Грудь – во! – Игнат показал руками. – И такие все веселые, красивые! Ну, те, с которым я побеседовал… – Грудь, говоришь? Ну-ну, – хмыкнул Владимир. – И что тебе эти веселые девицы-красавицы рассказали? – А все и рассказали! Что спросил… – Ревякин вытащил сигарету из красной пачки «Примы». Протянул и Алтуфьеву, правда, тот отказался – закурил свой «Памир». – Короче, ехали они под бдительным присмотром товарища комсорга! Никаких тебе вольностей, никаких пьянок на обратном пути – ни-ни… Кстати, в наших партийных верхах, – Игнат показал пальцем вверх, – считают Коськова подающим большие надежды. Так вот, считают не зря! Венечка, несмотря на молодость, бюрократ опытный. Хоть и держал вожжи, а в универмаг после концерта заехали. Все пошли, включая водителя Хренкова. Коськов же в автобусе остался – ждал. То есть имел полную возможность… И вот еще… – Отодвинув занавеску, Ревякин уселся на подоконник и картинно пустил дым кольцами. – Самое главное! В момент убийства – плюс минус полчаса – Коськов был в клубе! И рядом. – На танцах, что ли?