– Сету? – удивился Коля. – Так это такой народ. Тоже финно-угры, – пояснила девушка. – Живут в южной Эстонии, в Псковской области тоже. Язык как эстонский, но не совсем… Я раньше наш и эстонский знала, а русский – плохо, почти не говорила совсем. А мы под Псков поехали, у нас там родственники. И как-то стою так это в Пскове, у вокзала. Платье без рукавов, на руке часы – мама подарила. Так это стою, своих жду, и вдруг кто-то подошел, спросил… На часы указал. Я поняла, что про время спрашивают. А ответить не могу – русского почти не знаю. Так стыдно стало. Я часы сразу сняла, чтобы не спрашивали. А потом, дома уже, русский стала учить. Ну-у, выучила… Теперь так это – не стыдно. – Ты хорошо говоришь, – поправив висевший на шее фотоаппарат, неожиданно улыбнулся Коля. – Только слова тянет. – Сорокин тут же состроил гримасу и передразнил: – Сты-ыдно, ну-у, та-ак это-о… А Лиина ничуть не обиделась – даже засмеялась. И Тынис тоже засмеялся. И Коля… – Побегу во-он ту елку красивенную сфоткаю! – Это сосна, Ко-оля! Мальчишка уже не слышал – убежал, пристроился с фотоаппаратом, прильнув к видоискателю, покрутил дальномер… И вдруг увидел сразу за сосной человека! Незнакомого, длинного, в надвинутой на самые глаза кепке. Незнакомец стоял прямо за сосной… и вдруг исчез – убежал, спрятался? – Что еще за человек? – удивленно переспросил Тынис. – Ну, рыбак, наверное… или охотник. А что прятался – это тебе показа-алось. Да и вообще, мало ли кто по лесу ходит. Лиина фыркнула: – Ты еще скажи – он за нами следил! Книжки про шпионов в вашей библиотеке есть? – Вот дураки! – ухмыльнулся Сорокин. – Не охотник это, а браконьер! Потому и прятался. Июнь нынче – охота запрещена, не сезон. – Так это да, может быть. – Тынис согласно кивнул и подошел к Коле. – А как он выглядел? Во что был одет? С ружьем был? Молодой или старый? – Да не разглядел я, – растерянно заморгал мальчишка. – Длинный такой, в кепке… Одет: темные штаны и крутка такая же… сапоги… Про ружье не скажу даже… – Вот! – Мишка Сорокин презрительно сплюнул и покачал головой. – Самое главное-то и не разглядел. Эх ты, отличник! * * * – Вкусный у вас чай, Валя… – Ревякин улыбнулся и смущенно забарабанил пальцами по столу. Докторша улыбнулась: – Это хороший, грузинский… Игнат… Мы же с тобою на «ты»! – Да-да, я помню… – А ты все о работе… – Такая работа… сама понимаешь… – Чуть покраснев, гость виновато развел руками… едва не опрокинув сахарницу. – Хорошо – не опрокинул, – улыбнулась хозяйка. – А то бы поссорились. – Это соль – к ссоре… – Игнат почесал подбородок… и с ужасом осознал, что не брился уже второй день! Конечно, не бородища до пояса, но щетина заметная… – Еще чаю? – А? Да-да… если можно… – Да можно. Валентина поставила на плитку чайник и склонила голову набок: – Тебе так идет… Легкая такая небритость… Как у Хемингуэя! – У Хемингуэя вообще борода! – вдруг засмеялся Ревякин. – Я бы сказал – бородища… Встав, Игнат подошел к книжному шкафу с беспорядочно расставленными книгами – Маяковский, Салтыков-Щедрин, Чехов… – Ого – Ильф и Петров! – Три года назад в Ленинграде купила, – снимая чайник, пояснила докторша. – На курсах была, и вот повезло – на Невском. Правда, очередь пришлось отстоять, но вот купила! – А это что за журналы? – Рядом, на полке, за томиками сочинений Ильфа и Петрова, стопочкой лежали квадратные цветные журнальчики… Игнат взял один, пролистал… – Ого! Они еще и с пластинками, что ли? – С пластинками, – разливая чай, подтвердила хозяйка. – Это «Кругозор», журнал новый. Недавно начали выпускать, а пластинки можно на обычном проигрывателе слушать. – Тоже в Ленинграде купила? – Нет, это здесь – библиотечные. Правда, не всем его на дом дают… А хочешь, послушаем? – Валентина поставила чайник на круглую асбестовую салфетку и, не дожидаясь ответа, наклонилась, вытащив из кучи сложенных в углу вещей небольшой чемоданчик – портативный проигрыватель «Юбилейный», элегантный, коричневый, со встроенным в крышку динамиком. – А ну-ка… Игнат, ты как к Магомаеву относишься? – Вообще-то я в музыке не силен, – честно признался Ревякин. – Одну «Летка-енку» знаю. Но о Магомаеве слышал… – Ну, вот… Тут можно так слушать, не вырезая пластинки… Зашипела по гибкой пластинке игла… послышался голос диктора: – Встречи с Муслимом Магомаевым всегда приятны… Затем зазвучала песня – «Гульнара»: Гульнара, потерял давно покой я и сон, Гульнара, я глазами озорными пленен… – Как тебе песня, Игнат? – Приятная… – А… хотите наливки? У меня есть, вкусная… – А д-давайте… Валентина достала из шкафа бутылочку и две рюмки толстого темно-голубого стекла, разлила. Выпили. Гульнара-а… – А ты почему не приглашаешь меня танцевать? – Так… Приглашаю… Ой! Песня-то уже кончилась! – А мы снова поставим… оп… Гульнара-а, потерял давно покой я и сон… «Какая она тоненькая, хрупкая… – обнимая женщину, подумал Ревякин. – И еще очень красивая»… Тонкая ткань футболки… жар тела… и глаза… и щека касалась щеки… и губы – так близко-близко… Кто первый сделал порыв… наверное, сразу оба… Словно проскочила искра! Сомкнулись в поцелуе губы – жарком, томном… Руки Игната залезли Валентине под футболку, ощутили невыразимо шелковистую кожу… Прикрыв глаза, женщина застонала и, казалось, отпрянула.