Джон и Роуз, размером с кукол, вышли из облака фигурок и поклонились воображаемой аудитории, стоя перед ящиком. Роуз сделала книксен и запрыгнула в «Калейдос». Джон стал управлять своим блестящим творением – толкал, тянул, переворачивал кубики, над которыми плясали красные фигурки, изображавшие огонь. Джон остановился, сделал «Калейдос» прямоугольным и открыл переднюю стенку. Ящик был пуст. Маленькая красная Роуз исчезла. Силуэт Джона опустился на колени и заплакал. Облако фигурок и цифр снова превратилось в большой «Калейдос» и поплыло в сторону Хеди и Спенсера. Пустое место, откуда стащили кубик, всё росло и росло, а затем вдруг налетело на ребят. Пространство между фигурками исчезло, их окружала чернота. То был туннель из крутящейся тени. Хеди ничего не видела, но крепко схватила за руку Спенсера. Когда он начал шарить во тьме другой рукой, она схватила и её. Как бы сильно она ни моргала, ей не удавалось увидеть ничего через ужасную черноту; звуков вокруг тоже не было. Единственное, что не давало Хеди полностью потеряться во тьме – руки Спенсера и древогляд, по-прежнему толкавшийся ей в ногу. И наконец свет. Тьма разошлась, словно расстегнули молнию на палатке. Фигурки снова собрались вместе, прыгнули на разбросанные пустые карты и заняли свои места. Через мгновение карты выглядели точно так же, как и всегда. – Вот так, – беспечно сказал Никто. Синий огонёк в люстре уже не был похож на шарик и носился по стеклянным лампам, как обычно. Хеди и Спенсер всё ещё крепко держали друг друга за руки, тяжело дыша. Дрожащим голосом Хеди спросила: – Что это такое было в конце? – Конец. – Что вы имеете в виду? – То была оглушительная, бесконечная ночь, в которой, как мне кажется, живёт ваша бабушка. Хотите увидеть её ещё раз? Хеди инстинктивно захотелось убежать от одной только мысли, что ей снова придётся погрузиться в темноту. Но в то же время ей не хотелось, чтобы Никто знал, как она перепугалась. – Кто забрал кубик? – вместо этого спросила девочка. – О, это вы знаете, – лукаво проговорил Никто. – Кто? – Конечно же, величайший фокусник в вашей семье! Хеди показалось, что её сердце проваливается в глубокую пропасть. Спенсер отпустил её руки, поражённый, бледный как привидение. – Дедушка Джон? – прошептал он. Никто медленно засмеялся. – Это не мог быть дедушка Джон, – в конце концов сумела произнести Хеди. – Правда? Почему это? – Он любил её. Он так грустит, он… он сломался после её исчезновения. – Грустный, сломавшийся преступник, я бы сказал, – ответил Никто. – Или, может быть, это просто притворство? Ты никогда не задумывалась, почему твоя мама уехала так далеко от единственного живого родителя? Может быть, она в глубине души понимает, что́ он сделал, и ненавидит его за это? – Мама и папа переехали из-за работы, – запротестовал Спенсер. «И мама не ненавидит дедушку Джона», – подумала Хеди и ухватилась за эту мысль, словно за спасательный плот. Она вспоминала маму и дедушку вместе. Да, иногда они вели себя довольно неловко, могли не звонить друг другу неделями. Хеди никогда не слышала, чтобы они ссорились, но почему они живут так далеко? Почему так редко приезжают к нему? – Конечно, именно так она и сказала, – вздохнул Никто. – В то время ваш дедушка был самым высокомерным фокусником из всех. Мы все его ненавидели. Даже Питера он бесил. Джон утверждал, что он лучший, но я назвал бы с десяток других, кто был отнюдь не хуже. Я никогда не понимал, почему полиция так быстро прекратила расследование в отношении Великолепного Джона Санга. Ваш дедушка, скорее всего, проделал этот трюк, чтобы привлечь к себе ещё больше внимания. Хеди вспомнила об искреннем горе дедушки Джона. Нет, он просто не мог заставить свою жену исчезнуть навсегда. – Так, я свою часть сделки выполнил, теперь ваша очередь. Освободите меня, – потребовал Никто. – А что вы будете делать, когда освободитесь? – спросил Спенсер. Мистер Никто ответил не сразу. – Объеду мир, чтобы солнце касалось моего горла. Чтобы посмотреть грому в глаза. Чтобы схватить зубами ветер. Ребята недоуменно переглянулись. Что значит «посмотреть грому в глаза»? – Я думал, вы скажете, что будете кого-нибудь преследовать, – заметил Спенсер. – А ты что, хочешь, чтобы я так и сделал? – усмехнулся Никто. Хеди попыталась рассуждать рационально: – Что нам нужно делать сейчас? Как найти бабушку Роуз? – Ну, очевидно, чтобы выпустить её из ловушки, нужно найти ящик, в котором она заточена, и снова сделать его целым, – ответил Никто. – Но дедушка Джон сказал, что уничтожил «Калейдос», – произнесла Хеди, – чтобы уберечь маму. Никто фыркнул. – Ха! Вам лучше надеяться, что он соврал! Если он действительно так сделал, вы уже никогда её не найдёте. А теперь освободите меня. – Значит, нам нужно искать недостающую часть? Никто надолго задумался, потом сказал: – Если вы меня освободите, я помогу вам в её поисках. И в поисках «Калейдоса». – Как? – Есть места, в которые вы попасть не можете, а я – могу. Хеди подозрительно посмотрела на люстру: – Вы обещаете? – Слово фокусника. Хеди прикусила палец и задумалась. Вскоре она пробормотала: – Ладно. Спенсер схватил её за локоть и прошептал: – Дуг и Стэн сказали, что ему нельзя доверять! – Мне кажется, так будет быстрее всего. Дети медленно подошли к люстре. – Что нам делать? – спросила Хеди. – Достаньте все мои реликвии и положите их на пол. Разложите их так, как я скажу. Хеди и Спенсер, сильно нервничая, раскрутили все трубки и достали из них таинственные «реликвии». Не все они оказались настолько неприятными, как зуб и ноготь, хотя, конечно, держать в руках вещи, когда-то принадлежавшие незнакомому умершему человеку, было страшновато. После зуба и ногтя они нашли карманные часы, в которых лежала маленькая фотография улыбающегося младенца и такой же улыбчивой мамы. – Кто это? – поинтересовался Спенсер. Но Никто не ответил – лишь сказал Спенсеру: «Положи это на пол». За карманными часами последовали золотое кольцо, очки в черепаховой оправе, шейный платок с красно-синей персидской вышивкой и локон тёмно-русых волос, перетянутых тонкой чёрной резинкой. Наконец Хеди открутила крышку с последней трубки и сунула руку внутрь. Ей показалось, что она дотронулась до большой виноградины, но, вытащив руку, девочка увидела, что «виноградина» серого цвета, а с одной стороны – тёмное пятно. – Теперь я буду видеть, – проговорил Никто. Хеди уронила «виноградину». К горлу подкатила тошнота. – Что это такое? – спросил Спенсер. – Глаз, – сказала Хеди. Ей отчаянно хотелось вымыть руки – непрерывно мыть их несколько часов, или дней, а может, даже до самого Нового года. Когда Никто потребовал, чтобы глаз положили между кольцом и ногтем, завершив круг, Хеди подтолкнула его к нужному месту носком туфли. Из центра люстры вырвался луч синего света, осветив реликвии на полу. – Что происходит? – спросила Хеди. – Вопросы, вопросы, – проскрипел Никто. – Неудивительно, что родители решили бросить вас тут. А теперь выметайтесь! Глава 15. Портзол – Что нам делать, Хеди?