– Найдем старосту, к которому нас вел этот чудик, и у него спросим. – Эта мысль пришла в голову Тедди только что, но она сделала вид, что давно так решила, и уверенно двинулась дальше по дороге мимо домов, предполагая, что дом старосты должен быть самым большим и в середине деревни. До этой самой середины они добрались куда быстрее, чем она рассчитывала. Похоже, отец и тут не соврал, когда говорил, что номера домов и улиц им не понадобятся. В некотором роде тут была всего одна улица, растянувшаяся вдоль дороги, но за этими домами прятались и другие пристройки. Каждый дом был окружен частоколом, кроме самых крайних, у которых ограда была куда проще – разве что корова не перешагнет. И в центре у самого широкого места дороги – Тедди бы даже назвала это небольшой площадью – стоял колодец и самый большой дом с самым серьезным забором. И дыра в этом заборе тоже была серьезная – словно какой-то великан сослепу не заметил и прошел через ограждения напрямую. Так что Тедди не стала стучаться в ворота, а заглянула в эту дыру, мысленно недоумевая, почему ее не заделают. Куры или свиньи разбегутся, или кого там эти крестьяне во дворе держат? Во дворе если кого и держали, то только пару детей, которые сидели в грязной луже и плескались. Приглядевшись, Тедди убедилась, что их там трое, только третий и впрямь поросенок, который не спешил убегать через разрушенную ограду на свободу. При виде Тедди кто-то из грязнуль завизжал, и девочка готова была поспорить, что поросенок, – никогда она не слышала, чтобы дети так гадко вопили. Но зато на шум из дома вышел хозяин. Если до сих пор Тедди и сомневалась, что попала правильно, то по виду хозяина дома точно решила, что это староста. С длинными усами и аккуратной бородой он немного напоминал речного рака, таращась выпуклыми водянистыми глазами на незваных гостей и подтягивая пояс. – Вы местный староста? – неуверенно спросила его Тедди, не решаясь зайти через дыру и лишь просунув голову. Мужик кивнул, на солнце блеснула лысина. – А ты чья будешь, если как нелюдь не через вход в дом лезешь? – сурово спросил он девочку. Впрочем, ее таким было не напугать – отец был с ней временами строг, и она относилась к этому спокойно. – Меня папа прислал в вашу деревню. – Тедди решила в этот раз не махать руками в сторону города. Если тут все такие дикие, то этому должно быть какое-то нормальное объяснение, только и всего. А лишнее болтать смысла нет. – К бабке Маре. Вы знаете, как ее найти? Глаза старосты выпучились еще сильнее, и он теперь скорее напоминал усатого сома – так же, как вытащенная из воды рыба, хватал ртом воздух, Тедди за него даже испугалась. Она думала уже уйти от греха подальше, как вдруг староста успокоился и даже попытался улыбнуться. – В дом! – рявкнул он на детей, и перепачканные с головы до ног грязнули вместе с повизгивающим поросенком рванули внутрь, едва не сбив самого́ сурового отца. Теперь улыбка у старосты получилась еще лучше. – Вы заходите, только не через ограду, – пригласил он и тут же спохватился: – Хотя нет, лучше я к вам выйду. И он слишком поспешно для его грузной фигуры бросился к воротам и принялся ворочать засов. Тедди и Димке оставалось только последовать его примеру и пройти к воротам, но только с другой, наружной стороны. – Может, это экспериментальная деревня психических больных? – бормотал себе под нос Димка, волоча чемодан по земле. Трава давно набилась в колесики, и они больше не поворачивались, брюхо чемодана было все в пыли, да и джинсы что у Димки, что у Тедди были не лучше. – Вроде бы заборов нет, но и до города так просто не добраться. Осталось найти здесь врача или кто тут главный по этому отделению и наконец-то нормально поговорить. – Или это проверка такая, – неуверенно ответила девочка. Разум отчаянно сопротивлялся обоим вариантам, и собственный не нравился, так как проверку делают тем, кого ожидают. Их же тут определенно никто не ждал. – На психологическую устойчивость. – У нас отличная психологическая устойчивость, – уверил ее Димка. – Раз мы до сих пор с дикими криками не убежали, у нас устойчивость как у космонавтов. – Почему как у космонавтов? – рассеянно переспросила Тедди. – Потому что у них все самое лучшее, и здоровье, и устойчивость, – уверенно произнес мальчик. Но развить тему не успел – ворота наконец приоткрылись, и в них протиснулся староста. С будто приклеенной радушной улыбкой он еще раз от начала до конца выслушал историю о приезде к бабке Маре и задумчиво почесал лысину. – Видите ли, – начал он, тщательно отмеряя слова, словно боясь ляпнуть лишнего, – у нас народ темный, пуганый. Вот и получилось так нескладно с тем, как вас встретили сначала. Просто у нас как-то не принято смерть бабкой называть. Может, все-таки бабка Марфа, а? Марфуша, конечно, баба еще молодая, но чего только не бывает! Убедившись, что напуганные ребята все же остаются непреклонны в своих показаниях, староста пригорюнился. Он оперся на ворота, неуклюже делая вид, что случайно при этом их закрыл, и продолжил: – Не то чтобы вот прямо смерть, но она в деревне не живет, вот что верно. Идти вам в самую гущу леса и наверняка там сгинуть. Но лучше с утра идти, а сейчас остановиться где-то да там и переночевать… – Он снова замолчал, а потом бодро добавил: – Вот что. Идите-ка вы к Василию. Я бы пригласил вас к себе, но у меня дети. А Василий если начнет артачиться, так вы ему скажите, что его доброта Егорычу давно известна, и кто, если не он. Егорыч – это я. Всё запомнили? Дом Василия вон там, на краю. Вы его двор сразу увидите, в нем несколько больших уродливых деревьев. – Почему-то мне кажется, что нас принимают за каких-то заразных, – пробурчал Димка, когда они двинулись под жарким солнцем в сторону указанной избы. Припекало все сильнее, и это уже не так радовало Тедди, как в начале пути. Хотелось уже где-то сесть, вытянуть ноги, умыться и поесть. Да и переодеться было бы неплохо, опять же. Умывание в ручье уже было забыто, ноги до колен в светло-желтой пыли, эта же пыль, казалось, забилась даже в волосы. Хорошо Димке – у него волосы короткие, а что делать Тедди с ее жалкими косичками? – Ничего, сейчас уже дойдем, – ответила она через силу, представляя, как наконец-то сядет хоть где-то под крышей. Сейчас даже казалось странным ее желание пройтись по вагону размять ноги. Посидеть и не бегать с тяжелым рюкзаком за плечами, черт с ней, с бабушкой, просто посидеть и перекусить! Она почувствовала, что порядком проголодалась: с тех пор, как они позавтракали в электричке, прошло немало времени. Конечно, она боялась, что по закону подлости дом неизвестного Василия они пропустят, не отличив его уродливые деревья от чужих, но тут им повезло. Хозяин дома стоял у ограды, словно ожидая именно их. И чувство от этого у Тедди в груди появилось теплое-теплое. Как, оказывается, приятно, если тебя ждут! Правда, судя по лицу крестьянина, сам он встрече был отнюдь не рад. – Так и думал, – вместо приветствия пробормотал он, цепко оглядывая уставших подростков. – Едва Сидор весть по деревне разнес, что Ма́рины приблудыши по нашу душу заявились, так я сразу понял, что Егорыч ко мне вас пришлет. – Он говорил, что вы добрый. – От растерянности Тедди позабыла, как именно ей наказал сказать староста, и ляпнула что помнила. – Это да, куда деваться, – хмуро ответил Василий, машинально потирая правой рукой левую, и Тедди с отвращением поняла, что на левой вместо безымянного и среднего пальцев лишь обрубки. – А еще говорил, что у него дети, – осмелел Димка. – А это тогда кто, поросята? – кивнул Василий во двор. Подростки только сейчас разглядели, что на крыльце и впрямь сидят дети, мал мала меньше, и четвертый на руках держит пятого, совсем еще младенца. Дети были не в пример чище старостиных, и оттого было куда проще помотать головами – у Егорыча во дворе такой же вопрос вызвал бы куда больше сомнений. – Но куда нам идти? – неуверенно спросил Димка, видя, что уставшая Тедди вот-вот расплачется. – Хоть бы переночевать пустили. Умыться, попить горячего… Тедди неожиданно со всей ясностью поняла, что есть еще одна надобность, о которой она не вспоминала с электрички, где удобства были в последнем вагоне. Ей требовалось найти укромное местечко прямо сейчас и ни минутой позже. Видимо, на лице у нее все было написано большими буквами, потому как Василий хмыкнул, пригладил бороду и махнул рукой куда-то вглубь двора: – Нужник там. Пока Тедди искала неприметный домик за кустами смородины, пока приводила в порядок одежду и возвращалась, Димка с Василием обо всем договорились. – В дом он нас и так бы не пустил, – пояснял Димка, расставляя палатку на свободном месте у деревьев. – А в сарае у него пыльно и душно. Зато во дворе позволил остаться, а еще горячего чая дадут и можно вымыться в бочке. Уставшая девочка не прониклась такой добротой Василия. Она так и не поняла, почему их нельзя было пускать в дом. Что до двора, в отличие от частокола старосты, здесь двор от луга отделялся лишь хлипкими перекладинами на невысоких столбиках, которые даже она могла перешагнуть, и большой благодарности она не испытывала. Стоило Димке закончить ставить палатку – под ее брезентовое дно он натащил прошлогоднего сена из запасов Василия, – как Тедди нырнула в нее и наконец-то позволила себе расплакаться. Димка мялся снаружи, но ничего не говорил, и то хорошо. А потом и вовсе куда-то ушел. А Тедди все ревела и ревела, и откуда только силы взялись? Она ревела из-за отца и по нему – всего полдня не видела и уже соскучилась, а он отправил ее… да непонятно куда отправил! Она ревела и по Матильде, а еще потому, что ныли ноги и плечи. И есть хотелось, но стыдно было зареванной вылезать из палатки, поэтому она тоже продолжала лить слезы. А еще палатка оказалась совсем крошечная, скорее одноместная. Наверное, Матильда предполагала, что они будут ее ставить у реки, чтобы прятаться от порывов ветра после купания, а никак не жить. И как теперь ночевать в одной палатке с Димкой, Тедди тоже не знала. Он ей, конечно, брат, но сводный. И как переодеться, и в чем спать? – Тедди, вылезай, водичка в бочках прогрелась на солнце, самое то искупаться! – Бодрый голос Димки на мгновение вырвал ее из печальных мыслей, чтобы окунуть снова в самую пучину мыслью о том, как ей забраться в эту бочку. И она заревела еще отчаяннее. Глава пятая В которой Димка понимает, что их занесло в другой мир Потом все разрешилось, конечно. Оно и так разрешилось бы, когда Тедди устала бы реветь, но вышло гораздо веселее. Так бы она сначала застыдилась своего поведения, потом уснула, а потом снова смущалась, но все же вылезла из палатки, а все бы делали вид, что ничего не случилось. Обычное дело, да только с ее сводным братом такой номер не проходил, как и с Матильдой, кстати. Димка наконец перестал корчить из себя деликатного типа и вытащил зареванную ее из палатки, потом перерыл весь рюкзак и отыскал в набитом одеждой пакете купальник. С ним он и впихнул девочку обратно в палатку, клятвенно обещая не подглядывать. – Вот точно моя мама, – вещал он снаружи. – Тоже все уложит непонятно как, перетеряет, а потом расстроится. Сравнение с Матильдой было лестным, а, зная Димкину любовь к матери, еще и приятным. Так что реветь Тедди уже тогда перестала. А потом оглядела новенький купальник и поняла, что в таком и на берегу моря не стыдно появиться, а уж во дворе хмурого Василия тем паче. Когда Тедди вылезла из палатки уже в купальнике, Димка ждал ее с огромным полотенцем. Он же помог ей забраться в бочку, а это было не так просто, как могло показаться. Бочка была деревянная и высокая, стояла она прямо под водосточной трубой, змеей свисающей с крыши. В другом углу стояла вторая бочка, и, судя по тому, что из нее черпала воду и носила поливать молчаливая жена Василия, в ней как раз и купался Димка. Почему-то тот факт, что им, совсем незнакомым и нежданным гостям, дали возможность вот так искупаться, наконец примирил Тедди со всей этой историей. А когда Димка подставил дощечку к бочке, а потом свое плечо, почти утыкаясь носом в нагретый солнцем бок деревянного чуда, стало понятно, что день не такой ужасный, как она сначала думала. Дети Василия, конечно, решили, что это представление специально для них, и ухохатывались, тыча в нее пальцами и буквально валяясь на траве, но им стало не до смеха, когда Димка плеснул в них из ковшика, который висел тут же, на бочке. А потом от холодной воды визжали уже все, кроме Димки. И Тедди, не справившись с собой при резком окунании с головой – ну и ледяной оказалась эта «подогретая солнцем» водичка! Да и дети, которые подбирались поближе, чтобы снова убежать с визгом и хохотом, едва Димка их окатывал с головы до пят. И пусть Тедди полагала, что ее новенький купальник, который она купила просто так перед каникулами, достоин большего, чем служить поводом для смеха ребятишек, да и особое внимание ему уделила лишь флегматичная огромная свинья, лежащая в пыли в двух шагах от лужи, словно не смогла дойти совсем немного. Все равно опробовать его даже в бочке оказалось веселее, чем в бассейне, куда ее записывал отец пару лет назад. После купания Тедди и впрямь стало легче. А когда хозяйка дома, молчаливая румяная женщина, вынесла им горячий травяной чай и горячие лепешки с медом, она вообще перестала понимать, почему так вышло, что она взяла и разревелась. Перед Димкой опять же стыдно было. Она искоса глянула на него: недоволен ли ее поведением? Отец бы точно был недоволен, и это легко было бы угадать. Поджатые губы делали его лицо совсем некрасивым, а острый нос шевелился, словно нервничал за всего человека в целом. Когда Тедди была маленькой, отцовский нос пугал и смешил ее одновременно. Но в какой-то момент она заметила, что ее собственный нос ведет себя похоже. Первое время комплексовала, а потом смирилась. Это было не так заметно, как у отца, да и обращала на это внимание одна лишь она. Даже Димка ни разу с их знакомства ничего не говорил про ее нос, а ведь он очень внимательный. Сейчас же была ее очередь проверить свою наблюдательность. Так что же, злится он или обижен? Бесится или просто устал? Может, уже и пожалел, что с ней отправился в это странное путешествие? Но Димка жевал какую-то травинку и задумчиво смотрел на угасающее небо. Последний раз проскользнул мимо кто-то из детей Василия – не иначе как бегал до самого нужного места, и в доме все стихло, а они так и сидели на крыльце. С крыльца их хотя бы не гнали. – Странно это все, – наконец негромко произнес он. – Я столько читал и смотрел, как люди в какой-то чужой мир попадают, в другое время, например. Вроде точно про нас, но там это всегда хоть как-то, но заметить можно. А мы с тобой ничего не заметили. Я уж точно, а ты? – Да почему сразу другой мир, – рассердилась Тедди. Как можно вот так взять и спокойно самые страшные ее мысли вывалить, будто это может оказаться правдой! – На небо посмотри. Это наши звезды. Наше солнце. И мы приехали сюда на нашей самой обычной электричке! Она сама немедленно уставилась на небо, где и впрямь загорались звезды, а из-за облака показался краешек яркой луны. И пусть звезды были ярче, чем в городе, это она могла объяснить. Городские звезды тускнели и пропадали, не в силах соперничать с огнями города, а вот тут, где не было ярких фонарей или светящихся окон, они вы́сыпали на темное небо во всей своей красе. Придумает тоже – другой мир! Почему-то она вот, хоть тоже читала просто кучу фантастических книг, о таком если и подумала, то всего разочек. И тотчас эту мысль подальше засунула. А все потому, что книги она в начальной школе часто обсуждала с отцом и еще тогда уяснила и приняла его точку зрения, что другие миры – они все в космосе. И человеку нужно не придумывать себе всякие глупости, а стремиться туда, завоевывать новые пространства, новые миры. И уж точно не сидеть и мечтать, чтобы на него само свалилось какое-то чудо. Отец в чудеса не верил, и потому Тедди с детства была уверена, что в них верят только маленькие дети. Она даже в Деда Мороза не верила или в зубную фею. Или в мышку, которая забирает выпавший зуб, – когда она, шестилетка, рассказала отцу услышанную на детской площадке историю про то, что монетку вместо молочного зуба под подушку кладет мышка, он очень смеялся, дал ей довольно крупную для ребенка купюру и заявил, что по всем случаям подарки и деньги ей дарит только он, и никто больше. А няню, что гуляла с ней в тот день, уволил. Ему не понравилось, что она не уследила за тем, какую чепуху слушает его дочь. Конечно, в глубине души она не перестала думать о том, как хорошо было бы, окажись хоть часть сказок правдой. Или о том, что от Деда Мороза подарки получать приятнее, чем от папы, даже если точно-точно знаешь, что Дед не настоящий. Но это было спрятано глубоко-глубоко, и она никогда не признавалась в этом даже себе, не говоря уж о ком-то вроде Димки. А когда он сказал это так буднично, словно попасть в чужой мир для него – раз плюнуть, она не могла не рассердиться, хоть и понимала, что не права. Ладно не верить, но злиться-то зачем, верно? – Ш-ш, голос не повышай, – шикнул на нее Димка. – Здесь ложатся рано, вместе с солнцем. Электричества-то нет. Ничего современного нет. И как ты тогда объяснишь все это? Они же на нашу одежду пялились, как на чудо какое-то. Да твой купальник их напугал едва ли не больше, чем то, что ты внучка Мары. Вот это, по-твоему, разве не повод считать, что я прав, а? – Наверняка всему этому есть нормальное объяснение, – упрямо набычилась Тедди. – Я слышала, некоторые селения так далеко от городов находятся, что у них даже речь отличается. И живут они без электричества и мобильной связи, даже одежду сами шьют. И обувь. Она замолчала, ожидая, как Димка напомнит, что они шли от электрички едва ли больше часа – не так уж и далеко находилась эта деревня от цивилизации, чтобы вот так в прошлом завязнуть. Может, Димка все-таки прав? Мысль эта пугала до чертиков. – Ну, речь у этих довольно понятная, – не согласился Димка, почему-то отказавшись от использования самого заметного аргумента. – А вот что они даже понятия не имеют ни о каких городах, это меня смущает.