— Он мог быть опасен — это вы, надеюсь, понимаете? — Так же опасен, как вы или я в его положении. Пришелец изучающе смотрел на меня, нахмурив лоб. У него были удивительные глаза. Я сначала подумала, что они темные, но сейчас разглядела, что на самом деле они зеленого цвета, а темными казались лишь из-за того, что глубоко сидели в глазницах. Его глаза напоминали мне чьи-то, но я не могла вспомнить чьи. Хотя я и не доверяла непрошеному гостю, в нем было что-то притягательное. — Вы для меня загадка, — сказал он. — Вы служите здесь? По виду этого не скажешь. С некоторой неприязнью я наблюдала, как он, сняв свой головной убор, вел себя так, словно нанес мне визит вежливости. Мне было ясно, что я должна бы предложить ему уйти, но как это сделать? И если он не последует моему предложению? — До сегодняшнего дня, ровно до трех пополудни, я была здесь в качестве заключенной, — объяснила я, испытывая неловкость. — Моя фамилия Рой. — Рой, а как дальше? Он пододвинул тяжелый стул поближе ко мне и предложил присесть. И сам устроился поудобнее, далеко вытянув ноги в сапогах. Я прислушивалась к его словам с понятной опаской, но так как у меня уже давно не было возможности побеседовать с джентльменом, то я не решилась лишит себя такого удовольствия. — Меня зовут Ливия Рой, — начала я медленно. — Я служила экономкой у одной молодой французской эмигрантки. Ее звали Габриэлла Брендон, и она была супругой некоего британского офицера. Однажды миссис Брендон сломала ногу и поэтому большую часть времени проводила в кресле-каталке. В один из дней я вышла из комнаты, чтобы выполнить ее поручение. В мое отсутствие тяжелое кресло опрокинулось, и миссис Брендон, упав, ударилась головой. Она скончалась в результате травмы. Он взял графин и налил себе лучшего портвейна директора заведения. К моему удивлению, сам пить не стал, а пододвинул бокал мне. Я сначала отказалась, но он был не из тех людей, кому можно легко отказать. Очень осторожно — в последние десять месяцев я была лишена такого удовольствия — я поднесла бокал к губам. Он, не отрываясь, смотрел на меня, пока я маленькими глотками пила густую, сладкую, золотисто-коричневую жидкость. Его нескрываемый интерес ко мне вызывал странное ощущение, учитывая непродолжительность нашего знакомства. — Позвольте спросить, сэр, почему я вызываю у вас такой интерес? Он отрицательно покачал головой: — Позже. Продолжайте. Это было нелепо. Я должна была бы видеть в нем взломщика, но его самонадеянное поведение делало меня на редкость податливой. — Меня заподозрили в том, что я, по неведомым мне причинам, с умыслом опрокинула кресло-каталку. А мое происхождение лишь подтвердило эту теорию. — Ваше происхождение? Вы что, из семьи потомст­венных убийц? — Нет, я дочь адвоката, умершего в долговой тюрьме. Моя мать одна вырастила меня. Она работала после смерти отца швеей. — Что-то я никак не возьму в толк, почему же заподозрили вас? Мало-помалу разговор становился неприятен. Не лучше ли мне уйти? Я в раздумье оглянулась. Но ведь и другие будут меня расспрашивать о том же. Я не стыдилась своего прошлого. — Ну, так что, мисс Рой? Я подняла голову, открыто взглянула ему в глаза и спокойно сказала: — Миссис Брендон была моей хозяйкой. Я не могу себе представить никакого разумного мотива для того, чтобы желать ей смерти. — А в чем, кроме того что ваш отец выбрал себе такое место смерти, вас еще обвинили? Его вопрос о тех призрачных днях всколыхнул во мне волну воспоминаний. В обычной ситуации я бы не рассказала первому встречному ничего, но его вопросы как бы оживили все предъявленные мне обвинения. — Моим обвинителем была младшая сестра миссис Брендон — мисс Эмилия де Саль. Во время болезни сестры она заботилась о детях миссис Брендон. В то время мисс де Саль утверждала, что я соблазнила мужа миссис Брендон в надежде выйти за него замуж. — И это было действительно так? — Конечно же, нет. Я никогда не видела мужа моей хозяйки. — А на каком основании Эмилия выдвинула такое обвинение? Я пожала плечами: — Было найдено письмо миссис Брендон к сестре, в котором она выражала такое подозрение. Якобы я позарилась на богатство мистера Николаса Брендона. В письме говорилось также, что я надеюсь на несчастный случай с миссис Брендон. — А что вы знаете об этом Николасе Брендоне? — Я клянусь вам, что я его совершенно не знаю. Миссис Брендон никогда не говорила о своем муже. Но, кажется, он честный человек. Благодаря ему я вновь обрела свободу. Он был в отъезде и только сейчас вернулся в Англию. Как мне рассказали, он заявил, что письмо написано не его женой. А так как он герой, известный всей Англии, то ему сразу же поверили. — У меня нервно дернулись руки, и я пролила несколько капель портвейна. — Да, и теперь я свободна. Директор сказал мне, что возможно, найдет для меня работу у судьи Сандерленда. — После того как вы почти год провели здесь… Что-то заставило меня насторожиться и более внимательно присмотреться к собеседнику. И тут меня озарила догадка. Как же я глупа! Я же знала, что капитан Николас Брендон вернулся в Лондон. Это мог быть только он. Этим и объясняется его интерес к делу миссис Брендон и моей скромной персоне. Но случайно он здесь или нет? — Да, почти год, — подтвердила я. — Несмотря на это, я ему очень благодарна. — Я улыбнулась: — Позвольте мне выразить благодарность лично, сэр? Глава вторая Видимо, я его этим смутила. — Спасибо, мисс Рой, — пробормотал он с чарующей улыбкой. — Я и без этого верил в вашу невиновность, а теперь убежден совершенно. Вы необыкновенная женщина, мисс Рой. — Из-за того, что я вам благодарна? — Я наблюдал, как вы обходились с командором, как дружески и терпеливо вы успокаивали старого джентльмена. На самом деле, вы прекрасно справились с ситуацией и не нуждались в моей поддержке. Я уже отметил, что вы необыкновенная женщина, но теперь хочу добавить: вы необыкновенно прекрасная женщина. При других обстоятельствах такой комплимент меня бы, несомненно, очень обрадовал, но сейчас лестные слова капитана показались мне неуместными и наду­манными, что я и дала ему понять. Он встал и, взяв накидку, набросил себе на плечи. Неожиданно его голос прозвучал так холодно и официально, что я невольно похолодела. — Простите, — сказал он отрывисто. — Мне показалось, что я имею достаточное представление о вас. Он сделал шаг, другой… Неужели Брендон покинет комнату тем же способом, как и попал сюда? Нерешительно оглянувшись вокруг, он вдруг протя­нул мне руку. Это движение было неожиданно робким, а его теплый взгляд не оставил меня равнодушной. — Простите, мисс Рой, — повторил он почти нежно. — Я, конечно же, говорил не о вашей внешности. Я говорил не о вашем лице или фигуре, хотя и то и другое прекрасны. Он взял мою руку. Внезапно я с отвращением вспомнила кокетство Габриэллы Брендон. Даже находясь в кресле-каталке, она пыталась флиртовать и очаровы­вать мужчин. — Я увидел в вас красоту другого рода, — заверил он. — Вы обладаете такими качествами, которые мне очень потребуются. Он отпустил мою руку и, к моему облегчению, перешел на решительный, деловой тон: — Таким образом, вы сейчас свободны? Каковы ваши планы? Судья Сандерленд рассказал мне, что у вас здесь удивительное влияние на безродных детей. — Любой, кто захотел бы о них хоть немного позаботиться, добился бы таких же результатов. Если бы у меня было так же много монет, как у судьи Сандерленда, я нашла бы им лучшее применение, в первую очередь я позаботилась бы об улучшении плачевного состояния обитателей этого дома. Дети должны находиться отдельно от взрослых, осужденные — от душевнобольных. Что касается пищи и спальных мест… — У меня тоже много монет. Я смущенно извинилась за неудачное выражение. В тюрьме как-то механически усваиваешь и употребляешь воровской жаргон. Но капитана Брендона, кажется, мои извинения только позабавили. — По меньшей мере, я настолько богат, что могу вам дать кое-что из моих монет. И делайте с ним все, что сочтете нужным, мисс Рой. — Но… Что вы под этим подразумеваете? Что я за это должна делать? Конечно же, я не думала, что он предложит что-нибудь неприличное, тем не менее его ответ сильно удивил меня. — Мне очень нужна в одном Богом забытом местечке, в имении, которое досталось мне от покойной жены, дама с вашими способностями. Я растерянно посмотрела на осколки фарфоровой тарелки. Он проследил за моим взглядом, и мне показалось, чтоон слегка содрогнулся. От страха или от отвращения? Да, Богом забытое местечко. Именно так Габриэлла Брендон называла свое родовое поместье, расположенное среди заросших камышом и тростником болот. И я будто снова услышала ее слова. — Представьте себе только! Вокруг — ничего, кроме болот. Осока, камыши и болота. И трясина. Да, мисс Рой, трясина. Свинцового цвета слизистая трясина, которая выглядит, как… Он на секунду замолчал. — Значит, эту мерзкую тарелку вы получили в наследство? — продолжил он, изобразив на лице брезгливость. — Мне показалось, что моя жена хотела запечатлеть воспоминания о мечтах своей юности. Ну, да все равно. К слову, французы называют это место «Голубые Болота». Нужно обладать толстым бумажни­ком, если хочешь привязать к такому месту женщину, подобную вам. — Простите, но я думала, что с начала войны в поместье никто не живет. Ваша супруга говорила, что для такого аристократического рода, как де Саль, просто неприлично проживать там. И разве поместье не переделали в тюрьму? Он пододвинул носком сапога один фарфоровый осколок к другому. — Осведомленные люди по ту сторону Ла-Манша сообщают, что скоро наступит мир. Пришлось мобили­зовать пять армий, чтобы победить маленького капрала, но осталось буквально несколько часов до подписания мирного договора. У меня есть намерение заново отстроить дом в поместье для моих детей. А когда они женятся или по каким-либо другим причинам покинут поместье, я переделаю дом в школу.