– Вот это, – продолжал он, – пропуск, выданный Айсолине де Варгас американским главнокомандующим. А это письмо вашего отца к главному комиссару американской армии и письмо главного комиссара к вашему возлюбленному. Хорошенький образчик измены! Теперь во главе республики стоит генерал Санта-Анна. Если я ему предоставлю эти документы, он прикажет тотчас арестовать вас и вашего отца. Ваша земля и имущество будут у вас отняты и перейдут ко мне. Советую вам взвесить все это, и, если вы согласитесь стать моей женой, я сейчас же уничтожу эти документы. – Этого никогда не будет! – Никогда? Ну, так вы еще раскаетесь в этом! Как только выгонят отсюда эту орду американских бездельников, ваши земли будут моими. – Вы забываете, что владения моего отца расположены на техасской стороне Рио-Гранде, и, прежде чем американские бездельники, как вы выражаетесь, будут изгнаны отсюда, река эта станет границей их владений. Кто же тогда будет иметь право конфисковать наши земли? Вы или ваш трусливый начальник? Этот ответ окончательно взбесил Иджурру. – Да, но и в этом случае владения вашего отца никогда не достанутся вам, так как вы не родная дочь дона Рамона. Я могу подтвердить свои слова доказательствами. И неужели вы думаете, что я люблю вас? Если я когда-нибудь говорил вам это, я лгал! Любить дочь бедного индейца! Ха-ха-ха… – Негодяй, – воскликнула Айсолина, – ступайте прочь! – Погодите, – ответил Иджурра, еще крепче сжимая уздечку. – Я должен еще кое-что сообщить вам. – Бросьте уздечку! – Прежде обещайте мне… – Пустите меня или я убью вас! Я бросился к ней на помощь. В это время Айсолина выхватила пистолет и направила его на Иджурру. Решительность ее произвела впечатление: трус отпустил поводья и отошел в сторону. Лошадь, почувствовав свободу, бросилась вперед, и в одну минуту Айсолина исчезла из виду. Я опоздал к ней на помощь, и она даже не знала, что я был свидетелем их разговора. Иджурра продолжал стоять, посылая вслед Айсолине проклятия и угрозы. Его голос заглушал мои шаги, и он, стоя ко мне спиной, не слышал, как я подошел к нему. Он находился полностью в моей власти. Я легко мог всадить ему в спину свою саблю, но чувство чести удержало меня. Дотронувшись до его плеча, я назвал его по имени. Побледнев, он в страхе повернулся ко мне. – Вы Рафаэль Иджурра? – повторил я свой вопрос. – Да, – ответил он нерешительно. – Что вам угодно? – У вас есть документы, часть которых принадлежит семье дона Рамона. Будьте добры мне их вернуть. – Вы капитан Уорфилд? – спросил Иджурра после некоторого молчания, делая вид, что рассматривает письмо комиссара. Я видел, как у него дрожат руки. – Да, я капитан Уорфилд. Вам пора бы это знать! – Действительно, здесь есть письмо на ваше имя. Я нашел его на дороге. Пожалуйста, возьмите, – сказал он, передавая приказ комиссара, но удерживая другие бумаги. – В письмо была вложена записка. Она у вас в руке. Надеюсь, вы мне отдадите и ее, а также документы американского главнокомандующего, выданные одной даме. Я возвращу их адресату. Иджурра начал озираться вокруг, намереваясь убежать. – Да, у меня есть пропуск. Можете получить и его, тем более что для меня он не имеет никакой цены, – сказал Иджурра, дерзко смеясь и спрятав драгоценные бумаги в карман. Я встал в боевую позу, предлагая моему противнику также обнажить саблю и защищаться. Иджурра как будто колебался. – Вы должны драться! – воскликнул я. – Трус! Или вы хотите быть убитым, не вынув сабли из ножен? Никогда не видел я такого труса. Его губы дрожали, глаза бегали. Я уверен, что при малейшей возможности он готов был улизнуть. Но вдруг Иджурра преобразился. Глаза его сверкнули злобой, он выдернул саблю, и поединок начался. К счастью, я, защищаясь, повернул голову в сторону и увидел двух герильяс, бежавших к нам с саблями в руках. Вот и разгадка неожиданной храбрости Иджурры! Он выждал момент, когда они смогут напасть на меня сзади. Только теперь я действительно почувствовал себя в опасности. Одному осилить троих было совершенно невозможно. У меня мелькнула мысль о бегстве, но это было немыслимо. Конь мой стоял далеко, и меня, наверное, убили бы раньше, чем я мог бы добраться до него. Однако раздумывать было некогда. Я едва успел отскочить шага на два назад, как очутился лицом к лицу с тремя противниками. Между нами завязалась неравная борьба. Получив несколько ран, я начал истекать кровью, постепенно теряя силы. Наконец я почувствовал, что не в состоянии буду отразить ни одного удара, и в отчаянии вскрикнул. В ту же минуту откуда-то раздался выстрел. Пуля пронзила поднятую надо мной руку, заставив противника выронить саблю. В одно мгновение все трое бросились бежать и скрылись в чаще. Взглянув в противоположную сторону, я увидел человека с ружьем, направлявшегося ко мне. По одежде я принял его за мексиканца и приготовился к защите. Но каково же было мое удивление, когда я увидел, что обязан своим спасением Куакенбоссу! – Спасибо, храбрый друг, – сказал я ему, – вы спасли меня от верной гибели! – Вы ранены, капитан? – спросил Куакенбосс. – Да. Но думаю, что не смертельно, я чувствую слабость от потери крови. Пожалуйста, приведите мою лошадь, она там. – С этими словами я потерял сознание, а придя в себя, увидел своего коня и Куакенбосса, перевязывавшего мне раны. Он был в одном сапоге, а другой стоял рядом, наполненный водой, которой он поил коня и смачивал мне виски. Я вскоре почувствовал, что могу сесть на коня, и мы отправились в село, причем Куакенбосс вел мою лошадь. Приходилось ехать мимо асьенды, но, к счастью, наступила тьма и никто не видел меня. Говорю «к счастью», так как я был весь в крови и мой вид мог пробудить излишнее беспокойство. Глава XVIII Жестокий приговор Рано утром раздался сигнал тревоги. В последний раз взобрался я на крышу, окинул взором окружающее. Весь отряд уже собрался на площади, готовый к выступлению. Все жители были на ногах. В укромных уголках, в окнах и даже на площади начались трогательные прощания. Красивые поселянки со слезами на глазах расставались с нашими воинами. Однако среди населения встречались и враждебные нам, злобные лица. Меня волновали какие-то мрачные предчувствия, беспокоили тревожные мысли об Айсолине. Что станется с ней, когда мы уйдем? Не угрожает ли ей какая-нибудь ужасная опасность? Ведь от такого негодяя, как Иджурра, всего можно ожидать. Я решил еще раз повидаться с Айсолиной и ее отцом, чтобы уговорить их уехать отсюда на время войны. Однако я боялся, что дон Рамон не согласится на это, да и Айсолина слишком горда, чтобы покинуть дом из-за такого труса, как Иджурра. Кроме того, то, что я посетил дона Рамона в пять утра, могло стать известным и навлечь на него ту самую опасность, от которой я хотел оградить его и его дочь. Я был в нерешительности: что предпринять? Холингурс вывел меня из затруднения, посоветовав мне написать дону Рамону письмо. Послушавшись лейтенанта, я быстро написал письмо, с более легким сердцем отправил его, а сам дал отряду сигнал к выступлению. Через некоторое время после нашего выхода из села нас откуда-то обстреляли. Посланные в разные стороны разведчики никого не нашли, хотя издали мы видели группу всадников, мчавшихся от нас во всю прыть. Это был, по всей вероятности, отряд Иджурры, но мы его не преследовали, боясь столкнуться с сильным и хорошо организованным отрядом мексиканцев под начальством самого Каналеса. Во время пути мне не давали покоя мрачные предчувствия относительно Айсолины. Добравшись благополучно до города, мы, к своему удивлению, узнали, что дивизия еще не покинула его. Она должна была выступить утром, но получила приказ пробыть здесь еще неделю. Я надеялся, что нас снова отправят в село, но нам было приказано остаться при дивизии. Мой отряд расположился на берегу красивого ручья в полумиле от города. Я не долго оставался в лагере и вскоре отправился в город узнать о дальнейших действиях армии и повидаться с товарищами. Это несколько рассеяло мои грустные мысли. Когда я возвратился в лагерь, меня снова одолели тяжелые думы. Лежа в своей палатке, я предавался таким мрачным размышлениям, что в конце концов не мог больше оставаться в неизвестности относительно Айсолины и придумал, взяв несколько солдат, отправиться с ними ночью к дому дона Рамона. По прибытии туда я предполагал оставить солдат у ворот, а самому войти в дом и, если обитатели еще не выехали оттуда, постараться убедить их сделать это. Решено было выехать, когда стемнеет: во-первых, мне не хотелось, чтобы в лагере узнали о моей экспедиции, во-вторых, для большей безопасности. С наступлением темноты мы отправились в путь. Рюб и Гарей шли впереди в качестве разведчиков, которым мы, разумеется, вполне доверяли. Пробирались мы по совершенно пустынной местности. Только на полпути попалась нам какая-то разоренная хижина. Не доезжая до нее около полумили, мы услышали голоса, плач и стоны женщин. Пришпорив своих коней, мы быстро поехали вперед. К нам навстречу спешил Гарей, по лицу которого было видно, что случилось нечто ужасное. – Капитан, плохие вести!.. Эти негодяи в нашем селе хуже индейцев поступили! Женщины убежали сюда, в эту хижину. Пойдите, взгляните на них! Услышав это, я быстро поскакал к развалине. В хижине находились несколько молодых женщин и трое мужчин. Они окружили Рюба, который старался успокоить их на своем ломаном испанском языке. Все женщины были полунагие, с распущенными волосами. У каждой по лицу и шее струилась кровь, а на лбу горела красная полоса. Подъехав ближе, я увидел, что это ожог от раскаленного железа. Кроме этого, у всех несчастных были отрезаны уши, а у мужчин вдобавок – кисть правой руки! Кровь стыла в жилах при виде этого ужасного зрелища! Оказывается, вскоре после нашего ухода из села туда ворвались мексиканцы с криками «Да здравствует Мексика!» и «Смерть янки!». Сначала они бросились на винные лавки, затем, еще более озверев от выпитого вина, стали разорять дома, вытаскивать на площадь женщин, глумясь над ними и требуя, чтобы на них поставили клеймо. – Режьте им уши! – кричали в толпе мексиканцев. И пока полупьяный кузнец работал раскаленным железом, мясник ножом отрезал уши. Хотя все негодяи были в масках, не могло быть никакого сомнения, что это была шайка Иджурры. Говорили, что, вероятно, есть еще и другие жертвы. Те, которых мы встретили, пробирались в американский лагерь, и Рюб задержал их в хижине до нашего прихода. Что следовало нам предпринять? Послать ли еще за солдатами и дождаться их или сразу отправиться в село? Предпочли второе. Людей у нас было достаточно, и все горели жаждой мести. Направив бедных страдальцев в лагерь, мы уже собрались отъезжать, когда вдали показался человек, который, увидев нас, спрятался в кусты. Рюб и Гарей быстро побежали вперед и через несколько минут вернулись с мексиканским юношей, также пострадавшим от разбойников. Он сообщил нам, что злодеи направились вдоль по реке к дому де Варгаса с криками «Смерть изменникам!» и «Смерть Айсолине!» Услышав эти слова, я пришпорил своего коня и полным галопом бросился вперед, а за мной – остальные мои воины. Нам нужно было как можно скорее достигнуть жилища Айсолины. Не доезжая нескольких миль до нашей цели, мы вдруг увидели впереди яркий свет, словно от пожара. – Что это такое? Боже мой, уж не горит ли асьенда? – испуганно шептали мы друг другу. Наши опасения, к счастью, не оправдались. Свет происходил не от пожара, а от огромного костра, горевшего перед воротами дома. Вокруг костра двигались мужчины, женщины, собаки, лошади… Это оказался бивуак мексиканцев. Вместо того чтобы постепенно окружить их, мы не выдержали: бросились вперед и этим самым испортили все дело. Мексиканцы, услышав наш крик, обратились в бегство. Шестеро из них были убиты, почти столько же взяты в плен. Преследовать их было бесполезно, так как они скрылись в лесу. Я въехал во двор, где всё оказалось разрушенным. Богатая обстановка, дорогие вещи и украшения – всё было разбросано и испорчено. Я стал звать Айсолину, дона Рамона, но никто не отвечал. Тогда я кинулся в комнаты искать их, но обошел весь дом, так никого и не найдя. У меня появилась надежда, что дон Рамон с дочерью, послушавшись моего совета, покинули дом до нападения.