— Нет, нет, это не так. Но все ожидают, что вы, как богатый мальчик, сделаетесь еще лучше. — Тогда я не хочу быть богатым, мадемуазель. Бедные мальчики, наверное, живут лучше меня. — Да вы же совсем не знаете, сэр, как живут бедные мальчики! — Почему вы так думаете? Я знаю мальчика слепого торговца — он целый день стоит на углу с маленькой собачкой, мы часто видим его, когда едем мимо. Я знаю сына шарманщика — он всегда собирает медные деньги в чашку. Еще я знаю маленького сына нашего кучера, он часто делает пирожки из песка в нашем саду. — И вы хотели бы быть таким же, сэр? — Не знаю. Но мне хочется выйти на улицу и ходить в школу, как делают другие мальчики. — Но ведь там вы непременно заразитесь какой-нибудь болезнью, сэр! — в ужасе воскликнула гувернантка. — Ну и что? Ведь я же принимаю столько лекарств! Разве они не вылечат меня? А еще эти ванны! В эту минуту в комнату вошла опрятно одетая женщина с небольшой корзинкой в руках и, низко поклонившись мальчику и гувернантке, остановилась у порога. — Ах, вот и миссис Дове! Вы пришли сметать пыль с наших вещей? — обрадовался Реджинальд и попросил гувернантку: — Пойдемте смотреть, мадемуазель, тогда мне не придется сейчас принимать эту несносную ванну… Реджинальду всегда доставляло большое удовольствие наблюдать, с каким старанием миссис Дове исполняла свою работу, как она открывала серванты, шкафы и стеклянные витрины и вынимала оттуда разные драгоценности и редкости. За уборкой всегда надзирала гувернантка, она же выдавала ключи к шкафам и по окончании работы принимала их обратно. Реджинальд сидел у стола, подперев подбородок ладонью, и молча следил за кропотливой работой прилежной женщины. Рядом с ним находилась большая витрина с коллекцией редчайших китайских ваз, одна из которых особенно выделялась своей необычайной красотой. Тщательно и осторожно вытерев пыль с вазы, женщина положила ее обратно в подбитый атласом футляр и, поставив на стол, принялась за другие вещи. Мальчик засмотрелся на прекрасное произведение искусства, и внезапно у него мелькнула мысль, что его жизнь походит на эту вазу. Недолго думая, он подошел к столу и взял вазу в руки. Мадемуазель Кларет, увидев драгоценную вазу в руках своего неосторожного воспитанника, обомлела от страха. — Мистер Реджинальд, ради Бога! — воскликнула она, тяжело переводя дух. Мальчик схватил вазу за тонкое горлышко и, приподняв ее обеими руками, размахнулся, чтобы бросить на пол. Миссис Дове оглянулась на крик гувернантки и в ужасе протянула руки, словно желая спасти вазу. — Нет!.. Ради всего святого… — прошептала она. Но Реджинальд продолжал размахивать вазой как колоколом. Гувернантка бросилась на колени перед своим строптивым воспитанником. Реджинальд подошел к столу и взял вазу в руки. — Отдайте мне ее! Отдайте! И я сделаю все, что вы захотите! — умоляла она задыхающимся голосом. Но Реджинальд оставался глух и слеп и продолжал с угрожающим видом размахивать драгоценной вазой. И вдруг до его слуха донесся тяжелый стон, а вслед за тем и шепот: — Если он разобьет вазу, мы с дочерью лишимся последнего куска хлеба… Оглянувшись, маленький тиран увидел позади себя миссис Дове. Бедная женщина стояла, закрыв лицо руками, и тихо плакала. Реджинальд молча положил вазу в футляр и, подойдя к женщине, отвел ее руки от лица. — Что вы сейчас сказали про хлеб? — спросил он, заглядывая ей в глаза. — Ваза!.. — прошептала она в ответ. — Что вы с ней сделали? — Ничего, — отмахнулся Реджинальд, не понимая ее волнения. — Так что вы только что говорили про хлеб? Почему последний кусок? Ведь во всех булочных сколько угодно хлеба и пирожных! — Прежде чем купить хлеб, я должна сначала заработать деньги, — проговорила миссис Дове и с облегчением перевела дух, увидев вазу на столе. — А жалованье, которое мне платит ваша матушка, составляет почти весь мой заработок… — Я вам дам денег, сколько угодно! — воскликнул Реджинальд и сунул руки в карманы, но тотчас вынул их оттуда. — Ах, я совсем забыл, — проговорил он смущенно, — что истратил их на серебряный ошейник для нашей собаки. — Об этом не беспокойтесь, сэр, — заметила гувернантка, принимая ключи от миссис Дове. — Только, пожалуйста, давайте уйдем отсюда, иначе вам, пожалуй, опять вздумается что-нибудь разбить! Уходя в другую комнату, Реджинальд услышал, как миссис Дове шепотом сказала француженке: — Я сказала Лиззи, что вы позволили ей прийти за обрезками тканей. Да вот, она уже тут! Реджинальд оглянулся и увидел в дверях скромно одетую девочку, у которой разбегались глаза при виде роскошной обстановки дома. — Я сейчас принесу их, Лиззи, — сказала гувернантка, направляясь к дверям. — Не хотите ли, миссис Дове, пока показать дочке все эти красивые вещицы? Лиззи Дове оказалась красивой черноглазой девочкой с выразительным личиком. Она с первого взгляда понравилась Реджинальду, наблюдавшему за ней из дальнего угла. С нескрываемым удивлением она смотрела на роскошно обставленную прихожую, на великолепную мраморную лестницу с разноцветными стеклами, переливавшимися всеми цветами радуги, на чудесные картины, развешанные по стенам, на крылатого амура и снежно-белые блестящие статуи, как бы желавшие выступить из полумрака. — Это парадная прихожая, — объясняла ей мать. — Ты бы посмотрела, Лиззи, как тут красиво, когда все освещено и играет музыка, а вся лестница уставлена цветами, и по ней поднимаются нарядные дамы в светлых атласных и шелковых платьях! — Это просто волшебный замок, мама! Должно быть, его хозяева очень счастливые люди! Это замечание девочки крайне озадачило Реджинальда: он не понимал, как можно удивляться таким обыкновенным вещам. — Нет, я очень несчастлив! — сказал он, внезапно выступая из полумрака. — А разве вы не счастливы? Лиззи вздрогнула: ей показалось, что одна из статуй вдруг заговорила и сошла со своего места. — Как вы меня испугали! — воскликнула она, придя в себя. — Вы стояли так тихо, что я приняла вас за одну из этих красивых статуй! — И вы не ошиблись! Я не только статуя, но и синяя китайская ваза! Не хотите ли посмотреть на нее? — спросил Реджинальд, приглашая девочку в кабинет, где хранились редкости. — Видите, какая она красивая в этой красной ткани? Совсем как я! Лиззи посмотрела на хорошо одетого мальчика, а потом на вазу в ее роскошном футляре. — Что вы! Вы совсем не похожи на нее! — засмеялась девочка. — Как же не похож! Мы оба отполированы до блеска и сидим взаперти. Но я когда-нибудь разобью вазу и выпущу ее душу на волю. А потом и сам убегу! — Что вы хотите сделать, сэр? — спросила гувернантка, поспешно входя с целой охапкой разноцветных лоскутков. — Вы хотите разбить мое сердце? — Нет, мадемуазель, только синюю вазу! — Уйдемте скорее из этой комнаты, — сказала француженка. — Я опасаюсь за жизнь вазы. Мистер Реджинальд прикончит ее! Глава X Про воздушный сад Лиззи Дове Лиззи Дове жила со своей матерью под самой крышей очень большого высокого дома, где ее дяде, привратнику, была отведена маленькая мансарда[4]. Здесь, вдали от пыли, шума, уличной суеты Лиззи могла целыми днями любоваться расстилавшимся внизу городом с серебристой рекой и великолепными зданиями. Их жилище напоминало воздушный замок, и единственными соседями тут были воркующие голуби да легкокрылые ласточки. Скучать Лиззи было некогда: она день-деньской занималась своими книгами и работой. К тому же и устроенный на плоской части крыши цветник требовал постоянного ухода: дядя девочки расставил там ящики с пышными кустами цветов и виноградной лозой. Зелень красиво обвивала кованую ограду крыши, придавая ей вид воздушного висячего сада. Любимым занятием Лиззи было сидеть у окна и одевать своих «сироток» — так она называла сломанных кукол, подаренных ей богатыми девочками. Почти все они были сильно изуродованы и лишены кто рук, кто ног или глаз, а некоторые остались даже без головы или, как говорила Лиззи, «были совсем мертвые». Последних оставалось разве что похоронить на кладбище, устроенном девочкой для кукол. Но случалось, что порой Лиззи получала в подарок только одну головку. Тогда девочка приставляла ее к безголовому туловищу, и получалась вполне приличная кукла. Этих кукол Лиззи собирала не для себя, а для маленьких пациентов больницы Сестер милосердия, куда она ходила раз в неделю навещать своего неизлечимо больного кузена Робби. Однажды ей удалось сделать хорошенькую куколку для больной девочки, и Робби тотчас попросил ее смастерить похожую — для другой своей приятельницы. После этого и остальные дети стали наперебой заказывать Лиззи таких же нарядных кукол, и девочка попросила мать доставать ей лоскутки у хозяев домов, в которых ей доводилось работать. Возвращаясь домой от миссис Лоренц, Лиззи за всю дорогу не проронила ни слова и задумчиво шла рядом с матерью. «О, мои бедные, маленькие сиротки! — думала она о своих куклах. — Если бы у вас был такой дворец, вы жили бы как в раю, ходили бы по мраморной лестнице в светлых платьях, слушали бы музыку и любовались чудесными цветами. А потом я укладывала бы вас спать в кабинете рядом с прекрасной синей вазой. Но нет, мои бедные, несчастные куклы, куда вам жить в таком дворце с вашими разбитыми головками, сломанными носами и выколотыми глазами! Будьте довольны и тем, что с вами еще знается наш маленький хромой Иосиф, горбатая Нелли и мой бедный Робби. Нет, такая счастливая жизнь не для вас, мои дорогие!» Весь вечер Лиззи так же задумчиво просидела над работой. Сердце ее переполняли новые нахлынувшие на нее думы: недолгое пребывание в доме миссис Лоренц оказалось важным событием в ее юной жизни. — А знаешь, мама, — прервала она наконец молчание, — кажется, этот красивый мальчик и в самом деле несчастлив. Вот если бы я жила в таком дворце и могла бы всегда любоваться такими прекрасными вещами, я была бы очень счастлива! — Разве ты несчастна, Лиззи? — спросила мать. — Ах, нет, мама! Я совершенно счастлива и сказала не подумав! Ведь со мной ты, дядя, Робби, мои дорогие куклы, мой садик и любимые книги. Я только не понимаю, отчего этот хорошенький мальчик чувствует себя несчастным, когда у него есть все, чтобы быть счастливым?