– Дядюшка, ты знаешь, что наш староста-то учудил? – раздался звонкий девичий голос, и его обладательница вошла в горницу, сматывая с головы пуховый платок. – Ой, батюшки! – Она застыла, открыла рот от удивления. Девчушка была невысокая, крепкая в кости, но миловидная. Волосы были коротко пострижены, на щеке выделялась ямочка. Она забавно хлопнула глазами. – К нам товарищи из Красной армии, Вера, – сказал Кравцов. – Они просят отвести их к Прокопию Тарасовичу. Сделаешь ночью? – Конечно, дядюшка. Простите, товарищи. Я просто испугалась. Давно уже никто не приходил к нам с такими просьбами. Конечно, все сделаю, но только вам спрятаться надо. Вот черт, за мной же Петька Шнырев увязался, так и ластился, упырь, обещал мешок сахара, если я с ним на сеновале уединюсь. – Девчушка подбежала к окну, отогнула край занавески. – Нет, вроде не видно никого. По своим делам пошел, наверное. – Все неймется ему, – заявил Кравцов и покачал головой. – Придется поговорить с Петькой строго и принципиально. – А что ваш староста-то учудил, Вера? – спросил Глеб. – Снова продразверстку задумал, – ответила девушка и всплеснула руками. – На этот раз выгребут все, даже у нас, хоть мы и притворяемся друзьями их власти. Видать, еды не осталось у немецкой армии, будут вычищать все закрома. Федосеев говорит, до вечера надо всю деревню обойти, сгрузить продовольствие на подводы и отправить в Малютино. Собирается зайти к тебе, дядюшка, склонить тебя к тому, чтобы ты людей без шума убедил обойтись. – Эх, как не вовремя, – сказал Кравцов и щелкнул пальцами. – Не нужен нам здесь Федосеев. – Много полицаев в деревне? – спросил Глеб. – Человек шесть осталось. Девять рыл на мотоциклах примерно час назад в Неклюдово подались, задабривать тамошнего главного шуцмана. Ты насчет них даже и не думай, парень! Перебьете вы полицаев, а нам здесь жить и связь с отрядом держать. Придут каратели и всю деревню к чертовой матери сожгут, а народ в балке расстреляют, как в Антоновке было. В общем, дуй до старосты, Верка, – принял решение Кравцов. – Скажи, чтобы попозже зашел, часика через четыре. А сейчас я на делянку свою в лес собираюсь, посмотреть, что там с омшаником. Или ушел уже. Так вернее будет. Что-нибудь придумаем. А вам, товарищи дорогие, придется пока в сараюшке посидеть. – Хорошо, дядюшка, я поняла. – Вера стала наматывать на голову платок. – Буду до темноты товарищей в лес уводить. Если сразу на Зеленую топь двинем, то минуем болота бережком. Ты уж не горячись, дядюшка, со своим сараем. – Взгляд девушки задержался на лейтенанте. – Замерзнут они там, совсем затоскуют. Пусть в тепле сидят. А случится что-нибудь, в окно да в Матренин огород. – Ой, да иди уж, разберусь, – отмахнулся Кравцов. Девушка запахнула ватник и выскользнула на улицу. События принимали неприятный оборот. – Мы можем в лесу отсидеться до нужного времени, – сказал Глеб. – Не знали, что у вас тут такая активность. – Да пошли они к черту со своей активностью, – заявил Кравцов. – Отнимут у людей последнее, тогда те точно в партизаны пойдут, вместе с бабами и стариками, даже те, кто не собирался. – Часто вас так лихорадит, Порфирий Савельевич? – Всякое случается. В Худякове многие в полицию подались, когда фрицы пришли, вот те и оставили деревню в покое. Не то что в Некрасове. Там в октябре одни умники взорвали машину с солдатней, так фашисты согнали в церковь всех жителей, даже тех, кто вызвался сотрудничать с ними, и сожгли. А потом и деревню из огнеметов спалили. Они же не знали тогда, что застрянут зимой под Москвой и теплые избы им понадобятся. Недавно приказ зачитали. Надо подготовить десять человек для вывоза в Германию на работы. Бабы в слезы. Ведь это им ехать придется. Жены и дочки полицаев, конечно, не в счет, вот они и издеваются, кандидаток туристами называют, смеются, что хоть Европу посмотрят. Партизаны здесь налеты не устраивают, обходят деревню стороной. Да оно и понятно. Если наломают дров, то без связи останутся. – Что скажете о Разжигаеве? В последние две недели он проблем не имел? С ним связь нарушена, в центре не знают, что случилось. – Проблемы были, – ответил Кравцов. – Семерых потерял Прокопий Тарасович, когда пытался пути повредить на железной дороге. Немцы что-то пронюхали и пустили вперед бронедрезину. Участок был открытый, бойцы с насыпи не успели свалить, вот всех из пулемета и посекли. Жалко хлопцев, молодые были, комсомольцы. С тех пор особо он нигде не отличился, сидит на базе. Верка говорит, что даже подкрепление небольшое получил. Несколько наших бойцов сбежали из лагеря для военнопленных и к отряду примкнули. Вот голова садовая! – Кравцов хлопнул себя по лбу. – Верка убежала, приходится самому кашеварить. – Он сдернул полотенце с гвоздика, убрал чугунок с раскаленной конфорки. – Присаживайтесь к столу, товарищи, картошку есть будем. Неизвестно, когда придет Верка и какие новости на хвосте принесет. Как бы не пришлось удирать спешным порядком. Красноармейцы одобрительно загудели, стали пододвигать лавку к столу. Глеб прошелся по комнате, чтобы размять ноги. Федор Ванин извлек из вещмешка банку с тушенкой, открыл ее ножом. Милое дело с рассыпчатой картошкой! – Может, самогоночки вам? – пошутил Кравцов и тут же сам отказался от этой идеи: – Нет, опасно. Никто не знает, что будет дальше. Как бы сваливать не пришлось. Шубин подошел к окну, выходящему в палисадник, открыл его, вдохнул морозного воздуха. В соседском заборе красовалась внушительная дыра. – Присаживайтесь, товарищ Шубин, – сказал Кравцов. – Вам особое приглашение требуется? Семеро одного не ждут. – Да и не надо, – отмахнулся Глеб. – Вы начинайте, я покурю и присоединюсь. Он обогнул печку, отправился к двери, рядом с которой находилось небольшое окно, вытряхнул папиросу из пачки. – Да здесь курите, – бросил ему в спину Кравцов. – Верка притерпелась уже, пусть нюхает. Безотчетное беспокойство скребло душу лейтенанта. Что-то тут было не так. Только сейчас он понял, что это беспокойство возникло с первой минуты, потом только усиливалось. Возможно, по этой причине Глеб взял с собой только троих, остальные остались на свежем воздухе. Он жадно дымил, смотрел в узкое прокопченное оконце. За спиной в горнице приглушенно гудели люди. Картошка шла нарасхват. Вдруг спина у Шубина похолодела. Глава 7 У плетня нарисовался человек в стеганой куртке, сапогах и пышной ушанке. Этот субъект мог бы сойти за партизана, кабы не чертова повязка на рукаве. Он пригнулся, прошмыгнул вдоль бани, сел на корточки за поленницу с дровами. Карабин лежал у него на колене. Там же показался еще один мужик, тоже перебежал, пристроился рядом с первым. Они напряженно осматривались, могли заметить, как Шубин отпрянул от грязного окна. Вот так фортель, граждане! Снова кто-то крался вдоль бани, прижимаясь спиной к бревнам. На этот раз знакомые персоны, красноармейцы Косаренко и Карабаш. Шубин наблюдал за событиями так, как будто сидел в зрительном зале кинотеатра. Успели парни, не выдали себя и правильно отреагировали на изменение ситуации. Они набросились на полицейских сзади. Свалка была недолгой, практически бесшумной. Мелькали ножи, разгоряченные лица. Один из полицаев получил перо в позвоночник, пускал пену, беспомощно дрыгал ногами. Второй извернулся, побежал, но запнулся о березовую чурку. В следующий миг Карабаш уже оседлал его, схватил за волосы, оттянул голову, полоснул ножом по горлу. Тело билось в агонии, брызгала кровь. Подбежали Краев с Серегой Каратаевым, схватили полицаев за ноги, оттащили за угол. Леха Карабаш исполнял какой-то диковатый танец, забрасывал снегом пятна крови. Через миг все исчезли, словно их тут и не было. «Хорошо, когда есть товарищи, готовые прикрыть спину, – подумал лейтенант. – Куда же, интересно, направилась Верка? Те ли это люди, за которых они себя выдавали? Связник, о котором говорил майор Измайлов, был надежным человеком. Предать он не мог, а вот провалиться – запросто. Талантливые подражатели могут найтись и в рядах фашистских холуев». Глеб отошел от окна. Бойцы сидели за столом, весело стучали ложками, тянулись к картофелю, сваренному с укропом. Сильный запах этой огородной травы плавал по горнице. Хозяин почувствовал что-то неладное, быстро глянул на Шубина, уткнулся в пол. Этого оказалось достаточно, сомнения Глеба развеялись. Похоже, этот тип поверил, что с той стороны пришли только четверо. Мужик, выдававший себя за Кравцова, все понял по взгляду лейтенанта. Он отступил к тахте, начал приседать, хотел было протянуть под нее руку. Остальные ничего не замечали, увлеченно набивали защечные мешки. Стыд и срам, мужики! Шубин набросился на фальшивого Кравцова, сбил с ног, мощно двинул в живот. Предатель взвыл, потерял равновесие и плюхнулся на тахту. Толик Иванчин открыл рот и застыл. Братья Ванины машинально жевали, но глотали как-то странно, словно еда была пропитана синильной кислотой. Да хватит уже жрать! – Товарищ лейтенант, а чего это вы? – икнув, прохрипел Иванчин. – Благодарность хочу высказать за гостеприимство. – Тут предатель сделал попытку приподняться, но получил в живот и начал кашлять. – Это не тот человек, который должен был нас встретить. Порфирия Савельевича фашисты взяли, вместо него посадили этого артиста. Вдруг кто-то клюнет? Настоящий связник оказался слабоват, выдал пароль и отзыв. Девка побежала не куда-нибудь, а в полицию. Это сообщница нашего актера погорелого театра. – Так валить отсюда надо, товарищ лейтенант, – сказал Федор и приподнялся. – Ничего, наши снаружи пока справляются. Этих упырей в деревне немного. – Товарищи, что происходит? – прохрипел, извиваясь на тахте, поддельный Порфирий Савельевич. – Я не понимаю. Это какое-то недоразумение. Шубин нагнулся, вытянул из-под тахты снаряженный немецкий автомат. Все понятно. На непредвиденный случай. А ведь чуть не удался этот замысел. Глеб схватил врага за ворот, рывком поднял, врезал в скулу, пресекая попытки к сопротивлению. – Фамилия? – прорычал он. – Что вы сделали с настоящим связником? Что происходит в отряде Разжигаева? – Вы не понимаете, товарищ, – пробормотал предатель. – Все не так, это ошибка. Я буду жаловаться товарищу Разжигаеву. Шубин в третий раз занес кулак. Ярость била из него ключом. Предатель вырывался, пучил глаза. Однако удар сорвался. За окном разразилась беспорядочная пальба. Строчили наперебой немецкие автоматы, хлопали карабины «маузер». Ответный огонь из ППШ был слабый и неубедительный. Происходило что-то страшное. Полицаев в деревне было явно не шестеро. Предатель воспользовался замешательством, толкнул Шубина так, что тот едва не проломил затылком столешницу. Этот гад оказался шустрым, невзирая на изрядную массу. Он ловко обогнул печку, бросился к двери, распахнул ее, тут же запнулся и покатился с крыльца. На порог влетел Григорий Ванин, полоснул очередью. Предатель извивался под единственной ступенью, на снег брызгала кровь. Откуда-то извне полетели пули. Григорий шарахнулся за стену. Во двор мимо бани и сараев вбежали Краев и Косаренко. За ними пятились Каратаев и Леха Карабаш, отстреливались. В районе плетня шевелились смутные личности, полыхали вспышки выстрелов. Шубин вылетел на крыльцо, прижался к стене. – Товарищ лейтенант, Бердыша убили! – с обидой в голосе выкрикнул Краев. – Он их первый заметил, тревогу подал. Барковский в лесу остался, полицаи его, похоже, не заметили. На нем рация, с ней бегать невозможно. Много их, товарищ лейтенант. Они засаду нам устроили. – Рассредоточиться во дворе! – прокричал Глеб. – Держать оборону! Попали в мышеловку! Эти твари словно чувствовали, что кто-то придет к связнику! Может быть, утечка из недр советской разведки? Думать об этом было некогда. Краев бросился за бочку, Косаренко отвернул в сторону, с разгона плюхнулся в снег. Серега Каратаев не добежал. Пуля попала ему в спину. Он упал на живот, сделал судорожный вздох и затих. Смотреть на это было невозможно. Глеб стрелял, не отрывая палец от спускового крючка, что-то орал на протяжной тоскливой ноте. В дыму между строениями мелькали смазанные фигуры. Оттуда доносились матерные выкрики. Справа заходил ходуном высокий забор, разделяющий участки. Кто-то пытался забраться на него, но срывались руки. Шубин ударил по забору, бил в одну точку, крошил доски. Расчет оказался верен. За оградой прозвучал вопль, сменившийся хрипом. Однако враг присутствовал там не в единственном числе. Через забор перелетела граната, упала в сугроб и разнесла его в мелкую снежную пыль. Но осколки не задели никого из разведчиков. Карабаш бежал последним. Он подлетел к Каратаеву, рухнул на живот, стал его переворачивать. Надеяться было не на что. Пуля попала под лопатку, и боец умер почти мгновенно.