Часть 17 из 17 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И вот, пока я так удивлялся луне, воде и горам, в воде заиграла рыбка. Она подпрыгнула в высоту на метр, потом на два, похожая на серебряный камешек, сверкающий под лунными лучами, — и плюм! Нырнула опять в воду. Вода пошла серебряными кругами, которые все расширялись, достигли берега, ударились о него и зазвенели, как настоящее серебро: тринг, тринг, тринг…
Такая маленькая рыбка, а наделала столько шуму!
Чудесам не было конца в ту ночь, на том берегу, где только шайтан мог разобраться, что это такое — Поградецкое озеро или река Шкумбин.
Я удивлялся, а маленькая рыбка подпрыгнула еще раз над водой, но знаете, на сколько? Не на один, не на два, не на три, а на целых четыре метра! А потом упала вниз, как пуля. И там, где она ныряла, вода застывала и делалась похожей на серебряный противень, который звенел при падении рыбки: данг! И звон его повторяло все вокруг: да-а-анг!
Долго еще слышались эти звуки, а потом, казалось, растворились в небе… В это время рассеялись закрывавшие луну облака, и блеск противня в воде стал напоминать блеск дорогого фарфора. Но, как ярко ни сверкал серебряный противень, маленькая рыбка, падая, сверкала все ярче.
Как тут не изумляться!
И я изумлялся все больше и больше. Вдруг рыбка заговорила со мной.
— Как, ты не знаешь меня, мой старый друг и недруг? — сказала она мне очень высоким, звенящим голосом.
Я заткнул уши руками — звук ее голоса резал их.
— Тебе не нравится? Хи-хи-хи! — засмеялась маленькая рыбка. — Посмотри, какие у меня дырочки здесь, — сказала она, повернувшись ко мне своим красным ушком. (Я действительно увидел что-то вроде ранки.) — Вот из-за этой ранки у меня и охрип голос, поэтому он так и режет твое ухо. А знаешь, ведь ты нанес мне эту ранку! Но раз ты не узнаешь меня, я тебе пред ставлюсь сама: я плотвичка, мой старый друг и недруг, плотвичка, которую ты однажды поймал крючком, купленным тебе бессердечным дядей Марко из Подгоджана.
— Как это может быть? — удивился я. — Плотвичку я задушил, сжав в руке… Что это за удивительная ночь! Мы находимся на берегу Поградецкого озера? Да? — спросил я вполголоса.
— А почему не на берегу Шкумбина? — спросила плотвичка. — От озера до Шкумбина дорога не длинная. Ты должен подняться вверх по Поградецкой реке, перебраться через несколько потоков, взять перевал и выйти к горе Ление, а с Ление прыгнуть вниз, в Шкумбин. Вот как я! — крикнула рыбка и прыгнула так высоко, что совсем исчезла из виду, упав потом с такой силой на серебряный противень, что звон его наполнил ночь тысячью отголосками.
— Я и в Поградеце и на Шкумбине! — сказал я сам себе и подумал: «Может, я сошел с ума?»
— Ну ладно, — продолжала плотвичка. — Вот ты взял перо и написал сотню всяких вещей, которых в действительности не было, и даже обо мне что-то нафантазировал. Да ты совсем запутался!
Я невольно пожал плечами.
— И как тебе было не запутаться? — продолжала плотвичка. — Я сама не могу понять, где нахожусь сегодня ночью. Но нет, нет! Я не запуталась! — В ее голосе прозвучало раздражение.
Я не хотел признать своей вины.
— Как же ты не запутался? — накинулась на меня плотвичка. — Ну вот возьмем, например, этих ласточек, про которых ты рассказывал, что они упали с проводов в долине Домосдове. Разве их было три? Их было четыре. Даже пять. Пять!
— Мне кажется, это ты слишком, — сказал я плотвичке. — Что тебе до ласточек? Ты никогда не была в Домосдове. Говори о своем деле и не лезь в чужие дела.
— Как, мне нет дела до этого? Разве ты во втором классе не получил единицу по поведению, а в третьем двойку? Почему ты написал наоборот, что у тебя была двойка во втором? Разве не ты потерял лук из Мокры в Подгоджане, а когда возвращался, хвалился этим луком ребятам из Тушемишта?.. Скажите, ребята из Тушемишта, разве не правда то, что я говорю? Привез он какой-нибудь лук в Тушемишт?
Из-за туч вышла луна. Перед нами появился Тушемишт и послышались сотни детских голосов:
— Правда, правда! Ничего он не приносил!
— Ну что, приперли тебя к стенке? — подпрыгнула плотвичка и засмеялась: — Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!
Я повернул голову — за мной не было никакой стены. Но вместе с тем я не мог сдвинуться с места, словно меня и вправду пригвоздили к ней.
— Разве это не ты превратил учителя Ифтими в учителя Данили? Разве не ты из Исака сделал Раку? Разве не ты… — не оставляла меня в покое плотвичка, ни на минуту не закрывая рта.
Я и чувствовал и не чувствовал себя виноватым.
— У вас никогда в доме не было козы Цена, — продолжала плотвичка. — А что касается баклажанов, которые вы посадили вместо цветов, то это не баклажаны, а помидоры.
Я был уверен, что мы посадили баклажаны:
— Ну это уж слишком! Я их ел или ты — эти баклажаны? Говорю, это были баклажаны.
Поднялся шум: плотвичка говорила, что это были помидоры, а я настаивал, что баклажаны.
Под конец плотвичка мне сказала:
— Не перепутал бы ты вообще всего… Лучше брось перо, чем так писать.
— Я буду и впредь писать! — закричал я громко.
— Ты и красноперку-то из Белеша сделал карпом? Она не весила и полкило, а ты пишешь, что она ростом с человека! — громко продолжала плотвичка.
При этих словах вода забурлила так сильно, что вспенилась вокруг шагов на двадцать, и тут я увидал, как огромная красноперка, та, которую горбатый Кристач поймал в Белеше, подняла голову, открыв рот. Разве это не была красноперка из Белеша? Честное слово, это она!
Попробуй не потеряй тут совсем голову!
— Значит, мы находимся в Белеше?.. Вот холмы вокруг! Вот магазин! Вот родник на берегу реки! — сказал я.
Плотвичка поднялась. Я был изумлен. Красноперка вышла из воды и, пыхтя, медленно-медленно прошла мимо нас. Хотя плотвичка была очень маленькой, она сделалась еще меньше. Красноперка рывком бросилась на нее, желая ее проглотить, но не смогла поймать. Плотвичка уплывает, красноперка за ней — я не заметил, как они исчезли.
— Вот так сон! — открыл я глаза и увидел, что сижу за столом, уронив голову на руки.
Передо мной лежала рукопись этой книги.
Тирана, июнь — июль
1957 года.
* * *
notes
Примечания
1
Тюля́ф — головной убор.
2
Дорезонья — в переводе значит: «рука госпожи».
book-ads2Перейти к странице: