С каждым кивком миссис Ван-Уик волнение Ли Ван возрастало. То запинаясь, то с лихорадочной поспешностью, смотря по тому, медленно или быстро восстанавливались в памяти забытые слова, она передвигалась по хижине, называя предмет за предметом. И, наконец, остановилась, торжествующе выпрямившись, подняв голову, гордая собой, ожидая признания. - Кошка, - сказала миссис Ван-Уик, со смехом отчеканивая слова внятно и раздельно, как воспитательница в детском саду. "Ви-жу-кош-ка-съе-ла-мыш-ку". Ли Ван серьезно кивнула головой. Наконец-то они начали понимать ее, эти женщины! От этой мысли темный румянец заиграл на ее бронзовых щеках, она улыбнулась и еще резче закивала головой. Миссис Ван-Уик оглянулась на свою компаньонку. - Должно быть, нахваталась английских слов в какой-нибудь миссионерской школе и пришла похвалиться. - Ну конечно, - фыркнула миссис Гиддингс. - Вот глупая! Только спать нам не дает своим хвастовством! - А мне все-таки хочется купить ее куртку; хоть она и поношенная, но работа хорошая - превосходный экземпляр. - И она снова повернулась к Ли Ван. - Менять то на это? Ты! Менять? Кольцо? А? Сколько тебе? - Может, ей больше хочется получить платье или еще что-нибудь из вещей, подсказала мисс Гиддингс. Миссис Ван-Уик подошла к Ли Ван и знаками попыталась объяснить, что хочет променять свой капот на ее куртку. И, чтобы получше втолковать ей это, взяла ее руку и, положив ее на свою пышную грудь, прикрытую кружевами и лентами, стала водить пальцами Ли Ван по ткани, чтобы та могла на ощупь убедиться, какая она мягкая. Но капот, небрежно сколотый драгоценной брошкой в виде бабочки, распахнулся и открыл крепкую грудь, не знавшую прикосновения младенческих губок. Миссис Ван-Уик невозмутимо застегнула капот, но Ли Ван громко крикнула и, рывком распахнув свою кожаную куртку, обнажила грудь, такую же белую и крепкую, как и у миссис Ван-Уик. Бормоча что-то нечленораздельное и размахивая руками, она старалась убедить этих женщин в своем родстве с ними. - Полукровка, - заметила миссис Ван-Уик. - Так я и думала - можно догадаться по волосам. Мисс Гиддингс презрительно махнула рукой. - Гордится белой кожей отца. Противно! Дай ей что-нибудь Эвелин, и выгони ее вон. Но миссис Ван-Уик вздохнула: - Бедняжка! Хотелось бы помочь ей. За стеной под чьей-то тяжелой поступью хрустнул гравий. Дверь хижины широко распахнулась, и вошел Каним. Мисс Гиддингс взвизгнула, решив, что ей сию минуту конец. Но миссис Ван-Уик спокойно взглянула на индейца. - Чего тебе нужно? - спросила она. - Как поживаешь? - вкрадчиво, но уверенно ответил Каним, показывая пальцем на Ли Ван. - Это моя жена. Он протянул руку к Ли Ван, но та отстранила ее. - Говори, Каним! Скажи им, что я... - Дочь Пау-Ва-Каан? А зачем? Какое им до этого дело? Лучше я расскажу им, какая ты плохая жена, - бегаешь от мужа, когда сон смыкает ему глаза. И вновь он протянул к ней руку, но Ли Ван отбежала к миссис Ван-Уик и упала к ее ногам в страстной мольбе, пытаясь обхватить руками ее колени. Миссис Ван-Уик отшатнулась и выразительно посмотрела на Канима - в этом взгляде было разрешено увести женщину. Он взял Ли Ван под мышки и поставил на ноги. В исступлении она старалась вырваться из его рук, а он изо всех сил тащил ее к выходу, оба они сцепившись, кружили по комнате. - Пусти, Каним, - рыдала она. Но он так крепко сжал ей запястье, что она перестала бороться. - Малая пташка помнит лишнее и от этого попадает в беду... - начал Каним. - Я знаю! Знаю! - прервала его Ли Ван. - Я вижу человека на снегу так ясно, как никогда еще не видела. И он тащит меня, малого ребенка, на спине. И все это было до Пау-Ва-Каан и тех лет, когда я жила в глухом уголке земли. - Да, ты знаешь, - отозвался он, толкая ее к выходу. - Но ты пойдешь со мной вниз по Юкону и забудешь. - Никогда не забуду! Пока моя кожа останется белой, всегда буду помнить! Она неистово вцепилась в дверной косяк и с последним призывом впилась глазами в миссис Ван-Уик. - Ну, так я заставлю тебя забыть, я, Каним-Каноэ. И он оторвал ее пальцы от двери и повлек ее за собой на тропу.