– Вивиан, это глупо, – сказал он. – Я знаю тебя с шести лет. Был с тобой, когда ты болела. Если уж на то пошло, тебя вырвало мне на ботинок. В девять лет у Вивиан болел живот – такой боли у нее никогда раньше не было. Несколько раз ее правда рвало, и однажды – на ботинок Джека. Оказалось, что это аппендицит, и ее тут же отправили на операцию, после которой остался заметный шрам. Даже не шрам, а глубокая складка шириной примерно с безымянный палец Джека на правом боку Вивиан. Когда она была младше, шрам ей нравился: уродливый и нелепый, он как раз годился, чтобы изображать раненного в бою солдата. Но теперь, в шестнадцать, Вивиан его терпеть не могла – он был уродлив и нелеп. Вивиан закрыла лицо руками. – Он мерзкий, – застонала она. – Нет, – сказал Джек, – но если хочешь увидеть кое-что мерзкое, взгляни на это. – Джек вытянул ладони, демонстрируя зазубренную белесую линию между большим и указательным пальцами. – Консервный нож, – пояснил он. Вивиан пригляделась к малюсенькому шраму Джека и улыбнулась. – Это ерунда, – отмахнулась она, поднимаясь и снимая одну туфлю. – Уронила на ногу раскаленную сковородку. – Она указала на отметину. – И еще… – Вивиан подняла локоть, показывая на толстый рубец. – Мне было шесть. Училась кататься на велике и свалилась. Пришлось вынимать камешки – они воткнулись в кожу. Один, кажется, так и остался внутри. Вот, потрогай. Джек расхохотался. – Я тебе и так верю. – Джек, надо потрогать, – настаивала Вивиан с притворной серьезностью. – Это очень важно. Он с опаской приложил палец к коже Вивиан. – Ну да, точно. Кажется, там что-то есть. Или это просто твой костлявый локоть. Вивиан скорчила рожицу. – Ха-ха. Тогда Джек показал место на щиколотке, где однажды зимой порезался полозом от санок, круглый шрам от детской прививки и оспинку на ноздре, оставшуюся с того времени, когда их весь второй класс заболел ветрянкой. – Вот видишь? У меня гораздо больше шрамов, чем у тебя вообще может быть. Скорее всего, так будет всегда. Были у него и другие шрамы – от ран, которые не оставляют следов на коже. Их у Джека, безусловно, было намного больше, чем у Вивиан. Каждый задумался о своем, и они лежали бок о бок в тишине, воздух делался все холоднее, а луна на небе поднималась все выше. – Иногда мне кажется, что отец меня ненавидит, – сказал Джек. – Это не так, – прошептала Вивиан слишком быстро, а потому неубедительно. Она вообще считала, что Джон Гриффит не в состоянии заботиться ни о ком, кроме себя самого. Даже если попробует. Даже если захочет. Сколько раз ее собственная мать сказала ей «Я тебя люблю», можно было сосчитать на пальцах одной руки, и пальцы еще останутся. Но это не означало, что Эмильен неспособна любить. Это просто означало (Вивиан пока не разобралась почему), что мать предпочитала скрывать свои чувства. – Иногда, – продолжал Джек, – мне кажется, что он ненавидел бы меня меньше, если бы только… – Если бы только что? Джек повернулся к ней с грустной улыбкой. – Если бы только мы с тобой не были вместе. Вивиан прикрыла глаза и подавила разматывающийся где-то в груди клубок паники. Она сердито заворчала и шутливо ткнула Джека кулачком. – Гриффит, ты меня бросаешь? Джек на некоторое время замолчал, и клубок паники успел подпрыгнуть к самому горлу. – Нет, – наконец ответил он. – Этого я сделать никогда не смогу. Он вперился взглядом в окружившие их темные тени. – Отец считает меня бесполезным, – пробормотал он. Вивиан притянула его к себе. – Ш-ш-ш, – сказала она. Покорно вздохнув, Джек положил голову на кружево под расстегнутой блузкой. Его дыхание становилось глубже и тяжелее, и Вивиан пыталась найти успокоение в том, как ритмично бьется его сердце о ее тазовую кость. Глава шестая На грунтовой дороге у подножия холма в Вершинном переулке Джек и Вивиан сидели в машине – был это «Форд Купе» Джона Гриффита 1932 года. Стоял сентябрь, Вивиан только что исполнилось семнадцать – она была на год и два месяца младше Джека. Джек отбивал ногой ритм звучавшей у него в голове песни. Отворот брючины задрался, был виден носок и часть голени. Носки были темно-синие, волоски на ноге – необычайно светлые и шелковистые. Вивиан не было их видно, но она знала, какие они. Волоски на ее ногах стояли торчком, словно острые булавки. Она не знала, стоит ли ей об этом переживать – она же не виновата, что лезвий не хватало, – но на всякий случай убрала ноги с гудящего пола под подол платья. Левой подошвой она задела бедро Джека. После пятничных выездов с Вивиан в кинозал «Адмирал» или субботних в магазин за пятицентовой бутылкой кока-колы Джек вставал пораньше, чтобы помыть и натереть воском отцовский «Форд». Отец Джека следил за сыном не в пятницу вечером, а в субботу утром – желал удостовериться, что о машине позаботились в лучшем виде. Джек не пропустил ни одной субботы. И даже не мог себе представить, что будет, если пропустить. Как и весь остальной мир, Джек и Вивиан думали о войне – правда, по разным причинам. Джек с нетерпением считал дни до своего восемнадцатилетия. Как только оно состоялось, он пошел записываться на службу, но его не взяли из-за плоскостопия и плохого зрения. Когда Джек рассказал отцу о безуспешном медицинском осмотре, он уже знал, что Джон Гриффит не будет сдерживаться в выражениях. И был прав. Джон издевательски расхохотался гулким сухим лаем. – Джек, ты не перестаешь меня удивлять. Уже когда моему разочарованию в тебе нет предела, ты всегда находишь способ усилить его. – Я не виноват, – проговорил Джек. – А как насчет этой шлюхи Лавендер? Ты по-прежнему трахаешься с ведьминой дочерью, да? – Джон снова разразился хохотом. – Так она и наложила на тебя заклятье – ведь это не сложно, раз уж ты такой слабохарактерный сукин сын. – Пап… – попробовал возразить Джек. Джон лишь махнул своей мясистой рукой. – Не утруждайся, твои оправдания не стоят моего внимания. – А ты знаешь, какие парни теперь учатся в колледжах? – ударив кулаком о руль «Купе», спросил внезапно Джек у Вивиан. – Невежды. С физическими изъянами или сифилисом. Ни одна девчонка ни за что не станет общаться с отбракованным. Джек был прав. Большинство девчонок ни за что не станут общаться с парнем, признанным непригодным для военной службы. Однако, к счастью для Джека, Вивиан не относилась к большинству. Мысль о том, что Джек пойдет воевать, вызывала у нее ужас – всю неделю до его дня рождения она почти не спала. Она не призналась ему, что каждое утро благодарила Бога, наделившего Джека замечательными плоскими ступнями. Вместо военной службы Джек на следующее утро уезжает на учебу в Уитмен-колледж в Уолла-Уолла. Пусть это за четыреста километров, но хотя бы не за океаном. Вивиан схватила Джека за руку и поднесла ее к губам. – Будешь знакомиться с девушками в свободное от учебы время, студент университета? Если да, то не думай, что я буду ждать твоего возвращения. – Вот как? – Джек улыбнулся, обнажив щелку у одного из резцов. – А ты что будешь делать? – Последую за тобой, – только и сказала Вивиан. Долгое время Вивиан и Джек существовали в той фазе, что предшествует любви. Одни зовут ее дружбой, другие – неразберихой. Вивиан чувствовала себя комфортно в этой фазе, лишь иногда подташнивало на высоте. Из окон дома Лавендеров на сиденье «Купе» лился мягкий свет. Джек провел большим пальцем по ямочке на левой щеке Вивиан. – Тебе не о чем волноваться, – уверил он ее. – Я люблю тебя, ты знаешь. Вивиан молчала, и слова на минуту повисли в воздухе, как нежное розовое облачко. Потом она вдохнула их целиком, подержала-повертела во рту, с наслаждением ощутила их твердость на языке. Вивиан взбежала на холм к дому. Перед тем как открыть парадную дверь, она обернулась к сидящему в заведенном «Купе» Джеку и прокричала: – Мы влюблены! Мы влюблены! Мы влюблены! Это вызвало улыбку даже у разбуженной заявлением Вивиан соседки, постной Мэриголд Пай. Глава седьмая Утром дня летнего солнцестояния Вивиан принимала ванну – сидела в воде, обхватив колени руками. Струя из серебряного крана хлестала нестерпимо горячая. Тем не менее Вивиан наполнила ванну до краев, пока ее грудь и круглые коленки не порозовели от пара. Она скользнула под воду и открыла рот, надеясь поглотить содержимое ванны одним глотком и опуститься на дно. Но то был момент слабости, который продолжался, пока она не набрала полные щеки жидкости. Тогда она поднялась и села, отплевываясь от горячей и уже грязной воды. Всего за два тягостных месяца обещание Джека писать ежедневно дало сбой, письма стали приходить по три в неделю, потом по два и в итоге сошли на нет. К июню Вивиан не получала вестей от Джека вот уже пять месяцев одну неделю и три дня. Однажды она ему позвонила, и ей сказали, что Джека Гриффита нет на месте, но дежурная по общежитию поклялась передать ему, кто звонил. Передала она или нет – этого Вивиан узнать было не суждено. Джек так и не перезвонил. Целыми днями она пыталась забыть, как звучит его голос, а ночами – вспомнить. Часами стояла у почтового ящика в ожидании писем, которые не приходили, сидела у телефона, который не звонил. Мать запретила ей появляться в пекарне: к чему бы Вивиан ни прикладывала руку, все вызывало у покупателей тоску.