Я не возражал. И в худших условиях ночевать приходилось. Тем более, рейд. Вряд ли вообще придется думать о такой глупости, как сон. Отправились мы за час до полуночи. Время позднее, порядочные люди уже отправились на боковую или планируют это сделать. В домах гаснут огни, движение на улицах становится менее оживленным. Наши "клиенты" наоборот, оставляли свои квартиры. Наступала ночь, а значит время молодых, веселых и дерзких. Рестораны, ночные клубы, карты и сомнительные сделки — все это требует темноты. А у нас, стало быть, появилась возможность изучить квартиры подозреваемых. Если кто-то думает, что рейд — это такое увлекательное мероприятие, где мы лихо выносили двери, клали подозреваемых лицом в пол и вообще вели себя, как герои боевиков, то он ошибается. Скучное действо. По крайней мере, первые два часа. Именно так и было. Мы подъезжали к очередному дому, поднимались на нужный этаж, останавливались в одном лестничном проеме от входной двери, и ждали, когда Маша даст сигнал о том, что можно входить. Девушка прекрасно разбиралась в замках, вскрывала их, как опытный домушник. Что неудивительно, ведь время на практику у нее было много. Только один раз она провозилась с замком дольше минуты, но и то лишь потому, что на двери, кроме запоров, стояла еще и сигнализация. "Интересно, — думал я, наблюдая за работой девушки, которая на время рейда сменила летнее платье на черную водолазку и легинсы такого же цвета, а волосы убрала под простую лыжную шапочку. — Интересно, она таким опытным медвежатником стала, до того, как получила способности, или уже после?" Ведь, строго говоря, я о ней ничего не знал. Хорошенькая, веселая, с озорным взглядом, по которому никогда не прочтешь ее истинный возраст. Это внешний слой, за него довольно сложно было заглянуть без ее на то согласия. И все же — полковник безопасности и Скрытник. Думаю, скелетов в шкафу этой очаровательной хохотушки, пряталась не одна сотня. После того, как замком было покончено, девушка пропадала из глаз и проникала в квартиру. Через минуту, редко дольше, она вновь появлялась из невидимости и сообщала, что внутри никого нет, и нам можно входить. Тогда уже мы заходили и начинали аккуратный обыск. Проверяли все типовые места, а Маша по очереди посещала каждую комнату, и, вставая посередине, впадала в некий транс. Надо полагать, это она так искала следы других сверхов. Однажды нам удалось найти небольшую партию наркотиков. Пакет, плотно упакованный в пищевую пленку, в котором находился белый порошок. Его мы оставили на месте, лишь дав сигнал, для милиции. Когда время перевалило за час ночи, в очередной квартире — шикарно, кстати, обставленной — мы наткнулись на партию препарата ЭМ. Знакомые мне капсулы лежали рядками в небольшом кейсе, с такими еще средней руки аппаратчики на службу ходят. — Есть! — сразу после этого и Маша сделала стойку. — Тут были сверхи! — Сверхи? — уточнил Герман, держа в руке найденный кейс. — Не сверх? — Следы двоих. Со стороны это выглядело, как магия. Ну, честное слово. Девушка, с закрытыми глазами, стоит в центре комнаты и раскачивается из стороны в сторону, будто висит на невидимой веревке, закрепленной на потолке. И вещает. Именно вещает, как какой-нибудь медиум, а не серьезный специалист серьезной организации, и вообще — целый полковник. Ее голос, при этом, становился тусклым и безжизненным, словно из него откачали саму жизнь. Жуткое, короче говоря, ощущение. И какое-то мистическое. — Давно? — на Германа поведение коллеги уже давно не оказывало никакого впечатления. Привык, должно быть. — Сегодня вечером. Ушли в семь или восемь. — Тип? — Не могу понять. След спутан. Двое, один другого прячет… Полная чертовщина, в общем, пошла. Сейчас Маше еще нужно с завыванием прочесть катрен Настродамуса, а потом упасть на пол, и в сознание вернуться без воспоминаний о произошедшем. Однако, до явной чертовщины не дошло. Скрытница перестала раскачиваться, тряхнула руками и головой, как собака, выбравшаяся из воды, и обычным своим голосом сообщила. — Ауры размыты из-за близкого родства. Не могу прочесть. Кто у нас тут живет? Герман заглянул в блокнот, куда были выписаны все адреса на сегодняшнюю ночь. — Андрей Вакулов. Живет один, родственников в республике нет. — Странно. Я отчетливо чувствовал присутствие такого же, но в чем-то отличного. Может быть, в гости кто приехал? — Надо уточнить у милиции. — кивнул старший нашей группы. — Что дальше? — спросил я, видя, как коллеги спокойно рассаживаются за кухонным столом. — Ждем. — ответила Маша. — И пьем чай. Без всякого стеснения, она начала рыться в хозяйских шкафчиках на кухне. Вскоре на столе уже парил заварник, красовались парочка вазочек с вареньем, а на прозрачной тарелке россыпью лежало печенье. — Что? — с открытой улыбкой спросила она, заметив недоуменный взгляд. — Им уже все равно не понадобится. Либо в тюрьму поедут, либо на кладбище. А продукты пропадут. Выкидывать грешно. В последней фразе мне почувствовалось что-то знакомое. Не сразу понял, что узнал интонацию. Так говорила одна из моих тетушек из прошлой жизни, женщина деревенская, пережившая голодные годы Великой Отечественной войны. Этот опыт так ее переломал и настолько сильно в голове отложился, что запасы она делала всегда. И могла наградить затрещиной за оставленный после обеда недоеденный кусок хлеба. Похоже, что Марианна Дмитриевна тоже имела подобный жизненный опыт. В итоге, мы сидели на кухне, пили чай и разговаривали. При выключенном свете, чтобы хозяин квартиры, когда будет возвращаться домой, не удивился тому, что кто-то жжет электричество в его отсутствие. Я поведал своим новым коллегам о своих анапских приключениях. Маше они очень понравились. Она тихонько смеялась, а иногда фыркала, как ежик, в кружку с чаем. — Ох, каких только глупостей мы не делаем по молодости. — произнесла она, когда я закончил рассказ. — Когда силу эту получаешь, разум словно бы отключается. Сейчас вспоминаю, и так стыдно за некоторые свои поступки. — А мне нет. — дернул плечом старший группы. — Герман, ну ты-то сразу сорокалетним родился! — не упустила возможности его поддеть девушка. — Иначе и быть не могло! — Просто у меня организованное мышление. — без тени эмоций отозвался тот. Получается, мои импульсивные и не очень хорошо обдуманные действия, объяснялись воздействием сыворотки. Не зря же ее называют препаратом экстраординарной мутации. Она перестраивает не только тело, но и мозг. Плюс, лично у меня, еще и эффект переноса сознания сверху наслоился. Вернувшаяся молодость тела, от которой я серьезно так отвык, плюс воздействие сыворотки — и весь мой богатый, накопленный за долгую жизнь, опыт вышел покурить. За час-полтора до рассвета, когда небо начало неуловимо сереть, а мы уже давно прекратили разговоры, Маша встрепенулась. Снова "превратилась" в медиума и выдала сухим голосом: — Идет. Он идет. Мы с Германом тут же насторожились. Телекинетик свернул экран "польки" на котором последние пару часов что-то увлеченно читал, и знаком велел мне идти за ним. Выйдя в прихожую, произнес. — Когда войдет, я прижму его полем к полу. Когда дам сигнал, бросаешься на задержанного, не даешь ему подняться, и стараешься быстро одеть на руки вот эти браслеты. После этого, наш подозреваемый станет не опаснее обычного человека. Мне в ладонь легли знакомые полоски очень гибкого и совсем не прочного на вид металла. В голове, от соприкосновения с ним, тут же зашумели чужие голоса. — Плохо? — не проглядел мою реакцию Герман. — Шумит в голове. — не стал скрывать я. — Будто к ушам раковины приложили, а там, вместо морского шума, митинг какой-то. — Так бывает. — кивнул он. — Индивидуальная реакция. У браслетов подавления есть особенность. Когда они замыкаются в кольцо, то усиливают действие многократно. У тебя шум, у меня — тошнота. Два браслета на руки надеть, будет безостановочная рвота. До крови. — Сильно! — Да, неприятно. Хотелось спросить, что это вообще за металл такой, откуда его берут, но понимал, что это совсем не ко времени. На лестнице уже слышались шаги — получается, наша Маша засекла хозяина квартиры еще до того, как он в подъезд вошел. — Приготовились. — одними губами произнес наставник, когда шаги замерли перед дверью, и послышался скрежет, вставляемого в замочную скважину ключа. Я не стал полностью переходить в боевую форму. Только "подрос" на голову, да в плечах раздался. Ровно до того объема, чтобы свободная рубашка натянулась на выросших мышцах, но не порвалась. Все-таки "учебный лагерь" дал мне кое-что. Я гораздо лучше контролировал свою способность. Дверь открылась и свет с лестничной площадки осветил фигуру молодого человека. Русского, довольно высокого, но при этом худого, как каланча. По моему лицу тотчас мазнуло легким ветерком — это Герман активировал поле, которое должно было прижать подозреваемого к полу. Так и произошло. Нескладный контур мужчины смялся, будто бы был бумажной фигуркой, на которую опустилась невидимая ладонь. Раздался стон — вряд ли это приятно, когда тебя неведомая сила в пол впечатывает — и я, не тратя времени, бросился вперед. Подмял задержанного, завел одну его руку за спину, и… взлетел. Другая сила, совсем не такая аккуратная и бережная, подняла меня в воздух и от души приложила о верхнюю часть дверного косяка. Позвоночник от удара будто бы выгнуло в обратную сторону, но выращенные мышцы сработали, как амортизаторы, гася урон. Обычный человек от такого бы хребет поломал, а я только крякнул от резкой боли, и тут же постарался себя зафиксировать. Растопырив руки и ноги, я попытался физической силой противодействовать той, что продолжала вминать мое тело в косяк. Получалось с трудом — давление словно бы нарастало с каждой секундой. Бросив взгляд на Германа, я заметил изумление на его лице. Вместе с напряжением — он тоже продолжал бороться на невидимом мне уровне. Мысль превратится в Халкова, я отмел сразу. Громила слишком велик, я попросту застряну в двери и лишу себя маневренности. Правда, при выросшей массе тела, я мог бы просто раздавить пожаловавшего домой телекинетика. Но "старшие товарищи" настаивали на том, чтобы подозреваемый остался жив. — Менты поганые! — наш подозреваемый, в это время поднимался с пола, и нещадно матерился. Одну руку он держал над головой, будто удерживал потолок и приклеенного к нему меня. Другую — вытянул в сторону Германа. С кухни выскочила Маша. Двигалась она быстро и как-то необычно. По коридору, который выводил с кухни к Герману, она как-то проскользила, оттолкнулась от пола, прыгнула на стену, а с нее, сгруппировавшись, как кошка, на нашего противника. В ее левой руке, зажатый обратным хватом, поблескивал кухонный нож. Сверх попытался перехватить ее в полете, но руки у него было только две. А его способность, кажется, работала именно в связке с указываемым направлением. И убрав руку от Германа, он тут же получил воздушный удар от него. Пошатнувшись, он тем не менее, устоял на ногах. Вряд ли потому, что Герман был слабее его. Просто кэкээсник не бил в полную силу, желая сохранить противнику жизнь, а тот, как раз, подобными сантиментами голову не забивал. Простоял, тем не менее, он недолго. Проскользнувшая под его рукой Маша, приземлилась на пол прямо между его ног, и без жалости полоснуло острым лезвием по внутренней поверхности бедра. Вскрик, брызнувшая из распоротой ляжки кровь, и телекинетик, потеряв равновесие, упал на одно колено. Руки, при этом, он на инстинкте убрал, и буквально сразу после этого, на него обрушилось полтора центнера живого веса. Больше он сделать ничего не успел. Еще в падении, я смог нацелится на кисть его правой руки, и сразу же обернул вокруг нее ленту "подавителя". Сразу после этого, сверх завыл на одной ноте. А после того, как я нацепил на него второй браслет, вырубился. Ну, неплохо вышло, я считаю. Настоящая командная работа. Сознательно, я не лез на первые роли, догадываясь что в первых рядах Герман поместил меня именно для этой цели — принять первый удар и отвлечь на себя внимание. Сейчас, поднимаясь с поверженного противника, я понимал, что мог и один его взять. Достаточно было только в боевую форму перейти. Но при этом, гарантировать сохранность подозреваемого, я бы не смог. — Один есть. — тем временем произнесла Маша. — Второй убегает. Черт, точно. Она же с самого начала говорила, что в квартире было два сверха. Из-за их близкого родства, она как раз и не могла определить, с каким типом нам предстоит столкнуться. По той же, вероятно причине, второго почувствовала только сейчас, когда телекинетик потерял сознание. — За ним. — коротко приказал Герман. — Я с задержанным останусь.