– Человеку плохо! Старичок Павел Петрович упал и не может подняться! У него в спине раздался какой-то хруст! Он что, будет лежать на моем чемодане на улице и стонать, пока вы тут жрете?! – озверела Глафира. – Вот ведь блин! – выругалась женщина. – Куда этот чертов старик опять полез? А вам, девушка, что, больше всех надо? – подала голос другая, полная женщина, вытирая рот салфеткой. – Да мне ничего не надо! Но старик лежит поверх моего чемодана. Снимите его с чемодана, и я от вас отстану. Я только что заехала и хочу наконец-то попасть в свой номер! – Глафира уже начала заводиться. – Кавалер чертов! – еще раз выругалась женщина, откликнувшаяся второй, и встала, вытирая руки о платье. – Небось хотел чемодан поднести? – Вы, что ли, Надя? – удивилась вдруг Глаша, почему-то представлявшая себе спасительницу, которую требовал к себе недужный дед, доброй и отзывчивой молоденькой девушкой. – А че? Я Надя, его медсестра, – подтвердила женщина и неспешно двинулась за Глафирой. – Сейчас, только в процедурке новокаин возьму и Леху найду… – Зачем? – не поняла Глафира. – Да у старика все время позвонок вылетает, поэтому он и не может встать от боли. Надо блокаду новокаиновую сделать, – пояснила Надя. – А Леха зачем? – спросила Глаша. – Так он хирург наш местный, – без энтузиазма пояснила Надя. Надежда распахнула дверь в ординаторскую с кривой табличкой на двери, внесла туда свои телеса и закричала: – Фу! Ой, как накурено! Леха, мать твою, ну что же ты делаешь? Глаша, гонимая любопытством, зашла за ней следом и с удивлением увидела долговязого парня с бледно-рыжими волосами, торчащими во все стороны. Тот лежал на топчане для пациентов, сложив руки на груди, в уличной обуви и белом медицинском халате весьма застиранного вида. – Что? – поднял Леха одну бровь. При этом от него пахнуло перегаром, таким жутким от дешевого спиртного, и не менее дешевым табаком. – Нажрался?! С утра?! – развела руками полная медсестра неопределенного возраста. – А че? Я смену закончил, – ответил Леха. Потом отвернулся и захрапел. – Вот ведь черт! Что же делать? – сама у себя спросила Надя и посмотрела на Глашу, словно спрашивая у нее совета. – Ладно, пошли, сама деда отволоку. До завтра полежит, а Леха очнется и сделает ему блокаду. Тут уж без вариантов! – Что ж, человек до утра будет мучиться? – спросила Глафира, удивленная организацией медицинской помощи в санатории. – А че делать? – Я сама могу сделать… – предложила Глаша и запнулась. – Ты? А ты кто? Новый врач? – с удивлением уставилась на нее Надя. – Нет, я пациентка. То есть отдыхающая, – поправилась Глафира. – Но по специальности я врач-хирург, так что могу сделать совершенно спокойно. – Ой, как хорошо! – засуетилась Надя вокруг нее, словно та была флагштоком, и затрясла ее. – Просто здорово! Павел Петрович очень ценный человек для нашего санатория, как-то нехорошо получилось… А можно кольнуть его прямо там, на улице, чтобы нам не тащить деда в кабинет? – Попробуем, – кивнула Глаша, для которой провести такое мероприятие было на самом деле привычным делом. Она в сопровождении Нади вышла из корпуса и направилась в сторону пострадавшего. Надя несла лоток со шприцем под стерильной салфеткой. – А чем знаменит дедушка? – поинтересовалась Глафира. – Павел Петрович? О! Ему восемьдесят пять лет, и добрую половину из них он каждое лето проводит у нас. Наш постоянный клиент. Селится на три месяца в люксе, оплачивает все дополнительные дорогие процедуры. – Какие? – заинтересовалась Глаша. – Маникюр, педикюр, уход за кожей, отдых в спа-салоне… – Шутите? – удивилась Глафира. – Нет! – Надя захохотала. – А вы его любимая медсестра? – спросила Глаша. – Ну, не сказать, что любимая… Просто я здесь самая старшая по возрасту, то есть больше всех знаю его. Он мне доверяет, – пояснила Надя. Когда они подошли к чемодану Глаши и деду, торчащему худой, непривлекательной задницей вверх, там уже собралась охающая наблюдающая толпа из старушек, немножко разбавленная старичками. – Господа отдыхающие, разойдитесь! – закричала Надежда зычным голосом. – Ой, слышу голос моей спасительницы, – возрадовался старик. – Ну и чего вы, Павел Петрович, такие па выделываете? Ай-яй-яй, ведь не мальчик уже… – Не мальчик, и правда не мальчик, Наденька. Надо снова эту, будь она неладна, блокаду делать. Только она и вернет меня к жизни! – Сейчас сделаем, Павел Петрович. – Да уж, сделайте… А Леша где? – Старик попытался повернуть голову в сторону, но у него не получилось. – Я с доктором, но не с Лешей. Да какая разница… – успокоила его Надежда. Глафира с ужасом заметила, что старика уже вырвало то ли от боли, то ли от неудобного положения – он лежал головой вниз – прямо на ее чемодан. Надежда попыталась разогнать зевак, но те отодвинулись всего на пару-тройку метров. Народ жаждал зрелищ, а в санатории, видимо, только на это и можно было поглядеть… Медсестра приспустила трусы на деде. – Наденька, а доктор-то хоть надежный? А то я так оконфузился! Женщину красивую увидел, и вот… – Всегда у вас так! – Надежда подмигнула Глафире. – Только бы она не застала меня в такой позе да еще испачканного! – охал старик. – А вот раньше надо было думать! Глаша молча надела одноразовые резиновые перчатки, обработала место укола йодом и взяла шприц с новокаином. Через пару минут дед перестал стонать, вздохнул с облегчением, так как боль отступила. Его подняли на ноги все такого же, в сгорбленной позе. Надежда с восхищением посмотрела на Глафиру. – Мне совсем не больно было! Такая легкая рука! – радовался дед. Глаша сняла перчатки и положила их в лоток. Дед оторопел, когда наконец смог посмотреть в глаза Глафире. – Душечка, так это вы моя спасительница? Надо же, какой казус! – затрясся старик. – Я тут вам чемодан немного испачкал, так уж извините, пожалуйста. Я сейчас исправлю. И он собрался было наклониться под дружные крики «Нет!» со стороны медсестры и Глафиры. Надя вовремя подхватила старика под руку и поволокла к лечебному корпусу. Шел Павел Петрович очень плохо, даже и с чужой помощью, но все же оглядывался и кричал Глаше комплименты: – Нимфа! Богиня! Спасительница! Спасибо вам! Какая ручка легкая! Теперь только к вам! «Не дай бог, – пронеслось в голове у Глафиры. – Ну и начало отпуска… Только этого мне и не хватало…» Надя же крикнула ей: – Спасибо за помощь! Ты иди к себе в люкс. Я сейчас пригоню кого-нибудь с твоим чемоданом. У тебя какой номер? – Тринадцатый. Надежда неопределенно хохотнула и поволокла Павла Петровича дальше. Глафира побрела по пыльной дорожке в поисках своего корпуса, немного беспокоясь за судьбу чемодана. Но так как поднять его и дотащить до места назначения она все равно не могла, ничего другого ей не оставалось, как буквально бросить на дороге. Краем глаза она увидела охранников, снова уставившихся на нее и что-то бурно обсуждавших между собой. До ушей донесся их хохот. Наверняка мужики обсуждали, что заставили ее бегать по территории санатория, а также особенности фигуры прибывшей отдыхающей по новому кругу. Сделав вид, что ничего не слышит, Глаша свернула на тенистую аллею и вышла к заброшенному двухэтажному дому. Только заметив перед двумя подъездами облезлые коврики и ржавые железные решетки для вытирания подошв, она поняла, что корпус жилой и, по всей видимости, является пресловутым корпусом люкс. «Невероятно… Что ж за гадюшник такой, этот элитный санаторий? Ничего хуже я не видела… Красавчик-меценат просто издевается надо мной! О каком вип-отдыхе он говорил? Свиноферма в глухомани – вот какое все это производит впечатление. Да и, честно говоря, обслуживающий персонал тут тоже под стать – что охрана, что медицинские работники, что хирург с мутными глазами…» Глаша пыталась себя как-то взбодрить, но пока у нее не получалось. Глафира вошла в темный прохладный холл и, никого не увидев, чтобы спросить, двинулась искать свой тринадцатый номер. «Вот и поверишь после этого в несчастливые числа», – буркнула она, блуждая по темным коридорам пустого дома, трогая шершавые стены и стряхивая с них и со своих пальцев паутину. Табличек на дверях не было, поэтому Глафира с радостью вошла в первую же комнату, дверь которой была приоткрыта и пропускала дневной свет, хоть и рассеянный. – Эй, есть кто? – В ответ тишина. – Понятно… Войдя в номер, Глаша все-таки обнаружила, что он явно кем-то занят. Она развернулась, чтобы уйти, и лоб в лоб столкнулась с мужчиной с голым торсом и с белым полотенцем, обернутым вокруг бедер. Тот вышел из душа, весь мокрый, по его мускулистым рукам стекали капли воды, а вся грудь была покрыта густой растительностью. Волосы у него были темные, с сединой, глаза – темно-синие, очень красивые и немножко удивленные. – Простите… – стушевалась Глаша, которая по первым впечатлениям от санатория не ожидала увидеть здесь такого молодого человека. До сих пор ей встречались только люди весьма преклонного возраста. – Постельное белье можно было бы уже и сменить. Кстати, я уже просил, – буркнул мужчина хриплым голосом вместо приветствия. – Да? Ну, я не знаю… – поежилась Глафира, с трудом отрывая взгляд от его волосатой груди. – А кто-нибудь в этом отеле что-нибудь знает? – недовольно воскликнул незнакомец.