Глава 1 Глафира Геннадьевна Ларская не знала, существуют ли в природе черные зебры, но ей досталась именно такая. Это по аналогии с высказыванием, что жизнь, как зебра, – полоска белая, полоска черная… У всех людей в жизни случаются и удачи, и неудачи, то у тебя все хорошо, то все плохо, успех сменяется затишьем, и ты ждешь, когда же тебе снова начнет везти. И в личной жизни – то встречи, то расставания, то новый любовный подъем, поиск новых отношений… Но в случае с Глафирой как-то так все складывалось, что положительные эмоции проходили мимо. Много раз, впадая в отчаяние, она пыталась понять, почему с ней произошло такое. Почему ей все время не везет? Еще в детстве Глафира получила психологическую травму из-за отца, который частенько позволял себе напиваться и бить жену с маленькой дочкой. У девочки складывалось полное ощущение, что ее ненавидят, что она предмет раздора между родителями. Нередко отец бросал жене страшные фразы: – Родила уродину и от рук отбилась! На мужа совсем перестала обращать внимание! Если бы не Глашка, жили бы и дальше, как люди… Был бы сын, так хоть меня бы уважал, а эта – ни то ни се… Смотрит волчонком, и толку никакого! Забившись под кровать, Глаша дрожала осиновым листом, проклиная в первую очередь себя за то, что своим появлением на свет разрушила счастье мамы и папы. А маму девочка очень любила и часто видела, как она плачет и страдает. И все это, естественно, принимала на свой счет, а такую ношу маленькому ребенку нести очень тяжело. Поэтому Глаша стала замкнутой, нелюдимой, погруженной в странные мысли, отсюда и проистекало ее отстраненное поведение. Она словно боялась чего-то или ждала, что произойдет только плохое. Малышка полностью ушла в себя, в собственный мир фантазий, где были счастливая мама и непьющий папа. А потом, когда Глаша подросла, конечно же, в ее мечтах появился принц, который безумно влюбится в нее. На принца возлагалась совершенно непосильная для современных мужчин роль – быть спасителем, учителем, отцом, любовником и психотерапевтом, причем одновременно. Уже много позже Глафира поймет, что такого абсолютного и в чем-то наивного счастья быть не может, потому что его в природе нет. И сознание этого отразилось большой болью в ее сердце, от которой она так и не оправилась до конца. Обычный человек способен держать удар и стойко переносить неприятности, понимая, что мир не черно-белый, находит лазейки и полутона, а затем двигается дальше. А с Глашей, при ее ранимой психике, все было по-другому – она не могла противостоять ударам судьбы, терялась в каждой непредвиденной ситуации. И постепенно превратилась по своему мироощущению в ушедшую в себя, сломленную и подавленную женщину, с которой было тяжело общаться. Да и ей самой было очень в жизни не сладко. Единственным ее развлечением с детства стали книги, так как игрушек родители не покупали из-за бедности, а друзей у нее не было. Даже если бы таковые и появились, Глаша не смогла бы пригласить их к себе домой, потому что дома был ад. И закончился он соответствующе: отец забил мать до смерти и сел в тюрьму на долгие годы. Глафире тогда исполнилось шестнадцать, и осталась она с бабушкой Галиной Николаевной. После трагедии в семье две женщины, пожилая и совсем юная, сблизились, поняв, что только они и есть друг у друга на этом свете. Понятно, что Глафира, имея в качестве друзей книги, училась очень хорошо, поэтому после окончания школы решила продолжить свое обучение, которое тогда еще было бесплатным. Специальность девушка для себя избрала серьезную и ответственную – надумала поступить в медицинский институт в своем городе. Ожидая экзамена, теплым летним днем Глаша стояла у высокой кованой ограды институтского корпуса, прижимая к груди пакет с документами. А вокруг разворачивалась прямо-таки «куликовская битва». Несколько сотен абитуриентов и еще больше их родителей, приникших к ограде, заполнили все пространство. Они гудели, шумели, словно старались перекричать друг друга. Родители давали отпрыскам последние напутствия перед экзаменами, дети проверяли шпаргалки, лихорадочно листали учебники, стремясь, так сказать, «надышаться перед смертью». Как будто в такой обстановке можно что-то запомнить! Вели себя абитуриенты по-разному. Кто-то самодовольно заявлял: – Хватит стенать! Я – медалист! И все знаю! Сдам, а как же иначе? Некоторые же в сотый раз протирали очки, рискуя на жгучем и горячем солнце через оптику развести огонь, шмыгали носами, вытирали пот носовыми платками, пытаясь унять дрожь. И постоянно бормотали: «Я ничего не знаю! Совсем! Что делать? Я не поступлю! Куда я иду? Такой конкурс! Такой сложный вуз! Все! Я уже провалился!» Этакие нервные, истеричные личности с потными, холодными руками и бледными лицами… Поражало то, что они намеревались поступить в медицинский институт и собирались помогать другим людям. С такими-то нервами! При взгляде на них рисовалась в воображении безрадостная картина из будущего: – Что это, пациент? Как в наркозе… Что же делать? Позовите хирурга! Что? Я и есть хирург? Не может быть! Мама!! Я ничего не знаю!! Аппендицит – несложная операция?! Да что вы говорите! Это как посмотреть!! Я – натура эмоциональная и сомневающаяся, вы уверены, что у него именно аппендицит? Что значит я врач – мне и решать! Я не выдержу такого давления, у меня начинают трястись руки… вдруг я задену сосуд и начнется кровотечение? Мне уже плохо… Помогите! Глаша – высокая девушка со строгим выражением при достаточно нежных чертах лица, с большими, грустными, голубыми глазами и длинными, светлыми волосами – смотрела на все это со стороны и тоже паниковала, правда, в душе, внешне она была, как всегда, очень сдержанна. Внезапно к ней подошла девушка, от неожиданности Глафира даже вздрогнула. Она не привыкла, что на нее обращают внимание, а уж чтобы подходили… Подошедшая девушка была высокая, как и она, такая же худая, но с темно-каштановыми короткими волосами и большими, очень мягкими карими глазами с забавно загнутыми кверху ресницами. На ней были надеты джинсы и топик черного цвета. На плече висела большая холщовая сумка с разноцветными кисточками, этакая «а-ля хиппи». – Привет! – сказала она, улыбаясь открытой, располагающей улыбкой. – Здравствуйте, – сжалась Глаша, словно ежик, сворачиваясь в клубок. – Ты чего со мной на «вы»? – очень сильно удивилась подошедшая девушка. – Ты из секретариата института? Ждешь кого? Послушай, можно я дам тебе денег, ну, такую маленькую взяточку? А ты потом проследишь, чтобы в моем сочинении ошибок было хотя бы на троечку? Проблема у меня… Фантазии у меня хоть отбавляй, то есть сочинение напишу на любую тему, но вот ошибки «клею» в каждом слове… Но это же не важно для врача, они так все пишут, что никто все равно не поймет, есть там ошибки или нет? Глаша посмотрела в эти веселые светло-карие глаза и почувствовала доселе неизвестное ей чувство. Такое дикое расположение к этой девушке, симпатию в кубе, словно она ее очень давно и очень хорошо знала. Странно, что такое чувство появилось с первой секунды общения. Чем его можно было объяснить? Возможно, совпадением биополей и какой-то энергии? Словно ты взяла один пазл из большой кучи, и он сразу же подошел. Вот такие вот чудеса… Именно это и называется удачей, такой джек-пот для новичка. У нее самой даже непроизвольно растянулся рот в улыбке, чего ранее с Глашей никогда не наблюдалось. Именно поэтому она ответила подошедшей девушке с присущим прирожденным чувством юмора. То есть этого никто не знал, она сразу же приоткрыла свой внутренний мир этой девушке. – Деньги я бы взяла, они мне пригодятся, а вот помогу вряд ли… Я не из секретариата, я – обычный абитуриент, такой же, как ты. Девушка почесала затылок, поставив свои жесткие и густые каштановые волосы дыбом. – Да? Ошибочка вышла… А чего ты так особняком стоишь? Не похожа на остальных… – Я? Мне всегда говорили, что я не похожа на других… А чего с ними стоять? Там так орут и гудят, что у меня голова начинает болеть. – А ты одна? – спросила девушка, озираясь по сторонам, ища моральную поддержку. – Одна… – Чего родители не пришли поддержать? Понятно, что не помогут, но хоть так, психологически… – А у меня их нет… Мама умерла, отец в тюрьме, а бабушка слишком старая… Зачем ей тут стоять на солнцепеке несколько часов? Я, наоборот, нервничать буду за нее и ничего не напишу, – честно ответила Глаша. – Ну, ты даешь! – округлила глаза девушка. – У тебя такая сложная ситуация, тебе обязательно поступать надо! Профессия будет в руках! Деньги и так далее… Я искренне тебе этого желаю! – Я тоже на это надеюсь. Девушка окинула ее высокую, стройную фигуру в строгом платье мышиного цвета и спросила: – Выглядишь «ботаником». Небось медалистка? Стоишь как айсберг, не волнуешься даже… – Я нормально училась… но по натуре – я чистый гуманитарий. Все предметы с текстом, где нужно читать, запоминать, у меня на твердую пятерку, а вот точные науки… – В голубых глазах Глаши мелькнул такой неподдельный ужас, что ее собеседница рассмеялась: – Что? Китайская грамота? – Вот тут бы я поспорила… Китайскую-то грамоту я выучила бы быстрее, а вот цифры не понимаю. Они мне как-то неинтересны. – А у меня все наоборот! Физика, математика – как раз мое, я в них как рыба в воде. Мне кажется очень интересным решить сложную задачу – сродни выбросу адреналина в кровь. Чем больше цифр в примере, тем интереснее привести их к верному решению. А вот гуманитарное – не мое… А тут, как назло, экзамены начинаются с сочинения, с моего самого «трухлявого» места. – Трухлявое место… – повторила Глаша, веселясь от всей души, и стала искать синонимы: – Слабое место, гиблое, жуткое… – Тебе бы сценарии для ужастиков писать! – хихикнула кареглазая девушка. – Но про меня и сочинение – очень точно. – Зато экзамены заканчиваются физикой, в которой я ничего не понимаю, – вздохнула Глафира. – Да, обидно, – согласилась собеседница. – Я-то срежусь на сочинении и буду свободна, как птица. А ты сдашь сочинение, биологию… в общем, потратишь кучу нервов и сил и срежешься на последнем экзамене. – Вот и я о том же думаю. Зачем вообще в мединститут сдавать физику? – пожала плечами Глаша. – Наверное, специальность такая… – Какая? – поинтересовалась Глафира. – Очень серьезная! Все люди как-то зависят друг от друга. Так или иначе. Например, когда мы садимся за руль и выезжаем на дорогу, то представляем опасность для пешеходов и других автолюбителей. Но чисто гипотетически, то есть что-то может случиться неприятное, а может и ничего не произойти… Врачу же люди доверяют свою жизнь не абстрактно, а реально. Вот на приемных экзаменах в мединститут и хотят найти абитуриентов с нормально развитой головой… В смысле, чтобы у них и левое полушарие, и правое работало одинаково… Чтобы человек был всесторонне развит, а не «математик» или «гуманитарий». Глаша слушала девушку открыв рот. Ее посетило смутное беспокойство: – Ой, значит, я явно однобоко развита… Что же делать? Я нанесу вред людям? Незнакомка рассмеялась: – Да я просто так сказала! Ты что, серьезно поверила? Нельзя быть такой ведомой… Тут же, среди абитуриентов, наверняка и дураков, и мерзавцев полно. Вот какими они будут врачами – большой вопрос! Кстати, меня Настей зовут. – Глаша, – представилась и Глафира. Настя огляделась. – В институт уже пускают. Пойдем вместе, а? Скоро уже начало экзамена. И девушки вдвоем поспешили в главный корпус. Так началась их дружба. Много лет спустя Настя с Глашей на вопросы: «Как вы познакомились? С чего началась ваша такая крепкая дружба?» – со смехом отвечали: – С туалета. В нервной обстановке экзаменов так вот промахнулись и теперь мучаемся… Но это будет много позже. А в тот день они еле успели к моменту, когда вся огромная разношерстная толпа ринулась в аудиторию для сдачи экзамена. – Если бы мы сели рядом, я бы проверила твои ошибки, – шепнула новой знакомой Глаша, – но это невозможно. Здесь все предусмотрели: каждого входящего в аудиторию провожают на место, чтобы абитуриенты не расселись по своему желанию… Девушки встали почти в хвост длинной очереди. Настя постояла некоторое время, потом задумалась. Наконец что-то пришло ей на ум. – Стой здесь, я сейчас… – шепнула она Глаше. Девушка начала пропихиваться вперед, извиняясь и говоря, что она не из очереди, но ей надо срочно что-то кому-то передать. Возле двери аудитории Настя замерла на несколько минут, прильнув к косяку. Член приемной комиссии, рассаживавшая абитуриентов, сделала ей замечание: – Здесь нельзя находиться! Или проходите в аудиторию, или займите свое место в очереди… – Сейчас-сейчас, я тут минутку постою и уйду! Мне плохо, – проговорила Настя. – Стало очень душно в очереди, перенервничала я что-то… На улицу не хочу идти, боюсь, экзамен пропущу, а здесь в дверях сквозняк. Сейчас подышу немного и уйду… Через несколько минут Настя вернулась к Глафире и зашептала ей на ухо: – Закономерность шахматного порядка есть… Сейчас просчитаю, на сколько человек вперед я должна оказаться в очереди, чтобы войти в аудиторию раньше тебя… – Да как ты встанешь впереди? Никто не пропустит! Все же буквально на взводе! – Ты меня еще не знаешь… – усмехнулась Настя и снова двинулась вдоль очереди. Потом она вклинилась впереди какого-то парня, поблагодарив судьбу, что нужный по счету человек оказался именно парнем. Дальше разыгрался спектакль о внезапно возникшей неземной любви с первого взгляда. Оторопевший парень ничего не понимал и едва слышал, что говорит незнакомая девица, рассыпаясь ему в комплиментах. И даже не заметил, как та вошла в аудиторию перед ним. – Вам уже лучше? – спросила распорядительница, узнав Настю. – Абсолютно! – ответила девушка, ожидая появления в аудитории Глаши. Расчет оказался верным – Глафира села четко позади нее. – Гениально! – прошептала Глаша в каштановый затылок новой знакомой. Вскоре внесли конверт, распечатали его, написали на доске четыре темы для сочинения и начали отсчет времени. Абитуриенты принялись творить. Глафира свое сочинение не проверяла – она писала без ошибок, зато вовсю напрягала зрение, чтобы увидеть лежащее перед Настей сочинение. Как назло, почерк у той был довольно мелкий. Глаша тыкала в спину Насти ручкой, и по количеству «уколов» девушка отсчитывала строчку, а затем слово, в котором допущена ошибка. И так страница за страницей. Из аудитории они вышли вместе.