Васе исполнилось восемь лет — пора было учиться, а в Бузиме школы не было. Решили отвезти его в Красноярск. Прасковья Фёдоровна устроила Васю к его тётке — Ольге Матвеевне Дурандиной. Та с радостью приняла племянника, отвела ему комнатку, где он должен был жить всю зиму, до летних каникул. В те времена в школах с учениками не церемонились. Учителя были грубы и безжалостны. За малейшую провинность хлестали ученика линейкой по рукам, угощали зуботычинами, ставили на коленки в угол на «дресву» — мелкий острый камень, чтобы больнее было. Вася попал в старший подготовительный класс. Мальчики учились уже второй год, а он ничего не знал. Вот и начали мальчишки изводить новенького ученика, а учителя — браниться. Мать погостила несколько дней у Дурандиных, оставила Васе рубль пятаками и собралась ехать домой. Вася в это утро собрал в сумку книжки и тетради, простился с матерью и пошёл в школу. И так вдруг не захотелось ему идти в это противное казённое здание, встречаться с этими злыми учителями и чужими мальчишками, что он подумал-подумал, да и свернул в сторону. Решил бежать домой — в Бузим. Закинув на плечо сумку с книжками, он зашагал по обочине. Дошёл до девятой версты, до столбика с крылышком, на котором была цифра 9. Тут почудилось ему, словно вдали кто-то едет. Лёг на дорогу, приложил ухо к земле и стал слушать. Земля отдавала глухим топотом копыт. Только успел он вскочить на ноги, глядит — нагоняет его знакомый тарантас с Соловым и Рыжим в упряжке, а на козлах — их кучер Семён. Вася кинулся к стогам в поле. Но Прасковья Фёдоровна тут же заприметила его: — Стой-ка, Семён! Никак наш Василий в поле бежит… Лошадей остановили. Прасковья Фёдоровна вышла из тарантаса и окликнула сына. Вася молчал. Потом вдруг с плачем перебежал поле и бросился маме на шею. Так они стояли на дороге, обнявшись, и оба плакали. Прасковья Фёдоровна ласково принялась корить сына: — Что же ты, Васенька, наделал? Неучем хочешь остаться? Ведь отец так рассердится на нас, если я привезу тебя обратно, он же нас в дом не впустит!.. Садись-ка лучше в тарантас. Я сама тебя отвезу в школу, и никому ничего не скажем! Вася молча влез в тарантас и поехал с матерью обратно. Прасковья Фёдоровна попросила в школе перевести сына в младший класс. Когда дверь за Васей закрылась, она ещё долго караулила его, сидя в тарантасе возле школы, не решаясь пуститься в путь. С той поры стал учиться Вася вместе со сверстниками. Он боялся унизительных наказаний и потому старался изо всех сил. К новому году он был одним из лучших учеников… Но девятую версту он запомнил навсегда. Много лет спустя, приезжая из Москвы погостить к брату, на вопрос Александра: «Ну, куда поедем кататься?» Василий Иванович неизменно отвечал: — На девятую версту! Люблю я это место! ЛЮБИМЫЙ УРОК — РИСОВАНИЕ Арифметика и алгебра — науки нетрудные, если только не прозеваешь правила и запомнишь с самой первой страницы учебника. История — совсем лёгкий предмет, заучить только, когда что произошло, а события сами запоминаются, особенно, если хорошенько представить себе, как всё это было. География. Ох, уж этот учебник географии! Словно сухой горох лущить. Карты, таблицы, широты, границы!.. На севере — тундра, мох, лишайник, чахлая растительность… Ничего не понятно и совсем не интересно! А стоит пойти в воскресенье на большой базар, непременно встретишь людей из тундры. Тут и увидишь, во что они одеты, на чём приехали, что привезли, что увезут, — всё узнаешь! А чего не поймёшь — расспросишь у бывалых людей, вот тебе и география! Самый любимый урок — рисование. Николай Васильевич Гребнёв совсем не похож на других учителей. Человек спокойный, тихий, никогда не кричит, не хлопает линейкой по пальцам, не бранится. Вася знал, что Николай Васильевич окончил в Москве Училище живописи и ваяния и всё-таки не остался там, а приехал в такую даль, чтобы поделиться с ними, со школьниками, всем, чего достиг сам. Он учил наблюдать, думать и, самое главное, видеть и любить красоту. Он мог часами рассказывать ученикам о картинах таких замечательных художников, как Александр Иванов, Брюллов, Боровиковский, Айвазовский… Что знал о них Вася раньше? Ничего. В Красноярске не было музея, не было выставок. Единственное, что ему случалось видеть, — это народные картинки — лубки, да у соседей — казаков Атаманских — висели три картины: на одной из них были изображены умирающий рыцарь и дама, зажимающая ему рану платком, две другие были портретами каких-то генералов-губернаторов. Когда Николай Васильевич впервые показал одиннадцатилетнему Васе напечатанные в журнале репродукции картин знаменитых итальянских и русских художников, для него открылся новый мир, полностью захвативший его. Гребнёв заставлял ученика делать копии с этих репродукций. Сначала у Васи ничего не получалось, он просто плакал от досады, и тогда сестра Катя утешала его: — Не плачь, Вася. Ничего! Выйдет когда-нибудь… И Вася снова принимался рисовать, пока не добивался своего. Потом он пробовал раскрашивать эти рисунки, и получалось очень хорошо. С Гребнёвым Вася крепко подружился. Вместе они ходили на Часовенную гору, писали акварелью Красноярск. Вместе ездили в тайгу. И понемногу приучался Вася рисовать с натуры. Вася умел во всё вглядываться. Смотрит в лицо человеку, примечает, как глаза расставлены, уши посажены, нос и ноздри лепятся на лице… Зажгут свечу — он смотрит, как колышется пламя и колеблются тени на стене. Покроется мама платком — а он наблюдает, как ложатся складки возле лица. На улице присматривается, как выгнуты полозья у саней. Встретит на базаре кого-нибудь из тундры — с интересом разглядывает расшитые бисером вставки на груди и на плечах на их оленьей одежде. Ничего не ускользало от Васиного взора и всё откладывалось в памяти, чтобы когда-нибудь ожить на холстах, под кистью мастера, которым он стал через много лет. БЕЗ ОТЦА Пятый год жили Суриковы в Сухом Бузиме. Вася каждое лето приезжал туда на каникулы. Прасковья Фёдоровна, бывало, не могла дождаться того часа, когда сядет в тарантас и отправится в Красноярск за своим дорогим Васенькой. Но в этом, 1859 году, не суждено было Васе провести лето в Бузиме. В феврале Ивану Васильевичу стало совсем худо, и он вскоре скончался. В жизни Суриковых всё перевернулось, словно покатилось под откос. Через месяц распрощались они с Сухим Бузимом навсегда. После степной глуши Красноярск, куда Суриковы снова вернулись, показался им чуть не столичным городом, хоть улицы были немощёные и весной и осенью утопали в грязи. По ночам Красноярск погружался в непроглядный мрак: уличных фонарей ещё не было. Засветло запирались от варнаков все ставни и двери. Сибирские семьи и сами неохотно общались друг с другом. Приезжих и пришлых вовсе чуждались, жили уединённо. Изредка навещала Суриковых торгошинская родня. Сами в Торгошино не ездили — коней пришлось продать. После смерти мужа назначили Прасковье Фёдоровне крохотную пенсию — три рубля в месяц. Прасковья Фёдоровна с Катей стали брать заказы на вышивку и плетение кружев. Вставали в доме до света. Перед уходом в школу Васе полагалось наколоть дров и натаскать воды из колодца. Мать держала детей в строгости — ничего нельзя было сделать, никуда пойти без её разрешения. По вечерам Катя с матерью вышивали при свечах, а Вася, покончив с уроками, играл на отцовской гитаре или рисовал. Этого любимого дела он не оставлял и по-прежнему дружил с Гребнёвым. И вот пришла весна 1861 года. Вася с отличием закончил школу. Минуло ему тринадцать лет. Осенью он должен был перейти в Красноярское приходское училище. В торжественный выпускной день заместитель губернатора Родиков посетил школу. Всё было очень парадно, и директор школы преподнёс Родикову рисунок акварелью, изображавший букет цветов. Акварель была сделана уже с каким-то мастерством. Старик Родиков — большой любитель и знаток искусства, надев очки, долго и с интересом рассматривал подарок, а потом спросил: — Кто это рисовал? Ему подвели Васю Сурикова. Старик поглядел на него поверх очков и серьёзно сказал: — Ты будешь художником. Вася стоял молча перед Родиковым, но всё в нём горело. Ему страшно хотелось поверить в это предсказание… А предсказание сбылось! И Вася Суриков стал великим живописцем. Он больше всего любил историю родины, и все его лучшие картины посвящены русской истории. В Москве, в Третьяковской галерее, находятся три большие картины Сурикова: «Утро стрелецкой казни» — про бунт стрельцов при царе Петре Великом, вторая — «Меньшиков в Берёзове» — о ссылке знатного вельможи, любимца царя Петра, на Крайний Север, и третья картина — «Боярыня Морозова». Эта картина рассказывает о боярыне, осмелившейся из-за религии, из-за веры пойти против царя. А в Ленинграде, в Русском музее, можно увидеть другие работы Сурикова, посвящённые Сибири, которую он так любил всю свою жизнь. Огромное полотно — «Покорение Сибири Ермаком». Тут же находится и «Переход Суворова через Альпы». Это картина о знаменитом полководце Суворове. И ещё одна историческая картина — «Степан Разин». Одну картину, что висит в Русском музее, мы хотим показать вам в нашей книжке. Это замечательная картина — «Взятие снежного городка». На ней изображена весёлая зимняя забава, сибирский народный праздник. Сам Василий Иванович Суриков любил принимать в нём участие. Строили снежную крепость, обливали её водой. Она замерзала, как ледяной дворец. Казаки должны были разбить её, наскакивая на крепость верхом на коне. Картины Сурикова висят в галереях многих городов нашей страны. А в Красноярске, в доме, где родился и жил художник, всё сохранилось, как было. И там теперь музей. На одной из центральных улиц Красноярска стоит памятник великому красноярцу — Сурикову, творчеством которого гордится наш советский народ.