– Чего ты хочешь? Дэймон прижал мое запястье к стене, улыбаясь. – Хочу узнать, что он в тебе видит. Может, я тоже это увижу. Желудок скрутило в узел. Твою мать, уж лучше умереть. Заглянув в его черные глаза, ощутила запах того дерьма, которое он курил. Крик застрял в горле. Просто закричи. Кричи. Здесь никого нет, никто не услышит, а даже если бы и был, Мартин Скотт все равно не поверит мне. Я поплачусь за это в любом случае. – Убирайся, – прошипела сквозь зубы. – Проваливай к черту! – Думал, ты окажешь более яростное сопротивление, – произнес он, изучая меня. – Я немного разочарован. Что, у тебя встанет, только если я буду бояться? Мне было страшно. – Уходи. – Грозно смотря в глаза, я дала ему пощечину. Парень перехватил мои руки. Полотенце упало. Держа оба моих запястья и навалившись всем весом, Дэймон зажал их между нами. – Уходи! – прорычала я. – Тогда кричи, – потребовал он. Я стиснула челюсти, притворяясь сильной, однако дышала судорожно. Дэймон не переставал смотреть на меня. Вода лилась на нас пока он с любопытством рассматривал мое лицо. – Почему ты не кричишь? Ты не поймешь. Я полагала, для него это в новинку. Охота его заводила. Но все планы рушились, если жертва оказывалась в подобной ситуации не впервые, не так ли? Ведь ему нужна была не кровь, а страх. Дело не в сексе, а в силе. Взгляд Дэймона скользнул вниз по моей шее, медленно спустился по руке. Он прищурился. Я не кричу, потому что… – Потому что крики не помогают, – пробормотал парень. – Да? Сердце гулко громыхало в груди. Застыв, уставилась на него, пока он изучал синяки в форме пальцев, опоясывающие мою руку, царапины на ногах, сине-фиолетовые пятна на плечах. – Потому что ты устаешь быть жертвой, – словно размышляя вслух, произнес он, – и проще позволить этому случиться. Дэймон поднял глаза. Мое горло болезненно сжалось из-за его слов. Он ослабил хватку, но я не убежала. – Притворяться, будто мы контролируем все, что с нами происходит. Парень несколько раз моргнул, тревожно нахмурив брови; его манера поведения полностью изменилась. Мой подбородок дрожал. – Пока не забудешь, кем была до того, как начала лгать даже себе, – добавил Торренс. – Пока не забудешь, что когда-то улыбалась, и тебе не было так чертовски больно. Слезы наполнили глаза; я стиснула зубы, чтобы держать себя в руках. Насилие воспринимается как любовь. Мне вспомнились его слова с урока литературы. Изголодавшийся человек проглотит что угодно. Склонив голову набок, он еще раз окинул взглядом фиолетово-красные синяки на одном боку и на бедрах. На парне не было никаких видимых следов от ран. Однако существовали разные виды боли. – Уилл такой, – голос Дэймона смягчился, стал более печальным, – не так ли? Как улыбка, от которой не больно. Я кивнула. – Простой, нормальный, умиротворяющий… Он – единственная часть моей жизни, не тронутая ничем уродливым. Ничем не оскверненная. Он – единственный, кто до сих пор остается прекрасным, думает, что мир прекрасен, верит, что люди прекрасны, и все такое. Да. Но я не могла ответить вслух. И без того было трудно сдерживать рыдания. – Ты не можешь забрать его у меня, – сказал парень, отпустив меня и попятившись назад. В этот момент я поняла, в чем именно заключалась проблема. Я не была ему неприятна. Его возмущало то, что я так нравилась Уиллу. Один день, проведенный в его галстуке – мне нравилось, какие чувства Уилл во мне пробуждал, поэтому я хотела постоянно иметь при себе его частичку, – ничто по сравнению с годами, в течение которых Дэймон полагался на него как на маячок надежды, показывающий, что мир по-прежнему остается красивым местом. – Сама знаешь, у вас все равно не сложится, – заметил он. – Его семья – одна из богатейших в стране, Эмери. Его жизнь находится далеко за пределами твоего понимания, и наоборот. Ты знаешь, что тебе нет места на фото Уилла Грэйсона с выпускного бала. Я опустила глаза, медленно присела, подняла промокшее полотенце и прикрылась им. – Понимаю, – продолжил Дэймон. – Больно слышать, но это правда, и тебе это прекрасно известно. Более того, все бессмысленно, потому что ты себя знаешь. Даже я знаю, какая ты. Вся школа знает. Он не подойдет тебе, потому что ты стремишься быть несчастной и утянешь его на дно. Сжав кулаки, желала хорошенько его исцарапать. Я не несчастная. Я… Сердце оборвалось, и я отвернулась. Дэймон прав. С самого начала я отталкивала Уилла. Мне было известно, чем это закончится. Лучше ничего не начинать. – Он взял тебя измором, и тебе нужна разрядка. Я понимаю. Парень вновь приблизился ко мне. Капли воды оросили его тело. Он нависал надо мной, все еще пугая, однако не так, как раньше. – Так прими все без прикрас, – прошептал Дэймон. – И расслабься со мной. В животе закружился вихрь. Что? – Его увлеченность пройдет, поэтому притворись, будто контроль в твоих руках, – поддразнил он. – Называй вещи своими именами, ведь это точно не любовь. Симпатия. Гормоны. Сиюминутное наслаждение. Каприз. Нет. Это не так. Или так? Прав ли он? Был ли Уилл лишь способом снять напряжение? Станет ли он когда-нибудь чем-то большим для меня? Я знала, что не станет. Я могла заняться этим с кем угодно. Могла делать все, что захочу. Уилл – не единственный человек, с которым можно сбежать от реальности. – Ты чувствуешь ее, верно? Ту потребность, которую испытывают дети вроде нас и которую Уилл никогда не ощутит? Нужду уничтожить все хорошее, потому что каждый сам за себя и если ты не можешь победить их, то присоединись к ним. – Дэймон погладил мои волосы. В груди болезненно ныло, словно что-то рвалось наружу, а я лишь хотела, чтобы эта боль унялась. Хоть на минуту. Мне нужен контроль. – Трепет между бедер, – выдохнул парень, – говорит тебе, чтобы ты просто позволила этому случиться, ведь на заднем сиденье моей машины ты будешь главной. Я вздрогнула. Слезы навернулись на глаза. Когда он прижался своим телом к моему, я поймала воздух ртом; мои глаза закрылись. – И когда ты решишь, что со мной все кончено, – его дыхание овеяло мои губы, – сможешь первой выйти из игры. Можешь сделать это со мной. Не играй с его сердцем. Используй меня.